Московский бродвей - Фридрих Незнанский

– Ну, Александр Борисович, тогда я не знаю, что и подумать, – развел я руками. Действительно, как объяснить действия заказчика, а тем более киллера… То есть, по догадкам Турецкого, не киллера, а… Черт побери, как же его назвать… Нет, я положительно зашел в тупик.

– Одно ясно, – продолжал Турецкий, – на подмогу обычному, нанятому киллеру никакая группа бы не выехала. Ведь переговоры с ними ведутся через третьи-четвертые лица. Чтобы потом никто не смог нащупать эту цепочку. Практически никто. Ну а тут – напрямую с заказчиком… Не знаю… Либо у Дейнекина с этим типом какие-то особые отношения, либо он сам звено в какой-то цепи.

– То есть? – не понял я.

– Ну сам подумай, Юра. Зачем Дейнекину, начальнику ГУВД Москвы, заниматься разными дрязгами в музыкальном бизнесе? Не думаю, что он с этим как-то связан. А вот те люди, которым Дейнекин чем-то обязан, что-то должен… Понимаешь?

– Вообще-то да. Анжелика рассказывала о каком-то Георгии Ильиче, который и предложил ей некую махинацию с контрафактными дисками… Этот Георгий Ильч хвастался, что «крыша» у него находится на Петровке, 38. Сопоставляя некоторые факты, я делаю вывод, что это и есть Дейнекин…

– Точно! – воскликнул Турецкий. – Нет, Юра, тебе определенно нужно возвращаться в прокуратуру. Светлая голова, а пылится неизвестно где.

– Кроме того, Анжелика рассказывала об упорных слухах, бродящих в музыкальной среде, что московская милиция покровительствует музыкальным пиратам.

– Знаешь, Юра, – улыбнулся Турецкий, – если ты спросишь мое личное мнение, то я отвечу: почти не сомневаюсь, что это именно так. Посмотри, сколько в городе ларьков, где продают пиратские диски! Думаешь, трудно их закрыть? Ничего подобного. Это дело одной недели, максимум двух. А раз эти ларьки не закрывают, более того, их становится все больше, значит, у их владельцев есть покровители. И достаточно высокие. А высокие покровители бывают там, где большие деньги. А там, где большие деньги, обязательно бандиты, кровь, убийства…

– Но это значит, что мы не сможем выйти на настоящего заказчика никогда?

– Конечно, – беспечно пожал плечами Турецкий. – Вспомни, сколько громких убийств было раскрыто?

– Пожалуй, некоторые раскрываются, правда немногие.

– Вот-вот. Немногие. Потому что даже если киллеру удалось выжить, его не убрали, а доблестные сыщики исхитрились его поймать, то все равно эти дела трудно доказываются на следствии и в суде. И боятся они не исполнителей, а заказчиков. Наемный убийца будет молчать, ибо знает: тот, кто общался с ним, а вероятнее с его представителем, просто пешка, человек, скорее всего, случайный. И рассказав о нем следователю, он не облегчит свою участь…

– Почему же? Ведь чистосердечное признание…

– Да, иногда оно и облегчает наказание. Но если это признание привело к раскрытию преступления. А тут никакого раскрытия все равно не последует. Ну допросят этого человека, ну скажет он следователю, что в тот день, когда произошли переговоры, он мирно спал в постели с любовницей. Где-нибудь на Кипре. И ничего. А киллер пострадает. Его могут найти и отомстить.

Турецкий вздохнул и закурил. Мы уже подъезжали к нужному повороту.

– Самое главное, Юра, – продолжал Турецкий, – что следователь тоже это все прекрасно понимает. И если когда-то и удается все-таки раскрыть хорошо организованное заказное убийство, то это значит, что следователю очень повезло. А преступнику, наоборот, не очень. Так что, Юра, хорошо, если этот киллер твой начнет сразу колоться. А если не начнет? Ему, знаешь, жизнь дороже, чем те несколько тысяч долларов, которые он получил за свой неудачный выстрел.

– Ясно, – вздохнул я, – если мы не разыщем заказчика, значит, мою подзащитную действительно обвинят в организации покушений на Симеонова и Давида Консона.

– Ну, – протянул Турецкий, – это еще неизвестно. Если будут достаточные основания, то да…

– А если нет… – задумчиво протянул я.

– Если нет, то у нас образуется висяк.

– Кому же висяк нужен? Я знаю, что вы с ними боретесь.

– Да нет, лично я не борюсь, – весело ответил Турецкий, – по мне, пусть лучше будет висяк, чем невиновный человек в тюрьме.

– В том-то и дело, – задумчиво сказал я, – хотя я и сам-то до сих пор не знаю, виновна она или нет…

Через полчаса мы уже оказались в деревне, где я так насыщенно провел прошлую ночь. При дневном свете деревня выглядела совсем по-другому. Немного покрутившись по улочкам, мы подъехали к тому самому забору, в проем которого я так замечательно въехал ночью.

– Сюда, – показал я.

Наш маленький кортеж с трудом въехал в небольшой двор.

– Вот в этом сарае я его и оставил.

Турецкий покачал головой:

– Ох, сомневаюсь, что они его не нашли. Тут всего-то две с половиной улицы. И заброшенных дворов не так уж много. А если это действительно менты, то им по профессии положено быть ищейками. Ну ладно, пошли посмотрим, что там, в этой развалюхе.

Мы открыли двери сарая, и я сразу увидел джип. Увидел и тут же вспомнил, что прикрывал его кусками жести. Теперь они были отброшены…

Вместе с Турецким и несколькими оперативниками мы подошли к машине.

– Вот он, – показал Турецкий.

Действительно, мой пленник находился в машине и все так же был привязан. Судя по всему, никто не пытался освободить его от пут.

Однако в его облике появилось и нечто новое. Прямо из груди торчала наборная желто-красно-зеленая ручка ножа…

– Да, – констатировал Турецкий, – очевидно, мы все же опоздали.

Он сделал знак оперативникам МУРа пока не трогать сидящего в машине, а сам взял его за руку.

– Нет, – произнес он, – знаешь, Гордеев, возможно, тебе все-таки повезло. Как и мне, впрочем. Рука теплая. Ощущается нитевидный пульс.

– Он жив? – изумился я. Поверить, что в человеке могут сохраниться жизненные силы, после того как ему под пятое ребро воткнули нож, было трудно.

– Как ни странно, но это так… – пробормотал Турецкий, а потом громко крикнул: – Быстро реанимацию сюда!

Оперативники бросились в машину, а Турецкий вынул из кармана перочинный нож и начал перерезать путы, которыми я так старательно связал его ночью.

– Кстати, кажется, я этот нож уже видел. В руках одного из бандитов.

– Это установит криминалистическая экспертиза. Если, конечно, на ручке остались пальцевые отпечатки.

– Должны остаться…

– Ну, Гордеев, если он выживет, с тебя коньяк! – заявил Турецкий, освобождая рот моего пленника от кляпа.

– Заметано, Александр Борисович! – согласно кивнул я.

– Нет, – добавил Турецкий, осматривая грязную тряпку, которой я давеча заткнул рот киллеру, – пожалуй, две. С таким кляпом и здоровый человек, без ножа в сердце, с трудом бы выжил… Если серьезно, то парню может повезти. Обрати внимание, крови почти нет. Значит, нож вошел аккуратно и сам собой заткнул рану.

– Такое возможно? – с сомнением покачал головой я.

– Да, если нож определенной формы – обоюдоострый, без боковых ложбинок, по которым сразу начинает вытекать кровь. Смотри – нож самодельный, ручка во всяком случае. Возможно, он изначально был сделан именно так, чтобы легко, как в масло, входить в плоть.

– Не хотите же вы сказать, что те, кто делал нож, специально предусмотрели возможность выживания жертвы после смертельной раны? – иронично заметил я.

– Нет, конечно, – покачал головой Турецкий, – такие ножи рассчитаны на молниеносный тычок. Уколол, вынул, убежал. У жертвы из груди пару секунд бьет небольшой фонтанчик, а потом она умирает.

– Но погодите, – почесал я затылок, – почему же тут не произошло этого?

Турецкий задумался, а потом сказал:

– Знаешь, это не самая большая загадка. Почему ты не задаешь других вопросов? Например, почему человек, напрямую связывающийся с Дейнекиным, которому тот высылает на подмогу группу своих подручных, получает нож в сердце? Причем, скорее всего, от этих самых подручных.

– Ну это еще неизвестно, – заметил я.

– Всякое может быть. Но маловероятно, чтобы доярка тетя Маня с соседнего молокозавода, случайно обнаружив джип со связанным человеком, моментально достала из кармана финак и всадила ему в сердце. А потом скрылась.

– Ну, может, не сразу. Может, она обыскала его карманы?

Турецкий причмокнул и одобрительно кивнул:

– Точно, Гордеев. Отличная мысль. До того как его увезут в реанимацию, нужно обыскать карманы. А что у него с ногой?

На полу машины, под ногами раненого, расплылось большое пятно запекшейся крови.

– Случайно попал ему в ногу.

– Плохо, – сказал Турецкий, качая головой, – потеря крови в таком состоянии… Нужно было наложить жгут.

– Не до того было, Александр Борисович, – развел я руками.

– Понимаю…

Он обшарил одежду киллера и достал из карманов пачку сигарет, зажигалку, несколько револьверных патронов, какие-то лежалые бумажки.

– Да, – разочарованно отметил Турецкий, глядя на свою «добычу», – негусто. Впрочем, трудно представить, что киллеры ходят на задание с паспортом, удостоверением личности и военным билетом. Придется удовольствоваться тем, что есть.