Сказки и легенды - Музеус Иоганн

Со времени неудавшегося праздничного обеда, когда исчезло любимое лакомство короля Гарсиа, он все время пребывал в таком дурном расположении духа, что ему никак нельзя было угодить. Половина его министров и придворных впала в немилость, другая половина, опасаясь той же участи, изощрялась в стараниях как можно скорее излечить своего монарха от сплина. Лейб-медик предлагал для этой цели рвотное, камердинер — любовницу, Primas regni[143] — покаянный день, командующий армией — крестовый поход против сарацин, старший егермейстер — охоту, гофмаршал — паштет из красных куропаток во вкусе мажордома. Что касается последнего, то надо сказать, что, утратив салфеточку, он скрылся из глаз, подобно кушанью его приготовления, наделавшему столько шума. Из всех этих средств, предложенных для развлечения короля, предпочтение было отдано охоте, ибо устройство ее было сопряжено с наименьшими трудностями. Но и она не дала ожидаемых результатов. Король не мог забыть исчезновение шедевра кухонного искусства и ясно давал понять, что, по его мнению, тут дело нечисто. Да, в кругу своих приближенных он даже высказал подозрение, что супруга его колдунья.

У королевы при дворе было много сильных врагов. Как только ее противники заметили перемену в отношении короля к их повелительнице, дух клеветы не преминул воспользоваться случаем, чтобы погубить ее, и это удалось тем легче, что чудесная салфеточка, которая в Асторге могла бы ублажить короля искупительной жертвой, здесь, в охотничьем замке, не влияла на него своими талантами.

После того как дело основательно обсудили в узком кругу приближенных короля — скороходов, придворных карликов и шутов, камердинера, придворного лекаря и вообще всех, к чьему мнению король еще прислушивался, — падение гордой королевы было предрешено. Король созвал тайное заседание государственного совета и приказал ему утвердить приговор узкого круга советников, как имеющий законную силу, и без задержки привести его в исполнение.

Теперь придворная комиссия неутомимо занималась перетряхиванием вещей несчастной королевы, пытаясь найти доказательство колдовства — какой-нибудь талисман, магические письмена, быть может, контракт, заключенный с нечистым, или копию с него. Все ожерелья и прочие драгоценности, а равно и одеяние феи были добросовестно занесены в опись. Однако, несмотря на приложенные усилия, близорукие чиновники ничего не могли найти, что бы указывало на колдовство. Собственно corpus delicti — объект ограбления оруженосцев Роланда — выглядели столь невинными и невзрачными, что эти сокровища магии даже не удостоились чести попасть в инвентарь. Бесценная салфеточка благодаря частому употреблению ее прежним владельцем потеряла свою свежесть и служила ничего не подозревавшему писцу тряпкой, которой он вытирал чернила, разлившиеся по столу из опрокинутой чернильницы. Чудесный перчаточный палец, делающий человека невидимым, и плодовитый медный пфенниг были выброшены, как бесполезный хлам, в мусорную кучу.

Что сталось с королевой Урракой в мрачном монастырском подземелье на глубине сорока сажен, была ли она осуждена на пожизненное заточение или когда-либо вновь увидела дневной свет, а равным образом о том, какая судьба постигла три магических талисмана — были они разрушены плесенью, гниением и ржавчиной или вырваны чьей-нибудь счастливой рукой из пыли и мусора, куда в конце концов попадают все земные сокровища, преданные забвению, — об этом старинная легенда хранит глубокое молчание.

Было бы, конечно, справедливо, если бы хлебосольная салфеточка или плодовитый пфенниг попали в руки добродетельного, но бедного труженика, обремененного голодающей семьей, работающего в поте лица своего и не имеющего ничего, кроме слез, чтобы дать своим маленьким птенцам, когда они требуют хлеба; или если бы чахнущий от любви юноша, которого тиран отец и деспотическая мать разлучили с любимой девушкой, заточив ее в монастырь, получил бы талисман, делающий человека невидимым, чтобы освободить свою возлюбленную из затворничества и соединиться с ней навеки. Однако такое отклонение от обычного хода событий в подлунном мире было бы слишком необычным и вряд ли могло произойти на самом деле. Самые желанные богатства земли находятся в неправедных руках, и своенравное счастье отказывает в них тем, кто мог бы сделать из них умеренное и разумное употребление.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

После утраты всех бесценных даров щедрой матушки колдуньи ограбленные владельцы тихонько скрылись из Асторги. Амарин, который без своей волшебной салфеточки не мог уже выполнять обязанности главного повара, удалился первый. Андиол, сын любви, тотчас же последовал за ним. Легкость, с какой он привык добывать деньги, внушила ему отвращение к труду, свойственное богатым бездельникам. Ему было лень даже переворачивать свой пфенниг, чтобы запасать деньги соразмерно своим расходам, и он жил большей частью в кредит, занимаясь пополнением своей кассы только в случае плохой погоды или когда не предстояло никаких развлечений. Теперь он был не в состоянии удовлетворить своих кредиторов. Незамедлительно он сменил одежду и бежал из города. Саррон, очнувшись от наркотического сна, тотчас же понял, что роль короля фей играть ему больше не придется. Угрюмый вернулся он к себе на квартиру, переоделся в прежнюю одежду и первой попавшейся улицей бежал из Асторги.

Случаю было угодно, чтобы оруженосцы Роланда опять встретились на военной дороге, ведущей в Кастилию. Вместо того чтобы оскорблять друг друга бесполезными упреками, что все равно не улучшило бы их положения, они с философским спокойствием примирились со своей судьбой. Тождественность их участи и неожиданная встреча вскоре оживили старую дружбу, а мудрый Саррон заметил, что дружба выпадает на долю золотой середины и редко мирится со счастьем и большим талантом.

Они единодушно решили продолжать путь вместе и, следуя своему прежнему призванию, сражаться под кастильскими знаменами, чтобы отомстить сарацинам за смерть Роланда. Вскоре им удалось выполнить свое намерение: они попали в жаркий бой и напоили свои мечи кровью врагов. Овеянные лаврами побед, они все пали смертью героев.

Верная любовь, или Сказка à la Malbrouk[144]

ежду Лейне и Везером некогда находилось графство Халлермюнд, в те времена одно из знаменитейших в Саксонии. Оно красовалось между четырьмя другими графствами, как жемчужина в золотой оправе или как сердечко прелестного цветка среди пестрых лепестков. На востоке оно граничило с графством Поппенбург, на западе — с Шаумбургом, на юге — с Шпигельбергом и на севере — с Каленбергом. Недалеко от Эльдагсена, у проезжей дороги, налево от Штейгергрунда до сих пор еще видны развалины стен и сводов — остатки прежнего великолепия и могущества родового замка графов Халлермюнд.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В те времена, когда герцог Генрих Лев[145] с верным спутником львом в одну ночь совершил свое знаменитое путешествие на спине услужливого черта из Палестины в Брауншвейг, куда он благополучно прибыл в добром здравии, а, может быть, вскоре после того — жил в Халлермюнде граф Генрих Храбрый со своей супругой Юттой фон Ольденбург, бывшей по признанию современников образцом красоты и добродетели, обладавшей всеми совершенствами и талантами, кои сочинитель «Силуэтов»[146] в своей толстой книге столь мудро распределил между всеми знаменитыми красавицами и благородными дамами, ныне проживающими в Нижней Саксонии.

Обладая таким сокровищем, граф Генрих по праву считал себя счастливейшим супругом во всем подлунном мире. Он любил добродетельную Ютту и был ей так же неизменно верен, как наш праотец Адам праматери Еве в безгрешном раю, где не было другой, ей подобной. Благородная графиня отвечала супругу такой же нежной любовью, чистой и прозрачной, будто гладко отшлифованное зеркальное стекло, которого еще не коснулась с обратной стороны ртутная масса, отчего оно начинает отражать иные образы и предметы.