Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - Анатолий Черняев

Колесников (шахтер). Мы долго ждали перемен в стране. И вот теперь эти перемены происходят. Я не согласен с Ельциным. Рабочий класс и дальше будет поддерживать Политбюро. В апреле (1985 года) он поддержал Генерального секретаря. Мы вам верим. Мы вас любим. И так будет всегда.

Чебриков. Что происходит? Я тоже хочу понять. Трудно дается понимание. Идем к празднику. Вся страна на подъеме. Много всяких забот. И в такой ответственный момент вот такое заявление. Случайно, не случайно — каждый ищет свое место в это сложное время.

Это выступление человека, не согласного с линией партии, с партийной, политической точки зрения — незрелое. Он думает о себе, а не о партии. Это же останется в истории нашей партии.

Не подумал он и о москвичах. Не полюбил ты Москву, Борис Николаевич. Иначе ты бы никогда не позволил себе так поступить.

Не каждому дано выдержать перестройку. И вот мы имеем дело с фактом, когда человек не выдержал ее, той ноши, которая на нас легла. Его выступление на московской городской конференции,… с каким энтузиазмом он поддерживал новые идеи, и критика была деловая. И московский актив его поддержал. Но за этим пошел спад, и сам он не выдержал.

Ты же сам говорил на ЦК в свое время, что проблемы оказались не такими простыми. А сейчас видно, что во многих проблемах страны он не разобрался и не выдержал экзамена перестройки.

А что касается его оценки работы Политбюро — это просто клевета. Поставил под сомнение коллегиальность. Но не дал аргументов. О каких группках он говорит? О каком ограждении от критики кого бы то ни было? Когда, с чьей стороны? Наконец, о будто бы разносах на Секретариате… Скорее, разносы происходят на бюро МГК, как по плану. Люди говорят, что они идут туда, как на плаху. Надо самому сначала научиться работать, а потом предъявлять требования к руководству ЦК.

Во всех странах мира аналитики изучают нас, следят за каждым нашим шагом. Империализм в страхе ищет способы, как нам помешать, как сорвать перестройку. И в это трудное, переломное время, когда все мы должны быть едины, мы встречаемся с такой демагогией и клеветой.

Яковлев. Не смело и не принципиально. Ошибочно политически и несостоятельно нравственно. Борис Николаевич исходит из неверной оценки обстановки в стране. И безнравственно, что личные амбиции поставил выше интересов партии. Не в то время и не с тем выступил.

Право каждого говорить о том, что он думает. Но важнее — ради чего? В работе Секретариата есть недостатки. Не мне судить как члену Секретариата. Там идут споры. Что же тут ненормального? Заботимся мы о деле и споры наши говорят о нашем единстве. Никто не ангел. Но и Ельцин не из этого сословия. Никто не присягал, что все истинно в Политбюро и Секретариате. И тут и там ищем. И секретарь МГК тоже должен искать, а не валить на других. Речь не об этом.

Ельцин перепутал большое дело в стране с мелкими обидами и амбициями. Для политика это недопустимо. Один из руководителей впал в элементарную панику. Он стал глашатаем мелкобуржуазной свободы.

По существу мы имеем прямое несогласие с курсом партии: и с ее тактикой, и с существом перестройки. Это самое главное. И далеко заведет. Сыграло тут роль упоение революционной фразой. Ельцин выпятил собственную личность. Но главное — он не понял, что происходит вокруг. Ему кажется свое поведение революционным, а на самом деле это как раз и есть консерватизм. Прозвучало здесь капитулянтство. Личные капризы поставлены выше общественного дела.

Марчук. В Москве сосредоточено 50 процентов всей науки страны. Раньше говорили — ведомства виноваты, наука виновата, и лишь с апреля 1985 года руководство грамотно поставило вопрос о причинах наших бед и отставаний.

Шеварднадзе. На каком этапе все это происходит? Накануне 70-летия, когда надо оценить весь пройденный нами путь. Я не был убежден сначала, что Генсеку удастся подготовить глубокий анализ пройденного пути. Зная материал о прошлом, я думал — неужели все было плохо? Этот вопрос теперь снимается в докладе Михаила Сергеевича.

Следит за нами весь мир. Единство и сплоченность всего общества, которое как бы заново рождается, — это выстрадано нами. В докладе дается анализ и оценка по всем этапам в развитии нашего общества. И получается очень важный документ. А Ельцин очень многое поставил под сомнение. Не надо драматизировать, но не надо и упрощать. Ибо мы действительно находимся на сложном этапе, мы не все знаем. ЦК еще не все сказал о наших трудностях, в том числе финансовых. Завтра мы еще будем вынуждены говорить больше. Ибо наследство тяжелейшее. Консерватизм в его выступлении — да, но и примитивизм. И главное — безответственность перед товарищами по Политбюро.

Ни один вопрос у нас сейчас единолично не решается. И это ведь огромное продвижение от того, что было. Весь мир сейчас следит за перестройкой, ищут оппозицию в Политбюро, придумывают разные расстановки сил среди нас. Везде обо всем этом нас расспрашивают. В этих условиях выступление Ельцина — предательство перед партией.

Все думают, соответствуешь ли ты должности. Я сам не берусь отвечать на этот вопрос для себя, в отношении своего положения. А тут ты проявляешь амбиции, мелочность, обидчивость. Ответственность сейчас — это наша жизнь. Не удастся вам столкнуть московскую организацию с Центральным Комитетом. Вы хотите навязать нам другой стиль, а у нас ленинский коллективизм. Не пройдет это у вас, не отступим. Стоит проблема выживания социализма. Вот о чем надо думать.

Что касается прямых обвинений Политбюро. Мы свободно критикуем друг друга, не соглашаемся. Это и есть сложный процесс становления нашего коллективного органа в новых условиях. И какие основания есть обвинять нас? Конечно, у каждого есть свои особенности, есть лицо, свои подходы. Стиль — это человек. Но это и богатство наше.

Лигачев — кристальный человек, преданный делу перестройки. А вы нам тут говорите о славословии. И счастье, что коллектив возглавляет Михаил Сергеевич. Никаких славословий нет. На XXVII съезде я позволил себе фразу относительно Генерального секретаря. Михаил Сергеевич меня оборвал: мол, ты этой фразой все смазал. Мы должны оберегать эту атмосферу. То, что ты сказал, — это клевета на Политбюро, совершенно безответственная перед народом и перед своей парторганизацией.

Мураховский. Ельцин выступил как человек, не верящий в перестройку. Это дезертирство. Он уходит от трудностей, подрывает единство Политбюро, ЦК. Лигачев, которого он обвиняет, всегда уважительно относится к людям, хотя и жестко требует.

Громыко. Клятва коммуниста — это не допустить нарушения единства.