Гордая любовь - Робин Хэтчер

Однако Анна понимала, что это не так. Нортроп гордится своей супругой. У нее хорошая родословная, прекрасное воспитание – все, что мужчина стремится найти в женщине. Она умеет поддержать светскую беседу и развлечь приглашенных важных особ.

Нет, если бы он хотел от нее отделаться, то давно сделал бы это. Нортроп неутомим в достижении поставленных перед собой целей. Он всегда был таким.

Анна подумала о телеграмме, полученной от детектива, нанятого Нортропом. Сыщик сообщал, что ему ничего не удалось обнаружить. Он не нашел Оливию и советовал Нортропу отказаться от поисков.

Однако Анна знала, что Нортроп не остановится. Он не относится к числу мужчин, которые могут смириться с поражением. Он будет продолжать искать Оливию, пока не найдет, до самой своей смерти. Цена его при этом не смущала. Он беспокоился только о том, чтобы одержать победу. Ему нужны победа и слепое подчинение жены и дочери.

– Молодец, Оливия! – сказала Анна, поднимаясь с земли. – Ты его победила. Продолжай прятаться. Не позволяй ему даже отыскать тебя.

«Лучше я никогда не увижу тебя вновь, чем соглашусь, чтобы он сделал тебе больно», – мысленно закончила она.

Потом Анна подняла с земли корзинку с инструментами и перчатками и медленно направилась к дому.

18

– Но это же глупо! – возразила Либби, наблюдая за тем, как Ремингтон забрасывает сумки на плечо. – С какой стати ты решил перебраться в летний домик?

– Потому что многое изменилось. Я уже не инвалид, нуждающийся в уходе.

– Ну и что же?

Ремингтон невесело усмехнулся.

– Для меня есть кое-какая разница. На расстоянии мне легче бороться с искушением.

Взгляды их встретились, и Либби заметила, что в темной синеве его глаз отражается целая буря эмоций.

– Я хочу, чтобы все было как полагается, Либби. За последние годы я совершил немало такого, чем, может, не имею права гордиться. Но это я хочу сделать как следует. Я не желаю давать миссис Джонас повод болтать о тебе.

Либби едва не задохнулась от возмущения. Она любила его еще больше за то, что он заботится о ее репутации, и все-таки намеревалась сказать: ей безразлично, что говорит миссис Джонас! Либби хотела бы увидеть Ремингтона в своей постели. Она жаждала его прикосновений, мечтала дать выход огненной страсти, переполнявшей все ее существо, когда Ремингтон оказывался рядом. Ей не терпелось познать все восхитительные тайны близости с любимым, которые, без сомнения, должны ей открыться.

– И все-таки это глупо, – проворчала девушка, мечтая прикоснуться к Ремингтону, поцеловать его, ступить на тропу познания.

Ремингтон выронил вещи, которые собирался унести, и, прежде чем Либби успела понять, что происходит, сжал ее в своих крепких объятиях. Он опустил голову так, что взгляды их встретились, а лбы почти соприкоснулись.

– Полегче, Либби. Я всего-навсего мужчина из плоти и крови.

Либби почувствовала странную сухость во рту, комната, казалось, закружилась.

Ремингтон тихо, беззлобно выругался.

– Не смотри на меня так.

– Как? – прошептала она.

Он поцеловал Либби, резко притянув ее к себе так, что девушка прижалась к нему всем телом. Она обвила его шею руками, запустив пальцы в сбившуюся на затылке шевелюру, и приоткрыла губы навстречу его рту, полная страсти и желания.

Ремингтон оторвался от нее так же быстро, как бросился целовать, и отстранил Либби от себя неясным, но решительным движением.

– Мисс Блю, сначала мы должны пожениться, – сказал он хрипло.

Внезапно Либби почувствовала головокружение от наполняющей ее решимости. Уголки ее губ поползли вверх в появившейся вдруг улыбке.

– Тогда давай поедем в Вейзер и поженимся. Сегодня!

Взгляд Ремингтона помрачнел, а голос стал более громким и решительным:

– Мы не можем этого сделать. Я уже сказал, что сначала поеду на Восток уладить кое-какие дела до того, как мы поженимся.

– Но…

– Либби, так должно быть.

Что-то в его голосе и взгляде удержало Либби от дальнейшего спора.

– Хорошо, – согласилась она. – Если это так важно для тебя.

– Да, важно.

Она хотела спросить почему. Хотела узнать, какие дела он должен уладить на Востоке. Но внезапно почувствовала приступ необъяснимого страха и осознала, что в душе зарождается сомнение. Она слишком многого не знала о нем, он о многом ей не рассказывал, а она почему-то боялась спросить. Что, если он не вернется в «Блю Спрингс»? Что, если дела на Востоке задержат его или, может, ему придется остаться там навсегда? Что, если он любит ее не настолько сильно, чтобы вернуться?

Глубоко вздохнув и улыбнувшись, чтобы скрыть свои страхи, она сказала:

– Возьму швабру и ведро. Никто там не останавливался уже месяца два; там, должно быть, ужасно грязно.

Мысленно Либби умоляла Бога внушить Ремингтону такую любовь к ней, чтобы он не смог не вернуться. Что бы ни заставляло его сейчас уехать, он не должен отсутствовать долго. Ей хотелось верить в это.

Несколько часов они мыли, чистили и вытирали пыль в маленьком доме. Либби сомневалась, чтобы эта постройка из одной комнатки когда-нибудь прежде сверкала такой чистотой, во всяком случае не тогда, когда здесь останавливались поденщики и пастухи.

Когда они завершили уборку и новая постель Ремингтона оказалась застелена чистыми простынями и одеялом, Уокер предложил всем троим отправиться на прогулку верхом, чтобы Либби и Сойер показали ему остальную территорию ранчо.

– Это пойдет мне на пользу, – предупредил Ремингтон возражения Либби по поводу раненой ноги. – Я и так слишком долго бездельничал.

Солнце стояло высоко на головами, когда они оседлали лошадей и все вместе отправились в поездку.

Склон горы оказался весьма крутым, и лошади с трудом поднимались вверх по тропе на плато. Ремингтон ощутил несильную боль в ноге, когда привстал Вт, стременах и пригнулся к шее Сандауна. Однако когда, преодолев тяжелый подъем, они достигли вершины, Уокер решил, что вид, раскинувшийся перед ним, стоил того, чтобы вытерпеть некоторые неудобства.

С плато, края которого резко обрывались вниз, открывалась чудесная панорама окрестностей. Внизу простирались ровные поя, поросшие зеленой травой, прорезанные изгибающейся змейкой реки. Горные склоны были покрыты густыми зарослями деревьев. Отсюда сверху хорошо просматривались крыши дома и дворовых построек «Блю Спрингс».

– Посмотрите на птичек на дереве! – закричал Сойер. – Их, наверное, штук сто!

Либби и Ремингтон следили за мальчуганом, побежавшим к просвету над высокой сосной. Лохматые лапы дерева раскачивали голубые сойки, порхающие с ветки на ветку.

Ремингтон посмотрел на Либби. Сейчас ее лицо выражало столько нежности и любви, было таким мягким, что напоминало лицо матери. У Анны Вандерхоф было точно такое же выражение, когда она рассказывала Ремингтону о своей сбежавшей дочери.