Последний князь удела - Димыч

Очередной челобитчик оказался игуменом Введенского монастыря, тоже чем-то изобиженным от городских властей. После уже традиционных жалоб и просьб о переписи города в мой удел, он вдруг посоветовал действовать в этом вопросе через старцев Троице-Сергиевой обители, которая владела огромными вотчинами и в Угличском уезде и в Бежецкой пятине. Особо рекомендовал священник жалится о том монаху Варсонофию, довереннейшему духовнику царя Фёдора Иоановича.

— Знаю я того святого старца, дай Бог свидимся, обмолвлюсь о том с ним — произнёс я озадаченно.

Кто бы мог подумать, что виденный мной в Троице благообразный крепкий старик, есть один из тех немногих людей, которые имели прямое влияние на моего крайне религиозного царственного брата.

Выехав по утру из Гродецка я пытался узнать мнение Ждана просить о пожаловании в удел сего града через настоятеля и приближённую к нему братию Троице-Сергиева монастыря.

Менять свои рекомендации Тучков не хотел, отговорившись пословицей:

— Не буди лихо, пока оно тихо-

Еще за несколько часов до подъезда к Устюжне-Железнопольской сталоясно чтовъехали мы в металлургический край. Во все стороны от дороги, идущей по реке Мологе, курили дымы из ям в которых пережигали древесный уголь. Ближе к городу виднелись и работавшие плавильные домницы, только не вооружённым взглядом их виделось не менее двадцати, и это не смотря на совершенно не сезонный, зимний период. По въезду в Устюжну энтузиазм мой угас, двое из трёх домов стояли покосившимися и заброшенными, запустение было страшным. Встретивший нас городской приказчик Устюжны Иван Федотов, на вопрос, куда же подевались жители, пояснил:

— Да уж лет двадцать как мор был на посаде, после того народу померло изрядно, а подати подняли. Вот и бежит чорный люд прочь —

Похоже, и в этом городе присутствуют перегибы в налоговой политике.

На центральной площади перед дьяческой избой собралась небольшая кучка народа, которая яростно перебранивалась со стоящим на крыльце чиновником, тот уже криком сорвал себе голос и лишь сипел и грозил кулаком.

— Чего эт тут за брань, так гляди, и драка начнётся — полушутя — полувсерьёз произнёс Бакшеев

— Эх — махнул рукой устюженский голова Иван — Дьяк пушечного приказа царёв урок привёз новый, с ковалями рядится-

— Здаётся ряд энтот не рукобитьем, а душегубством кончится — продолжал сомневаться в нормальном течении коммерческого спора Афанасий.

— Требует великий государь к лету изготовить полтыщи пуд ядер железных — пытался объяснить ситуацию Федотов — Кузнецы работу брать отказываются, за то батогами на правеже дьяк им грозит-

— Так се измена прямая, а ты, гляжу, ей потакаешь — голос воинственного рязанца зазвенел сталью — Первым делом зачинщиков сыскать. Потом от них допытаться, кто подбил их на эдакое дело, чтоб московский пушечный наряд припасов лишить-

— Не верно яз сказывал — поправился городовой приказчик — Брать не отказываются, а бают плата вельми мала, не сделать за такую дешевизну-

— Пущай в приказ челом бьют — вступил в разговор Тучков — боярин приказной дело рассмотрит, если ваша правда — оплату повысят-

— Били уже — признал устюженец Иван — Ответ был — на Москве и Серпухове по назначенной цене делают и довольны, а вы вдвое от честной цены просите-

— Ежели иные за указанную плату припас куют, то и здешним кузнецам мочно сие — не понимал капризов устюженских мастеров Бакшеев — Удвоить оплату против прочих ковалей, на войне наживаясь — это ж воровство злое. Значит, на Устюге пироги ситные жрать будут, а московская рать о каменные стены свейских крепостей лбом долбиться, по нехватке припаса?-

— На Москве и Серпухове мастера-то все казённые. Им и жалованье, и корма, и кузнечный снаряд от казны даром. Уголь и тот черносошные по оброку свозят. На Устюжне народ сплошь посадский. Железо да уголёк иль сам готовь, иль за монету купляй. Опять же подати платить надоть — пытался растолковать несоизмеримость условий для выполнения работ Федотов- Платы, от царя назначенной, только что за цену железа, да угля хватит. Старанье всё даром пойдёт, да и молотобоям жалованье прямой убыток. Опять же великий государь за припасы по весу платит, а два ядра в гривенку весом от одного двухгивенного в треть ценой отличаются, оттого и спор кому чего делать —

Эт почему ж так? — не понял такой коллизии Бакшеев.

— На мелком припасе и угля на вес по более уходит, и самого железа в распыл, да и труда в тяжёлом меньше — растолковал суть вопроса устюженский голова.

Мне оставалось только чесать в затылке. Обеспечивать своевременное выполнение государственного оборонного заказа в условиях позднего феодализма оказывалось явно потруднее, чем в офисе за директорским столом составлять график встречных поставок.

Следующим утром я пробовал расспрашивать вернувшегося с посада Акинфова:

— Все дела сделал — крицы купил, знакомых нашёл?-

На что увидел серию жестов, от изображения поцелуев и скрещения кистей рук в замок, до раздвигания большого и указательного пальцев и качания головой.

Значит, все живы — здоровы. Крицы купил, по рукам ударили, но цена выше, чем обычно? — вроде отгадка пантомимы мне удалась.

— Свой полосовой уклад-то давал приятелям тутошним позрить?-

Угличский кузнец покачал головой и отрицательно помычал, потом скорчил физиономию, мол, тут народ недоверчивый.

Собственно в светлом будущем нашей стали пока, похоже, сомневался сам Акинфов. Производили мы её уже в двух печах, в одной по укоренной программе, в другой с длительным науглероживанием. Причём для производства уклада попроще нашлись и более дешёвые материалы для тигля. Жжёную кость и тёртый уголь вместо графита подобрал находчивый сын кузнеца Петруха. В общем, Углич уже предлагал на рынок сталь и дешевле и лучше, чем традиционная. Только вот потребителей были единицы. В самой столице удела обычный уклад покупали кузнецы, делавшие косы, ножи и прочие орудия труда и быта. Их потребности были всего несколько пудов в год, мы же выдавали десять в день. Высокоуглеродистая сталь вообще казалась никому не нужной, по причине отсутствия в городе оружейников. Правда, нашёлся мастер-замочник, оценивший пружинные свойства нашего металла после закалки, но у него уходили даже не пуды — фунты. Так что сейчас практически весь произведённый за четыре месяца уклад ехал на ближайшие крупные рынки, немного взял с собой в Устюжну и Акинфов. Собственно, в случае провала идеи со свободной продажей стали, оставалось лишь упрашивать Годунова на государственные закупки.

Собственно за проведенную в Устюжне-Железнопольской ночь мне стало совершенно ясно, как помочь местным мастерам исполнить царёв урок и не остаться внакладе. Дело было за малым — убедить в этом самих устюженцев.

— Фёдор, собери знакомых тебе ковалей, да пусть те и прочих приведут, но токмо чтоб все были мастера добрые, да царёвым запросом отягчённые — дал я задание Акинфову — Уж как не знаю, но докажи тем кого позовёшь, что не для шутовства и баловства сбор этот-

При подготовке к вечерней беседе, меня терзали постоянные сомнения, говорить ли с посадскими кузнецами самому или научить правильным словам Ждана. В ставшем уже родным Угличе, меня давно никто не держал за ребёнка. Я одевался как взрослый, мои походка, жесты, выражение лица совершенно не являлись детскими. Про поведение и речь можно было даже не говорить.

Поэтому горожане столицы удела довольно легко свыклись с мыслью, что их князь стал сразу взрослым, только маленьким. Ребятишки, ещё полгода назад игравшие с Дмитрием в лапту и городки, даже не думали теперь звать меня на свои детские забавы. Девушки в посаде, когда ловили мой взгляд на себе, стыдливо прикрывали лицо платками, хотя в этом теле, пока ещё чистом от бурления гормонов, ко мне в голову ни разу не пришли хоть какие желания связанные с отношениями между мужским и женским полом. Дворовые слуги, ремесленники, дворяне и представители администрации города довольно быстро разобрались, что мои решения и поручения имеют в своей основе хоть худо-бедно, но обоснованные суждение взрослого, а не капризы и баловство ребёнка.

В Устюжне-Железнопольской всё было по-другому. Тут я был малолетним князем, которого не понятно с чего нечистый принёс на голову. Заставить посадских поступить необходимым образом у меня не хватало сил, а чтобы их уговорить требовался немалый авторитет, которого за мной не имелось. Конечно, можно было убедить логическими выкладками, но вот то, что меня будут слушать, представлялось крайне маловероятным. Болтовню вокняжённого малолетка, скорее всего, пропустили бы между ушей, даже не пытаясь вдуматься в услышанное.