Шарлотта Маркхэм и Дом-Сумеречье - Майкл Боккачино

Интересно, чувствует ли Лили то же самое?

За окном приусадебный парк тонул в лунном свете: ни дать ни взять — Дом-Сумеречье. Размышляя об этом загадочном месте, я поставила чашку на блюдце с такой силой, что она отскочила от стола и разлетелась на дюжину осколков. Шепотом выругавшись на саму себя, я опустилась на колени и принялась собирать керамические кусочки, настолько во власти отчаяния и уныния, что даже не заметила, как надо мною склонился Генри.

— С вами все в порядке?

Я встала, судорожно стиснув в кулаке острые осколки.

— Да. Надеюсь, это не я вас разбудила? — Я вновь покосилась на то место в стене, где исчез чумазый мальчишка, а затем встретила взгляд ласковых сапфировых глаз Генри. И сей же миг все тревоги, сомнения, страхи, что нарастали в моей груди, улетучились, словно эфир.

— Что вы, я не спал. Я велел заварить чаю, да только никто не пришел его со мной разделить.

— Какой вы предусмотрительный.

— Я рассчитывал на ваше общество.

— Простите, я не знала.

— А откуда бы вам знать? Мне следовало сказать об этом напрямую.

Он осторожно забрал осколки чашки у меня из рук — и пальцы его задержались в моих чуть дольше, чем следовало. И даже когда он наконец отстранился — я чувствовала, как все мое существо каждой клеточкой отзывается на его прикосновение. Я тихо охнула, отшатнулась, но мистер Дэрроу, не выпуская моей руки, притянул меня ближе, припал губами к моим губам. Если от одного его касания во мне родилась песня, то теперь загремел целый хор чувств, а темнота вокруг нас заискрилась незримым светом. Мы отпрянули друг от друга — и я склонила голову ему на плечо, пытаясь отдышаться.

— Генри…

При звуке собственного имени он словно оцепенел, выпустил меня и сбивчиво забормотал:

— Мне страшно стыдно… сам не знаю, что на меня нашло… я оскорбил вас…

— Ничуть не бывало. — Я попыталась завладеть его рукой, но он резко отдернулся.

— Я злоупотребил вашим доверием. Вы у меня на службе. Дети… — Он попятился назад, качая головой. — Простите, я совершил страшную ошибку.

Мистер Дэрроу стремительно развернулся и выбежал из комнаты, оставив меня одну с осколками разбитой чашки в раковине, — и осколки эти были совсем не так остры и не причиняли столько боли, как те, что засели у меня в сердце.

Глава 13

СНОВА В ГОСТЯХ У СМЕРТИ

Той ночью я так и не сомкнула глаз — я напряженно вслушивалась, не звякнет ли где-нибудь цепь, не послышится ли царапанье грязных ногтей по стене. Когда я сошла к завтраку, мистера Дэрроу нигде не было; не появился он и к обеду, однако его незримое присутствие очень меня тяготило. Одна только мысль о нашей следующей встрече внушала мне такой ужас, что когда мальчики попросили взять их на вечернюю прогулку, не успели они еще куртки надеть, а я уже ждала их снаружи. Мы ушли под предлогом посетить кладбище — и без приключений добрались до завесы тумана, что клубилась на прежнем месте, сразу за переплетениями корней в лесу.

Я понятия не имела, что скажу Лили. Как мне теперь посмотреть ей в глаза?

Почему ты стыдишься взять то, что принадлежит тебе по праву?

Я безуспешно пыталась заглушить этот голос в своем сознании, а он между тем после разговора с мистером Уотли неуклонно набирал силу. Бездушный, себялюбивый — и вместе с тем такой уверенный и властный, этот лейтмотив грозил одержать верх над благовоспитанной особой, каковой я всегда себя гордо считала (возможно, что и зря). Я никак не могла решить, должно ли противиться внутреннему голосу — или нет.

Дункан ждал нас в саду — он вымахал еще выше, чем прежде, и почти сравнялся со мной годами. Его кожа полностью утратила желтоватую бледность; теперь он во всем походил на человека, если не считать проказливой улыбки, что застыла на его лице точно маска.

В комнате мальчиков обнаружились два новехоньких, с иголочки, парадных костюма.

— Похоже, от нас ждут, чтобы мы переоделись к ужину, — заметила я. Я попыталась помочь Джеймсу с обновкой, но малыш позавидовал серебряным запонкам брата, а Пол не то чтобы доброжелательно отнесся к попытке младшего брата задушить его, подкравшись сзади. Я кое-как растащила своих подопечных — причем каждый из братьев вышел из потасовки с трофеем, будь то клок волос или одежды — и пригрозила обоим индийской пыткой, да такой страшной, что я не бралась описать ее словами, опасаясь ранить их нежную детскую психику.

Оставив мальчиков одних, я вернулась к себе в комнату. Перед гардеробом на тряпичном манекене красовалось темно-зеленое платье. Я стянула его с безликой фигуры и приложила к себе. Изысканное, элегантное; такую роскошь я никогда не смогла бы себе позволить, и, уж конечно, в лавке миссис Уиллоби ничего подобного не купишь. Я вспомнила о Сюзанне и о своем обещании ее мужу. «Предоставьте это мне». Ну и много ли я преуспела? Я все еще плохо понимала игру, в которую ввязалась. И не хотела даже задумываться о том, что станется с моей подругой, если я проиграю.

Я начала раздеваться. Я как раз дошла до нижнего белья, когда в комнату вошла Лили, одетая в тонкое серебристое платье, расшитое искрящимися драгоценными каменьями, и закрыла за собою дверь. Я вздрогнула, попыталась прикрыть наготу, прижав наряд к груди, и негодующе прикрикнула на нее:

— Лили!

Она не отвела глаз и не извинилась за вторжение. Просто молча подошла ко мне и взялась за платье. Не произнося ни слова, помогла мне одеться, расправила ткань в нужных местах, зашнуровала на спине. Когда она закончила, мы повернулись друг к другу: наши лица сблизились на расстояние каких-нибудь нескольких дюймов. Интересно, а видит ли она во мне, что произошло прошлой ночью с участием ее мужа и какие чувства я к нему испытываю.

— Мне хотелось извиниться за то, как все вышло, — промолвила она. — Вы были правы, что усомнились во мне.

Лили потуже затянула на мне корсет платья, и ответ мой прозвучал не громче шепота:

— Я всего лишь пытаюсь сделать так, как лучше для детей.

Лили отвела у меня от лица прядь волос.

— Давайте, я сделаю вам прическу, — предложила она. Усадила меня перед зеркалом, распустила туго закрученный узел у меня на затылке, так что светлые волосы рассыпались по плечам, и начала их осторожно расчесывать.

Наши лица составляли разительный контраст: нездешний облик Лили с ее пронзительно-зелеными глазами и черными как вороново крыло прядями, что в свете газовых ламп поблескивали синевой, и мои резковатые черты, смягченные нежным румянцем, что сейчас казались даже выразительнее по контрасту с ее бледностью. Я вглядывалась в собственное отражение, ища сходства с матерью и обретая в нем новую силу. Интересно, а что видит Лили, когда смотрит на себя в зеркало?