Она и Аллан - Генри Хаггард

Что поразило меня во всей этой сцене — так это быстрая смена персонажей. Все люди вокруг костров и вне их двигались как-то быстро и с такой живостью, какую можно было бы наблюдать утром у обычных людей, казалось, что они перепутали день с ночью, — характерная особенность амахаггеров, которую в свое время и заметил Ханс. Остается только добавить, что численность их намного превышала сборище их противников.

Спускаясь зигзагами по искореженной стене, мы наткнулись на форпосты их армии. Поначалу те наставили на нас оружие, но, когда увидели, с кем имеют дело, упали ниц, отбросив свои копья, похожие на масайские[29], а потом вообще воткнули их в землю.

Мы прошли между костров, и я отметил, как торжественны и одновременно мрачны, хотя и красивы были лица людей возле огня.

Действительно, они были похожи на обитателей другого мира, дружественного роду человеческому. Казалось, они никогда не смогут отделаться от древнего проклятия их народа, их лица оставались непроницаемыми, за исключением некоторых случаев, когда они бросали на нас любопытствующие взгляды. Только когда Айша проходила мимо, они падали ниц.

Мы продолжали идти дальше, пересекли ров, стали подниматься по склону и тут вдруг наткнулись на отряд воинов, собравшихся в каре, по-видимому, с тем, чтобы встретить нас. Они стояли в рядах по пять-шесть человек, и наконечники их копий мерцали в лунном свете, как длинные полоски стали. Когда мы вошли с открытой стороны в каре, эти копья поднялись разом. Так повторялось трижды, и каждый раз сопровождалось громким арабским криком «Хийя!» («Она»), что, я полагаю, было приветствием Айше.

Она прошла к центру каре, не обращая никакого внимания на церемонии, там группа мужчин опять упала ниц перед нами в обычном порядке. Жестом приказав им подняться, она обратилась к ним с речью:

— Вот уже два часа длится наш поход против Резу и солнцепоклонников, ибо, если мы не сделаем этого, как подсказывает мне мой опыт, они пойдут против нас. Та-которая-повелевает бессмертна, это известно вам от поколения к поколению, и это незыблемо, но вы, мои верные подданные, вполне смертны, и Резу, который также испил из Кубка жизни, приготовил другую Королеву, которая будет править его народом и теми из вас, кто останется в живых. Хотя, — добавила она с презрительным смехом, — любая белая женщина может занять мое место.

Она замолчала, а один из вождей сказал:

— Мы слышим, о Хийя, и мы понимаем. Что ты посоветуешь нам делать, о Лулала, сошедшая на землю? Армия у Резу большая, и с самого начала он ненавидел тебя и нас. Его волшебство — как и твое, его жизнь так же длинна, как и твоя. Как же мы, которых всего несколько тысяч человек, можем выстоять против Резу, сына Солнца? Разве не было бы лучше, чтобы мы приняли условия Резу, которые являются достаточно легкими, и признали его в качестве нашего короля?

Услышав такие слова, Айша не выдала своего волнения, не проявила ни страха, ни ярости. Вместо желания драться и победить они захотели подчиниться и сдаться Резу! Тогда ее власти неминуемо придет конец! Айша ответила тихим голосом:

— Мне кажется, что я слишком мягко обращалась с вами и вашими отцами, дети Лулалы, тенью которой я сегодня являюсь здесь, на земле, и так как вы видите только ножны, вы забываете о мече внутри их, то, что он может сверкать и разить. Я могла бы проявить гнев и бросить вас прямо здесь, там, где вы стоите, чтобы через некоторое время вы обратились в скотов. Я могу отдать вас в руки Резу, который бросит вас на жертвенные камни одного за другим и отдаст ваши тела богу огня, и он пожрет их. Но я помню о ваших женах и детях, о ваших предках, которые сейчас мертвы, как тени, и я хочу спасти вас от себя самих и ваши головы от испепеляющего гнева солнца. Решайте сейчас — будете драться против Резу или побежите. Если выберете второе, то завтра на рассвете мы с ними... — И она указала на нас. — Уйдем навсегда, а ваши тела будут растянуты на жертвенных камнях, а женщины и дети попадут в вековое рабство к Резу.

— А где Хийя, которой служили наши отцы? Она не вернется и не спасет нас от этого ада?

— Вы будете звать ее и плакать, но она не ответит, потому что отправится в свое жилище на Луну и никогда не вернется. А теперь быстро совещайтесь и решайте, потому что я устала от вас и от дороги.

Командиры разошлись и стали шептаться вполголоса. Айша тихо стояла с равнодушным видом.

Я попытался взвесить наши шансы. Было очевидно, что эти люди были на грани мятежа против своей необычной правительницы, чья власть была чисто духовного свойства и исходила лишь от ее личности. И эта зыбкая власть могла в любой момент закончиться, потому что ее волшебство будет рано или поздно разгадано. Наше присутствие могло помочь ей, и для нее это был единственный шанс.

Наконец главный вернулся, отдал честь своим копьем и спросил:

— Если мы пойдем воевать против Резу, кто поведет нас в бой, о Хийя?

— Моя мудрость должна быть вашим вождем, — ответила она, — этот белый человек будет у вас командующим, и здесь стоит воин, который собирается встретиться с Резу лицом к лицу и бросить его в пыль... — И она указала на Умслопогааса, который, опираясь на свой топор, наблюдал за ними с презрительной улыбкой.

Этот ответ, казалось, не понравился старшему из вождей, ибо он снова удалился советоваться со своими спутниками. После споров, которые внесли оживление в ряды амахаггеров, все они придвинулись к нам на несколько шагов, и их представитель заявил:

— Такое решение вообще-то не радует нас, о Хийя. Мы знаем, что белый человек храбрый, он дрался против людей Резу над горой, так же, как и его люди, которые имеют оружие, сеющее смерть издалека. Но у нас есть пророчество, истоков которого никто не знает, о том, что тот, кто будет предводителем в последней великой битве между Лулалой и Резу, должен показать народу Лулалы священную вещь, без которой люди Лулалы проиграют.

— А если этот талисман не будет показан белым господином, что случится тогда? — спросила Айша холодно.

— Тогда, о Хийя, люди Лулалы дают слово, что они не будут служить под ее началом и не пойдут против Резу. Мы хорошо знаем, что ты сильна, можешь убивать, если захочешь, но мы знаем также, что Резу еще сильней и против него у тебя нет власти. Поэтому убей нас сама, ибо лучше, чтобы мы погибли таким образом, чем на жертвенном камне под раскаленным солнцем Резу.

— Это наше слово! — вскричали все остальные бойцы в каре.

— Мне пришла в голову мысль успокоить свое сердце кровью этих трусов, — проговорила презрительно Айша. Потом она помолчала и, обращаясь ко мне, добавила: — О, Хранящий Ночь, что посоветуешь? Есть то, что убедит этих обладателей цыплячьих сердец, для которых я так долго служила защитой?

Я лишь покачал головой, на что копьеносцы зашептались снова и собрались уходить.

Тут Ханс, который не только понимал арабский, но знал и другие африканские языки, потянул меня за рукав и шепнул мне на ухо:

— Великий талисман, баас! Покажите им Великий талисман Зикали!

Это была верная мысль. Я повернулся к Айше и умолил ее спросить их — хотят ли они посмотреть, за что пойдут за мной на смерть. Так она и сделала. На что они ответили:

— Да. Мы пойдем на смерть за тем, кто обладает священной вещью, и тем, кто носит топор, о котором тоже говорится в нашей легенде.

Тогда я медленно расстегнул рубашку и вытащил сделанный из волос слона талисман Зикали, насколько хватило цепочки.

— Вот эта святая вещица, воплощение власти, о которой рассказывает ваша легенда. Не так ли, амахаггеры и поклонники Лулалы?

Говоривший взглянул на нее, затем выхватил горящую ветку из костра, придвинул ее к талисману и снова уставился на него. Другие также сдвинулись и старались разглядеть вещицу на цепочке.

— Собаки! Вы опалите мне бороду! — вскричал я и, выхватив ветку у него из рук, взмахнул над головой. Но тот не обратил никакого внимания на мою выходку, так как взгляд его был прикован к талисману. Он вскричал:

— Это святыня! Это дух власти, и мы, подданные Лулалы, пойдем за тобой к смерти, о белый господин, Хранящий Ночь, и с тобой, о владелец топора, будем биться до последней капли крови.

— Значит, решено, — сказал я, делано зевнув, зная, что белому человеку не следует выказывать свою заботу о дикарях. Лично я на самом деле не жаждал становиться командующим такого разношерстного воинства, о котором, кстати, ничего не знал, и поэтому надеялся, что они предоставят эту честь кому-то еще.