Я хочу стать Вампиром… - Янина Первозванная

одновременно уйти и остаться. И выбрать становилось все сложнее. Но чтобы потом ему было проще выбирать, она встала и вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

Ночь начинала рассеиваться под первыми лучами рассвета. Ей никогда не нравилось это время. Легенды, которые Эфрат помнила так отчетливо, как будто впервые услышала лишь вчера, рассказывали, что когда-то этот мир был иным. Когда-то, еще до появления людей, в нем жили две очень похожие и абсолютно разные расы. Одна жила при свете дня, во дворцах, парящих в кронах деревьев, и с каждым солнечным днем их королевство становилось все шире, а сами они все сильнее. Природа и звери слушались их, с одного их слова реки принимали другое направление, а деревья превращались в города. Вторая же раса черпала свою силу в лунном свете, их холодная бледная кожа сверкала в ее свете как мрамор. Они обращали свои глаза к ночному светилу и движению звезд, чтобы узнать судьбу своего мира и иных миров, материя не была для них ни препятствием, ни необходимостью, она изменялась под одним лишь их взглядом. Две расы жили в мире и гармонии, подобно всему, что было в мире, пока однажды мир не решил измениться. А точнее, не решила, ведь планета Земля определенно женского рода. Некоторые даже утверждают, что она по гороскопу Весы, но это уже другая история.

Свет напоминал Эфрат, что люди существуют. А еще — о том, что они почти неотъемлемая часть ее жизни. По крайней мере, если она хочет оставаться активной участницей этой самой жизни. И Эфрат хотела. Или думала, что хотела. Делать было совершенно нечего. Ничего не хотелось. Только сбросить туфли и платье, умыться и отдохнуть. Несколько десятков лет.

Следующая ночь наступила слишком быстро. Не было ни малейшего желания возвращаться в мир, который все еще удерживает тебя непрожитым опытом и нераскрытыми тайнами. И все бы ничего, но всякий раз эти тайны либо приходится с кем-то делить, либо нельзя разделить ни с кем. И то, и другое всегда неудобно. Если что-то и утомило ее больше выбора между этими двумя крайностями, так это метание между двумя мирами. Сначала это виделось забавным, увлекательным и даже нравилось Эфрат. Что неудивительно, ведь других занятий практически не было. Затем она научилась получать удовольствие от пребывания то в одном, то в другом мире, стремясь взять лучшее от обоих. Но сейчас ей казалось, что их возможности исчерпали себя.

Она продолжала лежать, не открывая глаз. Невозможно убежать от наблюдения хотя бы одного из миров, но можно смотреть сквозь каждый из них. И там точно что-то было, возможно, обещание прекращения бега, метаний, разочарований или же начала чего-то большего, чем все то, что уже когда-то случалось.

Оставаясь без движения, Эфрат ждала, когда откроются двери и она сможет в них войти, навсегда оставив необходимость притворяться человеком, носить личину и отражаться в зеркалах. Когда-то она услышала, что для того, чтоб прекратить стоять по середине, нужно отпустить оба края, за которые держишься. Тогда ты увидишь все то, что и без тебя удерживало и будет удерживать их вместе. А ты сможешь идти дальше.

Рано или поздно, но глаза придется открыть. Нужно найти тех, кто сможет ответить на ее вопросы. И она знала, где их искать. Шири тоже знала. Оставалось убедиться, что Рахмиэля больше нет в доме, и можно собираться.

— Я все еще здесь. — И это то, что меньше всего хочешь услышать, когда хочешь знать обратное. — И нет, я никуда не уйду.

Его голос звучал так же, как и всегда, и даже еще спокойнее. Или это просто сказывалась нехватка сил.

— Послушай, — Эфрат села на кровати, без особой радости уставившись в пространство перед собой, — если ты останешься, я не ручаюсь за то, что тебе в этом году придется сдавать экзамены. А если уйдешь — продолжишь жить как ни в чем ни бывало. Запомнишь все произошедшее как приключение, а еще — я всегда могу помочь тебе все забыть.

— Ты и это умеешь? — Рахмиэль продолжал стоять в дверном проеме, скрестив руки на груди.

— Да, и это тоже. — Эфрат опустила ноги на пол, касаясь босыми стопами пола.

— Подожди. — Он в два шага оказался у кровати, как будто хотел успеть до того, как она встанет, и, опустившись перед ней на колени, помог надеть домашние туфли.

Эфрат так и осталась сидеть на кровати, глядя на него. Не понимая, что именно изменилось, она просто отмечала, что перемены произошли и ей предстояло разобраться, что делать теперь. Это было очень странное чувство, как если бы она существовала и не существовала одновременно. Как если бы линия времени, по которой она бежала до сих пор, внезапно оборвалась и под ее ногами распростерлась вечность.

— Тогда собирайся. И я надеюсь, ты любишь итальянскую кухню. — Эфрат провела рукой по его волосам. — Хочешь в душ?

Она не ощущала прикосновения воды к своей коже, не чувствовала ни температуры, ни движения. Только тепло его тела служило ей ориентиром в пространстве, предназначенном для людей и равнодушном к таким, как она.

— Ты вообще что-нибудь чувствуешь, когда я к тебе прикасаюсь? Когда кто-то к тебе прикасается? — после короткой паузы добавил Рахмиэль.

— Да, чувствую. Тепло, жизнь, бегущую по твоему телу. И для меня это всегда больше, чем только прикосновение, и больше, чем только твое тело.

— В смысле? — Он прижал ее ближе к себе, стараясь согревать своим телом.

— В смысле для меня все начинается задолго до прикосновения, с ощущений, с того, что я знаю о тебе, даже прежде чем на тебя посмотреть.

— Сложно, — ответил Рахмиэль, прижимаясь к ней губами. — Куда именно в Италию мы едем?

— Пока что это секрет, — уклончиво ответила Эфрат. — Шири и Гедалья составят нам компанию.

— Ну конечно, куда же без них, — он тихо рассмеялся. — Когда мы выезжаем?

— Завтра, если у тебя нет других планов.

— У меня больше нет никаких планов.

— А как же… что ты там изучаешь?

— Бизнес-администрирование. Но я могу сделать паузу ради тайн вселенной.

— О, вселенная нуждается в администрировании, так что паузы не получится, уж извини, — Эфрат рассмеялась и положила голову ему на грудь. И если бы кто-то посмотрел в ее глаза, он бы не увидел, где этот взгляд начинается и куда он уходит.

Всю ночь они провели в комнате, собравшей в своем пространстве лучшие воспоминания об ушедшем веке аналогового искусства, той самой комнате, где когда-то ночевали Шири и Гедалья.

— Ты всегда