Сёрфер. Вкус холода (СИ) - Востро Анна

– Так ты пойдешь со мной прогуляться или нет? – наконец, повторяет свой вопрос он.

***

Мы, не торопясь, прогулочным шагом идём по улицам в сторону стадиона с Олимпийскими объектами. Попутно разговариваем, сначала так – ни о чём. В основном делимся впечатлениями о путешествиях: где были, что видели, что особенно впечатлило и запомнилось.

Тем временем небо постепенно затягивает, а меня не покидает двоякое чувство. С одной стороны, это досада и разочарование – ему от меня всё-таки был нужен только яркий и страстный секс. Ничего большего он мне не предложил, уводить от мужа не собирался. Соблазнить на секс с нескольких попыток не получилось, и он сдался. Сдался и всё-таки переключился на Машу.

Как банально и как жаль!

А с другой, навязчивое шестое чувство говорит мне – он хотел бы, но просто боится предложить что-то большее. Потому как привык к своей свободе и образу жизни. И, одновременно с этим двояким чувством, я чувствую облегчение. Напряжение ушло, и я могу спокойно разговаривать с ним, почти как со старым приятелем.

Спрашиваю, как давно он занимается фотографией, что его привело в эту профессию и почему именно фэшн, портреты и ню. Кир отвечает сжато, но максимально информативно. До этого он много лет работал в автомобильном бизнесе, продавал машины, довольно успешно. Лет пять назад возник интерес к портретной фотографии. Сначала в виде хобби, параллельно давнему увлечению сёрфингу и сноуборду. И если в сёрфинге и сноуборде – это удовлетворение адреналиновой тяги, выход за свои рамки, стиль жизни. То в фотографии – желание создать что-то новое, красивое, выразить творческий потенциал, проявить индивидуальность. Это желание постепенно переросло в потребность. Начал заниматься вплотную. Около трёх лет совмещал с автомобилями. Серьёзно зарабатывать фотографу можно двумя путями: свадьбы, либо рекламные съёмки, куда входят фэшн и портрет. Свадьбы – явно не его направление. Совсем не тянет. Фэшн и портрет – здесь он чувствует себя органично, понимает, что нужно заказчику, как добиться необходимого результата. Творческие съёмки портретов и ню – художественные жанры, больше для души. Но именно благодаря этим жанрам его заметили и начали приглашать то там, то здесь. А работа с линией белья Барычева вообще была подарком, где он смог в полной мере проявить свой стиль и фантазию.

Я слушаю его и вспоминаю, как сильно меня поразили готовые снимки новой коллекции белья Максима, когда я увидела их буквально несколько дней назад. Особенно снимки Артёма и Ани – стильная чувственность с налётом агрессии. В его фотографиях есть индивидуальность, красота. Снимки, которые хочется долго разглядывать.

Именно это восхищение озвучиваю Киру. Он радостно улыбается и говорит, что слышать такое мнение от меня ему особенно приятно. А я рассказываю о тех эмоциях, которые испытала, когда Барычев сказал мне, что наши морозные образы станут «лицом» рекламной компании – радость и удовлетворение от своей причастности к такому результату. Ведь я сама точно так же пришла в свою нынешнюю профессию в стремлении создавать красоту, выразить свою индивидуальность, проявить креатив. Именно творческие съёмки, а не коммерческие, в полной мере давали эту возможность. В работе над новой коллекцией Макса это совпало. Но такое бывает крайне редко. Для меня вообще случилось впервые.

Мои мысли возвращаются в Крым, я вспоминаю Алексея, друга, с которым Терновский путешествовал вместе тем летом три года назад, и который оставил мне очень светлое впечатление о себе.

– А, кстати, всё хотела спросить у тебя и забывала. Как дела у Лёши?

– У Лёши? – мы коротко переглядываемся, и я понимаю, что переспросил он вовсе не потому, что не понял, о каком именно Лёше идёт речь, – Да всё хорошо у него. Женился, дочке уже два года, ждут с женой второго. Вроде сына УЗИ показало, – это звучит как-то преувеличенно небрежно, – Ты помнишь Марину?

– Марину? Конечно!

– Ну – вот.

– Погоди – он на ней женился? – ответом мне служит утвердительный кивок и мимолётная улыбка.

– Да ты что? Ну, надо же! – восклицаю удивлённо, – И где они живут? В Киеве?

– Нет, в Питере. Много кто уехал из моих знакомых из Украины.

– Понимаю!

Останавливаюсь рядом с ним. Секунду раздумываю, стоит ли это делать, но всё-таки протягиваю руку и легонько, ласково сжимаю кисть его руки в поддерживающем жесте. Наши взгляды встречаются. Чувствую ответное осторожное пожатие и вижу вспыхнувший огонёк света в его глазах. Мне кажется, он хочет меня обнять, даже едва заметно качнулся в мою сторону, словно его что-то повело. Но огонёк гаснет, он сдержанно кивает, выпускает мою руку и продолжает идти дальше.

Некоторое время смотрю ему в след, не двигаясь с места. Накатывает печаль и в голове проносится странная мысль: «Мы должны быть вместе, потому что только так правильно». Усилием воли я отмахиваюсь от неё: «Бред! Это не может быть правильно! Ему не нужны серьёзные отношения, а у меня есть муж. Так что, забудь об этом. Просто забудь!»

Ускорив шаг, догоняю его.

– А почему они именно в Питере обосновались? У кого-то из них там родственники?

– У Марины, отец. Она вообще-то питерская, родилась там. А мать из Запорожья.

– Я тоже питерская, тоже там родилась.

– Я помню.

– Откуда? Я же тебе этого не рассказывала.

– Зато рассказывала тому долговязому в баре, в Коктебеле.

– И ты слышал наш разговор? Там такой гул стоял от голосов. Как ты мог что-то услышать, сидя в нескольких метрах?

– У меня острый слух, – усмехается Кир, – К тому же, я умею читать по губам.

– Ах да! Я и забыла – ты же по губам прочитал, что он сказал мне, когда у него башню сорвало. Хмм … Опасный ты человек, Терновский! Но для разведки подойдешь, – хихикаю, тщетно пытаясь подавить двоякое чувство, охватившее меня по поводу неожиданной новости о Лёше и Марине.

С одной стороны, я, конечно, очень рада за них –встретились на отдыхе в Крыму, влюбились, продолжили отношения после. И вот, три года спустя, у них семья, ребёнок, на подходе второй. С другой … А что с другой? Все люди разные. Для кого-то всё просто – любовь, семья, дети. А кому-то это совершенно не нужно.

В разговоре возникает пауза. Она затягивается и начинает тяготить, потому что мы продолжаем идти, не глядя друг на друга, и с каждой проходящей секундой молчания, между нами всё больше и больше несбывшегося.

– Я знаю, о чём ты думаешь, – наконец, произносит он.

– Да. Знаешь. Но это ничего не меняет. Ведь так? – отвечаю, бросая на него мимолётный печальный взгляд.

Кир резко останавливается, разворачивается ко мне.

– Если ты думаешь, что я совершенно не хочу иметь серьёзные отношения, семью и детей, то ошибаешься, Оля. Одному бывает паршиво, но я привык. Мне так многие годы было проще – никто никого не предавал, я не подпускал к себе слишком близко и убедил себя, что мне сойдет и так.

Терновский замолкает. Мне кажется, что хочет сказать что-то ещё, но не говорит.

Он зациклен на предательстве? Почему так боится кого-то слишком близко к себе подпустить? Ведь, по его словам, жена ему не изменяла, изменял он. Так откуда у него такая мощная психологическая защита? Прям стена непрошибаемая. Кто нанёс ему эту травму?

– Вот как? Хммм … Если хочешь поговорить обо всём этом –давай поговорим. Если нет, хотя бы скажи мне – ты хочешь свой образ жизни изменить или тебе и дальше «сойдёт и так»? – спрашиваю с нажимом в интонации, вопросительно заглядывая в его глаза.

Кир хмурится, сначала ничего не отвечает. Продолжаем идти дальше, и когда я уже думаю, что ответа не будет – слышу свои же отзеркаленные слова.

– Хочу. Но это ничего не меняет. Ведь так?

***

Тем временем мы выходим на площадь Олимпийского парка с гордо возвышающимся в центре факелом. Облака на небе превращаются в тучи, ветер стихает, становится душно. По всей видимости, очень скоро начнётся дождь. Кроме нас здесь прогуливается всего лишь несколько человек.