Сам без оружия - Алексей Фомичев

– Слушаю вас, господин начальник.

Капитан несколько секунд испытующе смотрел на девушку, взял из ее руки бокал, поставил на стол.

– Ты не увлеклась ролью?

Диана вскинула бровь, чуть изогнула губы. На ее языке это значило: «Что-то не так?»

– Бедный Сережа скоро совсем потеряет голову. Кто же фильм снимать будет?

Диана улыбнулась, положила пальцы на его запястье.

– А ты ревнуешь, Вася? Неужели и впрямь ревнуешь?

Щепкин продолжал смотреть на девушку, не спеша отвечать.

– Что, ничуть? – верно истолковала молчание Диана. – Совсем? Как жаль.

Она убрала руку, взяла бокал со стола, сделала маленький глоток.

– Мне правда жаль. Господи, Василий, как же мне не хватает твоих чувств. Если бы знал…

Тон Дианы как-то не подходил к ее улыбке, и Щепкин ощутил, что девушка говорит совершенно серьезно. Он попробовал сгладить момент шуткой.

– Сейчас все чувства отданы делу. Как-то не хватает их на остальное.

– Если бы только сейчас. Если бы я знала…

– Что?

Диана хотела что-то сказать, но вдруг передумала, бросила на капитана чуть растерянный и какой-то отчаянный взгляд и глубокого вздохнула.

– Ничего. Все в порядке, мой дорогой капитан. Конечно, дело прежде всего. Юбер аллес, как говорят в далекой и враждебной Германии. Что ты хотел узнать?

Перемена в поведении Холодовой была хорошо заметна, но Щепкин не стал заострять на этом внимание, сменил тему.

– У нас все готово. Как только поезд дойдет до точки, начинаем.

– Я тоже готова. Задачу знаю – поднять панику, помешать пассажирам подойти к… месту. Отвлечь внимание, если кто-то полезет вперед.

– И посмотри, кто проявит особое любопытство, – добавил капитан. – Я все же не исключаю, что в поезде есть кто-то из агентов японцев.

Диана мягко улыбнулась.

– Значит, все скоро закончится… А я вдруг захотела посмотреть на Владивосток.

– Еще одна! – проворчал Щепкин. – Что вас туда тянет? То Георгий рвется на край света, теперь ты.

– Романтика, мой капитан, – пояснила Диана и огорченно добавила: – Тебе это не понять. Ты же прагматик. В порыв, в чувства не веришь. Не любил никогда, значит, не знаешь, что такое – мечта увидеть что-то далекое…

Щепкин помрачнел, отвел взгляд. Диана говорила так, словно знала о его сне. Или просто интуитивно почувствовала его внутреннюю боль. Хотя это все бред.

– Давай сперва разберемся с делом, – промолвил он. – А потом уж поговорим о чувствах, порывах и романтике.

Он помолчал, глядя на девушку. Она совершенно не похожа на Акину ни внешностью, ни характером. Но вот взгляд сейчас у нее такой же, как у Акины, когда та расставалась с ним. И в голосе такие же нотки.

– В ресторане задержи всех как можно дольше. Дверь мы блокировать не будем, пусть вылезают, если хотят.

– Это будет несложно, – кивнула Диана. – Все увлечены сценарием, обсуждают. Даже Джек горит желанием поучаствовать. Готов даже внести деньги…

– Сколько угодно. Да, кстати, – вспомнил капитан. – А что это гример с художником не с вами? Роман у них, что ли?

Диана пожала плечами.

– Я же говорила – увлеклись друг другом. Чем-то Скорин поразил Ольгу. Но они должны подойти. Зинштейн их ждет. Ты подозреваешь Скорина?

– Да нет… ничего такого. Для порядка интересуюсь. Кстати, мы в глазах артистов и остальных выглядим не менее подозрительно. Они-то давно поняли, что мы не специалисты в синема.

Холодова улыбнулась, протянула бокал Щепкину. Тот отрицательно качнул головой.

– Хорошее вино. Нет, Вася, для них вы – источник средств, денежные мешки, так сказать. И организаторы. Вас уважают, чтят, даже боятся… да-да, Виолетта мне призналась, что у нее мурашки от твоего взгляда. Хотя я думаю, она просто положила на тебя глаз. Но никаких подозрений. Поверь.

– Верю, – усмехнулся Щепкин. – Ладно, иди к своим талантам. Я скоро буду.

Диана потянулась к нему, поцеловала в висок, погладила по щеке. Щепкин не отстранился, но отвечать на поцелуй не стал. Тихонько похлопал ее по руке. Диана встала, приоткрыла дверь и нос к носу столкнулась со Скориным.

…Григорий Семенин, он же Скок, он же новоявленный Скорин, вор, боевик, невольный эмигрант, сирота, а теперь еще и художник, решал для себя сложную головоломку.

Дело это было непростое, запутанное, требовало серьезного подхода и длительного размышления. Или не требовало ничего, кроме взмаха руки и чисто русского «А, поди оно все к чертям!» Все зависело от точки зрения, а точнее, он настроя.

Настрой же был непостоянный. То куражный, то злой, то вообще никакой. Да и решать головоломку было особо некогда. В последние сутки Григорий редко оставался один, а думать в компании как-то не с руки.

А дело было в том, что Семенин-Скорин никак не мог понять, что делают в поезде легавые. Они точно не охотились за ним. Точно не выискивали воров среди пассажиров. И не устраивали проверки вагонов. Не фильм же ехали снимать на самом-то деле! Ну какие из них операторы, артисты и эти… костюмеры, гримеры, осветители и прочие! На директоров и продюсеров еще похожи. Хотя в синема понимают не больше него самого.

Григорий стал прикидывать, зачем они здесь, уже после отъезда из столицы. Но до поры никаких догадок не было. И только вчера кое-что прояснилось.

Он хорошо видел весь конфликт с купцом и японцами, благо стоял неподалеку. Острым наметанным взглядом отметил ловкий трюк Щепкина, когда тот взвесил портфель японца буквально за долю секунды, как напряженно наблюдал за ходом свары. И его порыв, когда вдруг дернулся, а потом передумал и отступил. И его знак Гоглидзе Григорий отметил.

Первой мыслью было, что эта троица решила попросту ограбить японцев. В портфеле могли быть деньги или драгоценности. Но потом Григорий передумал. Так нагло воровать на виду у всех они вряд ли бы стали. Да и с чего легавым нападать на дипломатов? Это же скандал!

Мысль о неких документах пришла позднее. Тоже не ахти какая догадка, но все же. И опять выходило, что Щепкин и его подельники хотят выкрасть их. Зачем? Тут уж никаких догадок, дела жандармов Григорию неведомы.

Открытие не принесло успокоения, однако позволило вздохнуть немного полегче. Он-то сам вне подозрения, значит, можно спокойно продолжать путь. Хотя… может, плюнуть на все и сойти на какой-нибудь станции? Правда, было еще обещание покойному отцу…

Честно говоря, убивать Щепкина или кого-то еще Григорий не особо и хотел. Нормальные люди, в меру веселые, компанейские. Без замашек недалеких и придирчивых городовых, без тупости и злобы полицмейстеров. Как и не легавые вроде.

Словом, думал Григорий, думал, но пока ничего не надумал. Да еще Ольга эта прицепилась, не отдерешь. Хороша деваха, все при ней, ласковая, мягкая, податливая. Правда, себе на уме, но тут все такие. Ар-ртисты! Поди ж ты, смотрит восхищенно, все гладит, целует. Влюбилась, что ли? Этого только не хватает!

И до постельных утех жадная. Словно из монастыря сбежала. Но тут уж пожалуйста, Григорий нисколько не против. Сам в охотку, хоть днем, хоть ночью.

Утром, когда все ушли к Зинштейну, Григорий с Ольгой потому и задержались, что девушка опять полезла с поцелуями. Ладно, опоздают чуток, чего там! Но вышло не чуток, а почти на час. И когда они, приведя себя в порядок и немного отдышавшись, пошли в соседний вагон, Григорий все подумывал, как бы выпытать у кого-то из легавых хоть что-то об их интересе. Но как?

Проходя мимо купе Щепкина, Григорий расслышал за дверью голоса. Он пропустил Ольгу вперед, шепнул ей «иди, догоню», а сам задержался у двери. Прислонил ухо, расслышал пару слов про синема и денежные мешки, понял, что там Диана, и хотел было пройти дальше.

Но тут дверь вдруг раскрылась и в него едва не влетела Диана. Григорий немного растерянно кивнул ей и получил в ответ такой взгляд, что онемел от изумления. Это был взгляд не актрисы, а опытного расчетливого человека, занятого отнюдь не синема. Это был взгляд, полный силы и подозрения. И выдержать его было очень непросто.

Григорий виновато улыбнулся, опустил глаза и отступил в сторону. Мол, простите, помешал. А сам отчетливо понял: Диана, как и Щепкин и его люди, – тоже легавая.

И вот это было неприятно.

К началу обеда вагон-ресторан был полон народу. Пассажиры первого класса, кое-кто из второго класса. Часть пассажиров заказывала обед в купе, и официанты сновали по вагонам, разнося подносы с тарелками.

Японцы пришли после двух часов, когда народу стало значительно меньше. Степенно расселись на привычном месте, чинно подождали, пока подадут обед, и стали так же не спеша и чинно есть.

Как всегда, их было трое – сам Идзуми, его секретарь и советник. Беседа, которую они вели за столом, шла неторопливо и вполголоса.

Большая толпа съемочной группы ввалилась в ресторан уже совсем поздно. Весело галдя, заняла три стола, потребовала шампанского прежде других блюд и стала что-то обсуждать.