Последний князь удела - Димыч

— Тоже мне, Мечников — буркнул я, услышав эту потрясающую новость.

— Нет, я сам себе, не знаю таковского — упёрся мальчишка.

К сожалению, знал я — Мечникова, Самойловича, Мочугковского и многих других накрепко вбили мне в голову в своё время, как пример самоотверженности в науке. На мой взгляд, испытания всего и вся на себе вещь героическая, но малопродуктивная, по крайней мере, со стороны врача, явно способного на большее.

Что ж, видимо, Баженко сам выбрал свой путь, и я решил всё, что успел выучить в области медицины, передать именно ему. Проведя вечером операцию оспопрививания на мне и ещё шести людях разного возраста, сын Ждана перешел рубеж, навсегда теперь отделяющий его от большинства современников.

Глава 30

Пребывая после проведения вакцинации на вынужденном карантине, я размышлял о проблемах переработки шерсти. Ради моих опытов остригли, а после забили до срока несколько овец. Понимая, что чем на возможно большее количество маленьких проблем я разобью одну большую, тем скорее добьюсь её решения, я дробил процесс подготовки шерсти к прядению на наиболее короткие производственные циклы. Помогал мне плотник Савва, также одним из первых привитый Баженкой, и потому на время поселенный этажом ниже моих палат.

Этап стрижки механизировать на данном этапе казалось невозможным, поэтому единственное, что представлялось возможным это ускорение и облегчение работ, дабы мог справится с ней и ребёнок. Этого надеялись достичь внедрением деревянного станка с ярмом для фиксации овцы, да внедрением облегчённых ножниц с изогнутыми рукоятями.

Савва, правда, выражал сомнения в возможности внедрения этих новшеств:

— Юртовщики — то простые пружинчатые ножни за богатство держат. Что в Поле, что у нас, на Руси, чорный люд токмо гребнями по весне линялый волос чешет —

Ну, крутились у меня мысли, массовым улучшенное орудие труда овцеводов сделаем попозже, нам бы богатых обеспечить и то дело.

С переборкой шерсти по цветам и сортам тоже было не ясно, что можно придумать модернового. По-моему чтобы выполнить эту задачу с помощью механизмов, для них одновременно требовался в комплекте искусственный интеллект. Приходила на ум лишь оптимизация рабочего процесса, дабы каждый сортировщик не копался в своём мешке с сырьём, а работал без лишних телодвижений на аналоге конвейера из холста и деревянных валов. Вот мойку, очистку и вычёсывание представлялось вполне возможным в значительной мере освободить от ручного труда. Любой, кто видел в своей жизни работающую стиральную машинку советских времен с резиновыми валиками для отжима, да пользовался круглой проволочной расчёской для волос, был уже потенциальным инженером простейших устройств для очистки и чесания.

Конечно, оставалась куча проблем, связанных с ограниченностью доступных материалов и средств их обработки, но это уже было заботой местных кадров. Получив принципиальную схему, угличские ремесленники вполне способны были выдать работающий прототип.

Устройство чесалки с вращающимися зубчатыми валами восхитила плотника Савву:

— Ловко как, яз же два дня очей не смыкал, удумывал, как гребни к палкам приспособить, да чтоб ходили ровно, а эвона как всё просто-

— Раз тебе это просто, быть тебе механиком за мной — развесился я энтузиазму плотника, одним долотом, топором да буравом воплотившего в жизнь большую часть замыслов своего сумасбродного князя.

— Что ж се за чин? Ослобони, княже яз к древодельству более обвычен, а тута видать за Камень ехать придётся — насторожился Савва, именуемый мною по отцу Ефимовым.

— Не тужи, это не меха добывать, эт самодельные штуки творить, чтобы они сами нужные дела работали — успокоил я мастера.

— Розмыслом, значит — перевёл на свой лад Савва — такое мне, мню, по силам-

До нашего отъезда этот древоделя успел сделать еще две пары колодок с клиновым расширением, которые были оставлены бездельничающим пряхам с заданием на них пробовать вылепить обувь из войлока. Что валенки именно лепятся, и ещё обрабатываются горячей и тёплой водой помнилось мне всё из того же памятного тура по Волге, вроде бы в каком-то городке наличествовал целый музей валяной обувки.

За двенадцать дней до Рождества из Углича выдвинулось сразу несколько отрядов. Мы с кузнецом Акинфовым, Жданом и Бакшеевым с тремя охранниками двинулись в сторону Кашина. Три небольших обоза под охраной шести дворян двинулись на Москву, Ярославль и Вологду. В эти города на санях отправлялись изготовленная Акинфовым сталь, да остатки мехов из кладовых Тучкова. Слишком уж острая нужда была в деньгах, поэтому приходилось обращать в монету остатки царских подарков. В приказчики с торговыми санными поездами Ждан отрядил самых доверенных людей. На Москву еще отправился подьячий Семён Головин, бить челом о печати своего учебника арифметики. Также назначенным торговцам от удела были вручены списки того что поискать в продаже, и если и нету, то хотя бы приценится. Требовались мне практически все образцы сырья и полуфабрикаты, что можно было найти в продаже, а именно — квасцы, металлы, кроме железа, прочие минералы очищенные и в рудах, и обязательно купоросы, хотя бы для того чтобы разобраться что это за штуки.

На подъезде к Кашину нами были встречены разъезды московского войска, собиравшие фураж и провиант, для идущих к Твери полков.

— Рать уж за Новгород должна была поспеть — удивился таким сведениям Бакшеев.

— Заместничали воеводы, челом друг на дружку в отечестве били, пока их царь да бояре судили, чуть не две седмицы и прошло — охотно пояснили причину задержки войсковые фуражиры.

— Кажный божий день дорог, а наши начальные люди прю междусобойную учиняют — расстроился Афанасий — Пущай вся страна огнём горит, они с места не двинутся, лишь бы родовому счёту урона не было-

— Да бояре и окольничьи и далее бы судили да рядили, да царёв слуга Борис Фёдорович Годунов умолил государя дать им невместные грамоты. Також пообещал он пред всем войском, что ежель кто над врагом лукавством победу учинит аль хитрым, або тайным делом, не в укор то будет, и награда будет велика, можа и богаче, чем за прямой бой — поделились последними новостями словоохотливые воины.

— Вот оно как, рачительно рассудил боярин — одобрил такой наказ пожилой рязанец.

Ещё через два дня мы уже въезжали по Большой Углицкой улице в Городецк, главный город Бежецкой пятины. Встречали нас на удивление приветливо. Несмотря на крепкий мороз на улицу вывалило немало народа. Чем я так полюбился абсолютно мне не знакомым бежичанам, было совершенно не понятно. Для нашего постоя освободили хоромы городского приказчика, их начисто отскоблили и даже, кажется, обкурили ладаном. Не успели мы расположиться, как волной пошли челобитчики с дарами, опять же чем конкретно им мог помочь князь Угличский, было не ясно. Из потока просьб я понял, что посадских до смерти достала городская администрация и покрывавший её дьяк из четверти Петелина. Каждый второй просил, чтобы я бил царю Фёдору Ивановичу о пожаловании мне их городка в удел, некоторые намекали, что есть у меня на него какие-то права.

— А, слухи-то, мол, великий государь Иоанн Васильевич сыну молодшему по духовной отписал многия города, Городецк этот, Ростов, Тверь, да и ещё разные сказывают, а бояре будто скрыли грамоту ту — досадливо махнув рукой, прокомментировал эти просьбы Ждан — вот и уговаривают тебя от брата правды доискиваться, мнят, что кормить одного князя полехше будет, чем дьяков четвертных-

— Что, было такое мне завещано? — вопрос меня крайне заинтересовал. Правда, называть завещателя, царя Ивана Васильевича, отцом мне было трудно, можно сказать язык не поворачивался.

— Можа лжа сие, а можа и нет — уклончиво ответил Тучков — Батюшка твой, царство ему Небесное, переменчив нравом-то был. Он этих грамоток и десяток написать мог. Старые сжечь, вестимо, должны, но можа где в приказах и валяется какая, там сам нечистый ногу сломит —

Вид у меня стал мечтательным, только от одной мысли о возможности такого кардинального расширения удела.

— Не просил бы ты, княжич, городов сих — заметив мой настрой, предостерёг верный дядька — Скорей лиха выпросишь. Лучше хлеб с водою, чем пирог с бедою —

Очередной челобитчик оказался игуменом Введенского монастыря, тоже чем-то изобиженным от городских властей. После уже традиционных жалоб и просьб о переписи города в мой удел, он вдруг посоветовал действовать в этом вопросе через старцев Троице-Сергиевой обители, которая владела огромными вотчинами и в Угличском уезде и в Бежецкой пятине. Особо рекомендовал священник жалится о том монаху Варсонофию, довереннейшему духовнику царя Фёдора Иоановича.