Операция «Клипер» (В июле сорок пятого) - Евгений Белогорский

— Стыдитесь, полковник! Взятие такой крепости как Севастополь вы называете везением?! Я трижды штурмовал его, и моя победа вполне заслужена, — Манштейн гордо вскинул голову и на его мундире победно звякнул «Крымский щит».

— Вам повезло в том, что ваш десант высадился на южной стороне бухты, и в городе возникла паника. Провались он, вам бы пришлось собирать войска на четвертый штурм и неизвестно как долго бы смог продержаться Севастополь, — возразил Петров.

— Так значит Севастополь мое второе поражение, в вашем понимании? — усмехнулся Манштейн, стремясь подчеркнуть разницу между фельдмаршалом и полковником.

— К сожалению, я никогда не был в Севастополе. О том, что там было, мне рассказал мой боевой товарищ, капитан Гаврилов. Он находился в крепости до конца и смог избегнуть плена, уплыв по морю на автомобильной камере. Второй раз мы встречались с вами позднее, в августе сорок второго года под Синявином. Куда вы прибыли после захвата Севастополя в звании фельдмаршала.

От услышанных слов, кровь прилила к лицу Манштейна. Было видно, что эта тема ему была не особенно приятна.

— Вы не оригинальны, в своем стремлении сделать из мухи слона. Под Синявином мои войска блестяще отразили вашу попытку прорвать блокаду Петербурга. Мы удержали свои позиции и нанесли вашим войскам большие потери. Вы, на каком фронте наступали?

— На Волховском, — честно признался Петров.

— Ну, тогда, о каком поражении может идти речь. Имейте совесть, полковник, — пристыдил Манштейн комдива, но тот и бровью не повел.

— Ваша победная реляция о боях под Синявином, случайно не проходила цензуру в министерстве доктора Геббельса? Уж очень похожий стиль превращения черного в белое, — парировал тот.

— Вы забываетесь, господин полковник!

— Помилуйте, господин фельдмаршал. Как можно иначе, чем победой, назвать срыв стратегической операции, разработанной таким военным гением как вы?

— Что!?

— Операция «Северное сияние», если я не ошибаюсь. Так она именовалась в ваших документах, захваченных нами летом сорок третьего года вместе со штабом подполковника Фрайбаха.

— Вы не ошибаетесь. Но здесь вы явно передергиваете карты. Осенью сорок второго мы просто разменяли равноценные фигуры и только. Мне не удалось взять Петербург, вам прорвать его блокаду. Каждый остался при своих интересах, — упорствовал Манштейн.

— И вновь не могу с вами согласиться. Пытаясь прорвать блокаду, мы в первую очередь хотели спасти людей от голодной смерти, на которую их обрекли вы и ваш фюрер. Главная задача вашего «сияния» заключалась в захвате Ленинграда и высвобождении большей части войск группы армий «Север». Именно их вам так и не хватило в качестве резерва в сражении за Сталинград и Кавказ, после которых стратегическая инициатива полностью перешла к нам. Так что о равнозначном размене не может идти и речи.

Не найдя достойных аргументов против слов Петрова, Манштейн только вздохнул от негодования и зло поджал губы. Его очень нервировал разговор с Петровым, и он решил переменить тему.

— Наш экскурс в историю несколько затянулся, господин полковник. Пора вернуться к нынешним делам. О чем вы хотели узнать, вызвав меня на допрос?

— Как источник стратегической информации, вы не представляете особой ценности, господин фельдмаршал. Мы разгромили ваши войска в Шлезвиге. Благодаря успешным действиям моих солдат без боя занят Гамбург, переправы через Эльбу, а также состоялась третья наша с вами встреча. На этот раз очно, — впервые за весь разговор, полковник позволил себе улыбнуться.

— Вряд ли вы будите представлять интерес и другому вашему знакомому, маршалу Рокоссовскому. А вот в Москве вас ждут с большим нетерпением. Как военного преступника, по приказу которого в Крыму и на юге-востоке Украины была применена тактика выжженной земли, и погибли тысячи мирных людей. Русские, украинцы, евреи.

— Я солдат, я исполнял приказ верховного командования, — пафосно произнес фельдмаршал.

— Москва с нетерпением ждет ваших объяснений, господин фельдмаршал. Исчерпывающих и обстоятельных. Очень ждет, — Петров встал и, глядя в посуровевшее лицо Манштейна, добавил: — Прощайте, господин фельдмаршал. Думаю, в четвертый раз мы с вами вряд ли встретимся.

Манштейн бросил на собеседника полный неприязни взгляд и, не прощаясь, повернувшись через левое плечо, направился к выходу. В этот момент, в нем совершенно ничего не было от великого гения военной мысли, каким он так хотел казаться. Сейчас он больше напоминал пойманного за руку карателя, которому ох как не хотелось отвечать за свои грязные дела.

Пленный фельдмаршал ещё не успел сесть в машину, как на столе у полковника затрещал телефон. Звонил командарм Гришин.

— Да отправил, отправил я уже Манштейна, товарищ генерал. Привел немного в чувство, как вы приказали, и отправил на аэродром, — начал доклад комдив, но командарм перебил его.

— Отправил и ладно. Тут вот какое дело, Петров. Поступил приказ Ставки создать плацдарм на западном берегу Эльбы. Твои соображения?

Заканчивалась первая неделя военного конфликта между бывшими союзниками антигитлеровской коалиции. О нем скупо писали в газетах по обе стороны демаркационной линии, но вся Европа, затаив дыхание, следила за событиями в Шлезвиге. Миллионы людей истово молились за то, чтобы это «вооруженное разногласие» закончилось как можно скорее, не успев перерасти в новую мировую войну.

Так думали простые люди, но были и те, кто жадно потирал руки в предвкушении новых прибылей и барышей. Они были глухи к голосу разума и вместо осознания своей неправоты, только поднимали ставки на бирже, торгующей смертью.

Глава VIII.

Встречи с новыми знакомыми.

Заканчивался пятый день конфликта в Шлезвиге, а славное полотнище Юнион Джека украсила траурная лента поражения. Подобно черной креповой змее обвила она славное знамя империи, под которым совершали свои ратные подвиги герцог Мальборо и Веллингтон. Под ним, от края и до края земного шара, раздвигали границы своей страны солдаты и полководцы королевы Виктории. Вместе с ним британские войска принудили сложить оружие германских милитаристов, заставили испить горькую чашу поражения Вильгельма и Гитлера. Все было прекрасно и вдруг, штандарт империи и её доминионов охватили терновые венцы. Никогда, с черного мая сорокового года, доблестные Бобби не испытывали такого позора, как в первых числах июля сорок пятого.

Любое поражение само по себе неприятно, но для англичан оно было неприятно вдвойне. Из всех европейских армий они воевали больше всех, получив солидный шестилетний опыт войны. Они уже привыкли не трепетать при виде танков противника, научились терпеть лишения и отвечать ударом на удар. Ряды королевской армии были многочисленны, хорошо обучены и хорошо вооружены. Их пушки, танки и самолеты, мало чем уступали вооружению остальных стран союзной коалиции. Сердца солдат были полны духом победы и гордости, однако при всем при этом, они терпели досадные поражение.

Находившиеся на севере Германии, войска короны были готовы к сражению с любым агрессором, в любое время дня и ночи. Никто не сомневался в силе британского воителя, но коварный удар вчерашнего союзника, застиг его врасплох. Как объясняли потом солдатам и младшим офицерам старшие командиры, генеральный штаб давно подозревал о нечистоплотности Сталина и даже предпринял необходимые меры к его обузданию, но, к огромному сожалению, опоздал. Буквально всего на пару дней.

Всего чуть-чуть не хватило армии его королевского величества, чтобы встретить врага при всей силе своего оружия, как это делали славные британские солдаты во времена королевы Виктории. Встреть они русских с открытым забралом, по всем правилам боевого искусства, они без сомнения нанесли бы азиатским ордам такое поражение, что заставили бы их отступить к берегам Вислы, а то и далее.

Злосчастная заминка в несколько дней, не позволила англичанам и их доминионам начать новый крестовый поход на восток, во славу демократических ценностей Европы. Коварный удар не просто застал врасплох британские бригады и дивизии. По досадному стечению обстоятельств была нарушена связь между войсками, утрачено их управление.

Выдвигаясь на позиции, согласно полученным ранее приказам командования, англичане очень часто попадали под губительный огонь русской артиллерии. Двигаясь по тому или иному маршруту, они оказывались атакованными танками и авиацией противника. Штабы не могли эффективно управлять своими соединениями и, вместо единого и мощного кулака, образовывался кисель, беспомощно колыхавшийся при первом нажатии извне.

Одним словом, в июле сорок пятого года солдаты английского короля испытывали то же самое, что ощущали русские солдаты пять лет назад. Сильный душевный дискомфорт и серьезную озабоченность за свою судьбу.