Патрик Кензи - Деннис Лихэйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Из носа? — уточнил Бубба.
Она кивнула:
— Всего раз ему врезала.
— Судом не угрожал?
Она фыркнула:
— Пусть попробует. Я сходила к своей врачихе и попросила сфотографировать синяк.
— Она сфотографировала твою задницу? — спросил Бубба.
— Представь себе, сфотографировала.
— Блин, могла бы и меня попросить.
— Или меня.
— Спасибо большое. Учту на будущее.
— Нам нужно, чтобы ты позвонила дедушке Винсенту, — внезапно сказал Бубба.
Энджи чуть не выронила из рук банку колы:
— У тебя, часом, крыша не поехала?
— Нет, — сказал я. — К сожалению, мы абсолютно серьезны.
— Зачем он вам?
Мы рассказали ей все.
— Не понимаю, почему вы оба до сих пор живы, — сказала она, когда мы закончили.
— Тайна сия велика есть, — сказал я.
— Стиви Замбука, — проговорила она. — Психопат хренов. Он все еще причесывается под Фрэнки Авалона?
Бубба кивнул.
Энджи отпила глоток колы.
— И ботинки носит на платформе.
— Чего? — спросил Бубба.
— Того. У него свой сапожник в Линне. Делает ему обувь на заказ. Он же коротышка.
Дед Энджи, Винсент Патрисо, некогда заправлял, а некоторые утверждают, что и по сей день заправляет, мафией к северу от Делавэра. Он предпочитал действовать в тени, а потому его имя не мелькало на газетных страницах. Официальная пресса никогда не называла его «доном». Он владел пекарней и несколькими одежными лавками в Стейтон-айленде. Пару лет назад он их продал и теперь проводил время или в Энфилде, штат Нью-Джерси, или во Флориде, где у него имелось по дому. Благодаря ему Энджи отлично знала, что собой представляют бостонские мафиози, — пожалуй, она могла бы рассказать о них больше, чем их собственные капо.
Энджи уселась на стойку, развернулась в сторону и положила подбородок на колено.
— Деду позвонить, значит? — чуть помолчав, сказала она.
— Мы бы не стали об этом просить, — сказал Бубба, — только Патрику очень страшно. Реально.
— Ну да, щас, — сказал я. — Вали все на меня.
— Пока мы ехали, он всю дорогу рыдал, — сказал Бубба. — В голос ревел. «Не хочу умирать! Не хочу умирать!» Срамотища.
Энджи повернула голову, не отрывая щеки от коленей, улыбнулась ему и на секунду закрыла глаза.
Бубба посмотрел на меня. Я пожал плечами. Он пожал плечами.
Энджи откинула голову назад, опустила ногу и издала раздраженный стон. Запустила пальцы в волосы и снова раздраженно простонала.
— За все годы, что я была замужем и Фил меня лупил, я ни разу не звонила деду. В какое бы дерьмо, — она посмотрела на меня, — мы с тобой ни ухитрялись вляпаться, я никогда не звонила деду. Даже когда случилось это, — она задрала майку, обнажив шрам, оставленный пулей, — я ему не звонила.
— Ясен пень, — отозвался Бубба. — Но на этот раз дело серьезное.
Она швырнула в него пустой банкой, целясь в лоб.
Перевела взгляд на меня:
— Стиви был настроен серьезно?
— Серьезней некуда, — сказал я. — Он убьет нас обоих. — Я ткнул большим пальцем в Буббу. — Сначала его.
Бубба хрюкнул.
Энджи долго смотрела то на него, то на меня, и лицо ее постепенно смягчалось.
— Ну ладно. Работы у меня больше нет. Значит, из этой квартиры мне придется выметаться. С личной жизнью у меня тоже проблемы. И домашних животных я не люблю. Выходит дело, кроме вас, двух идиотов, у меня никого нет.
— Прекрати, — сказал Бубба, — а то я сейчас тут разрыдаюсь на фиг.
Энджи спрыгнула со стойки:
— Ну хорошо. Кто из вас отвезет меня к надежному телефону?
Она решила позвонить из лобби отеля «Парк Плаза». Я не стал стоять у нее над душой и вместо этого мерил шагами мраморный пол, разглядывая старинные лифты с обшитыми медью дверями и медными пепельницами возле них. Я думал о том, как было бы здорово, если бы мы до сих пор носили шляпы, пили скотч за обедом, зажигали спички о ноготь большого пальца и, обращаясь друг к другу, говорили: «Слышь, приятель!»
Куда же ты пропал, Берт Ланкастер, и почему, уходя, забрал с собой все самое лучшее?
Она положила трубку и направилась ко мне. В этой обстановке сияющих полировкой светильников, красных восточных ковров и мрамора, среди посетителей, одетых в шелк, лен и малазийский хлопок, Энджи в своей застиранной белой майке, серых шортах и найковских шлепанцах, без макияжа, пропахшая мастикой для паркета, выглядела чужеродным телом. Но стоило ей улыбнуться мне своей хитроватой улыбкой, и я мгновенно понял, что никогда на свете не видел женщины, способной сравниться с ней красотой.
— Похоже, жить будешь, — бросила она. — Он велел переждать выходные и не лезть Стиви на глаза.
— И во что тебе это обошлось?
Она пожала плечами и двинулась к выходу.
— Когда он в следующий раз приедет в Бостон, приготовлю ему пиккату с цыпленком. И постараюсь сделать так, чтобы Лука Брази отправился кормить рыб на дно океана.
— Вот так подумаешь, что завязал… — сказал я.
— …Тут они тебя назад и утянут.
24
В понедельник мы взялись за работу всерьез. Энджи планировала потратить день на то, чтобы связаться со своим приятелем из Питсбурга, работавшим в налоговой службе, и попытаться через него выяснить всю подноготную о том, в каком состоянии пребывали финансы Уэсли Доу до того, как он исчез; Бубба пообещал сделать то же самое, обратившись за информацией к знакомому из Массачусетского финансового управления, хотя и не был уверен, что тот ему поможет, — вроде бы у него на работе были какие-то трудности.
Я отправился в офис, засел за компьютер и принялся шерстить в Сети телефонные книги и прочие базы данных. Раз за разом я вводил слова «Уэсли Доу» в строку поиска и получал в ответ: «ничего не найдено», «ничего не найдено», «ничего не найдено»…
Приятель Энджи весь вечер тянул резину. Бубба вообще не имел привычки докладывать, как у него движется расследование. Наконец, поняв, что больше не высижу в четырех стенах ни минуты, я отправился в центр, в городской архив, — поискать хоть что-нибудь о Наоми Доу.
Ни свидетельство о рождении, ни свидетельство о смерти не вызывали никаких подозрений, но перед уходом из здания мэрии я на
