Лестница в небо - Михаил Хазин

В условиях феодальной пирамиды, когда от решения верховного сюзерена зависит не просто рейтинг, а жизнь или смерть любой властной группировки, никакие ресурсы, затраченные на вхождение в ближний круг монарха, не будут потрачены зря [171]. Поэтому постоянная активность (восхваления, подарки, торжественные приемы, заманчивые проекты, воинственные речи — никогда нельзя заранее предсказать, что именно понравится монарху на этот раз) в адрес первого лица является главным занятием политически активного сюзерена. Мы не случайно говорим про активность — далеко не все (что сильно облегчает дело) сюзерены одинаково настойчивы в достижениях своей цели; некоторых уже успел одолеть гибрис–синдром, другие же не обладают необходимой энергией, чтобы интриговать 16 часов в сутки.

Когда эта деятельность завершается успехом (если пять лет по 16 часов в сутки бить в одну точку, успех, как правило, приходит), перед сюзереном возникает следующая, еще более сложная задача. Монарх обратил на вас свое внимание, сделал своим придворным, но с вами ли он будет советоваться по большинству вопросов? Чтобы перетянуть на себя внимание первого лица, требуется участие в делах, которые более всего интересны ему самому [172]; поскольку все монархи, как и люди, разные, то далеко не факт, что его интересы совпадут с вашими.

Вот почему Ришелье, начавший свою карьеру при регентстве Марии Медичи, достиг положения всесильного первого министра лишь при Людовике XIII, разделявшем интерес Ришелье к укреплению государственной власти и расширению подконтрольных территорий. Та же история приключилась и с Бисмарком: хотя он и стал в 1851 году одним из министров прусского короля Фридриха–Вильгельма IV, но настоящую власть приобрел только в 1862 году из рук следующего короля, Вильгельма I, увлекшегося объединением Германии. А имена бесчисленных придворных, так и не дождавшихся подходящего им монарха, известны ныне только профессиональным историкам.

Читатель. Это что‑то новенькое: приглянуться одному монарху, а первым министром стать у другого. Разве новый монарх не приводит с собой собственную команду?

Теоретик. Конечно приводит, но вот тут‑то и проявляется разница между выборными и наследственными монархиями. В отличие от генсеков КПСС, наследственный монарх не является одним их придворных, а ведет до своего воцарения достаточно автономную жизнь наследника престола. Поэтому вассалы предыдущего монарха воспринимаются им не как конкуренты (от которых нужно избавляться любой ценой), а как потенциальные (а то и уже присягнувшие) собственные вассалы. В 1709 году, когда на Государственном совете Франции обсуждался вопрос о капитуляции в Войне за испанское наследство [173], официальный наследник короля–солнца Людовика XIV, Людовик Великий Дофин [174], именно так и отнесся к вассалам своего отца:

«Наследник престола заявил министрам, что в один прекрасный день он будет их господином, и если они посоветуют королю заключить мир, то впоследствии ответят за свои действия… В итоге "партия мира” при французском дворе, добивавшаяся безоговорочной капитуляции Франции, потерпела поражение» [Борисов, 1991].

Поэтому попасть в придворные при одном короле автоматически означает остаться там и при следующем. Вильгельм I относился к Бисмарку с немалой личной неприязнью (характер у Бисмарка был не сахар, не случайно его прозвали в молодости «бешеным»), но оценил его службу прусской монархии и включил Бисмарка в круг своих придворных; вот тут‑то и выяснилось, что Бисмарк — именно тот человек, который и был нужен!

Читатель. Получается, что помимо собственно монарха имеет смысл поглядывать и на его наследника?

Теоретик. Особенно тогда, когда ваша личная несовместимость с правящим монархом становится очевидной. В этом случае у вас есть только два варианта дальнейшей карьеры, одним из которых является заблаговременная подготовка к смене монарха. Разумеется, не путем устройства заговоров (в большинстве случаев они заканчиваются разоблачением), а через налаживание контактов с будущим монархом или его группировкой. Тот же Ришелье, участвуя в конфликте (уровня вялотекущей гражданской войны) Марии Медичи с Людовиком XIII, работал на обе стороны, играя роль миротворца, и в конечном счете переметнулся к победителю. Другой выдающийся человек Власти, Талейран, сумел переметнуться к победителям за несколько лет до фактического краха Наполеона; это был непревзойденный мастер интриги, высказывание которого — «вовремя предать значит предвидеть» — мы и хотим предложить вам в качестве третьего правила борьбы за власть при монархии. Правильная тактика придворного в условиях слабости действующего монарха блестяще описывается в историческом анекдоте про того же Талейрана:

«Во время французской Июльской революции 1830 года после трех дней мятежа Талейран, бывший в то время уже в годах, сидел около окна, прислушиваясь к колокольному звону, который оповещал о том, что мятежи в Париже подавлены. Повернувшись к своему собеседнику, он сказал:

„А, колокола! Мы побеждаем". — „Кто это «мы», мой князь?" — спросил тот. Жестом прервав его, Талейран отвечал: ”Ни слова! Я завтра скажу вам, кто мы"» [Грин, 2003, с. 219].

Нет никакого смысла оставаться на стороне действующего монарха, если победитель в любом случае будет набирать себе вассалов среди тех же самых придворных. Лучше заранее установить контакты со всеми потенциальными победителями, особенно с теми, кто ближе вам по своим стратегическим интересам.

Читатель. А второй вариант? Вы ведь говорили о двух вариантах карьеры?

Теоретик. Первый вариант хорош только в том случае, когда перспективы смены монарха реальны [175], что бывает нечасто…

Практик. Тут так и хочется вспомнить гениальную формулу российской власти, придуманную в XIX веке: в России неограниченная монархия, ограниченная цареубийством.

Теоретик. Ну, даже в России цареубийства удавались не чаще одного раза в 100 лет. Поэтому полезно иметь под рукой более надежный вариант; он заключается в том, чтобы самому отойти в сторону и прибегнуть к ресурсам своей группировки. Если среди ваших вассалов найдется человек, близкий по интересам к правящему монарху, выгоднее продвинуть в фавориты именно его [176], обеспечив тем самым продвижение своих интересов. Именно этим способом в Англии начала XVIII века группировка Роберта Харли [177] взяла верх над казавшейся непобедимой группировкой герцога Мальборо [178].

Жена герцога Мальборо, Сара, с 1675 года была близкой подругой принцессы Анны; когда в 1702 году Анна унаследовала английский престол, она назначила Мальборо главнокомандующим английскими войсками (в Войне за испанское наследство), а его друга барона Годольфина [179] — лорд–казначеем (фактически первым министром) Англии. Роберт Харли, занимавший в ту пору должность спикера палаты общин, возглавил оппозиционную Мальборо властную группировку (в которую входили и либералы, и консерваторы). Поначалу Харли пытался действовать политическими методами и даже вошел в правительство в качестве северного [180] госсекретаря (в 1704 году). Однако события 1706 года, когда Мальборо через королеву Анну продавил назначение своего зятя, лорда Сандерленда, южным госсекретарем, продемонстрировали, что поддержка королевы значит больше, чем любые парламентские дебаты.

Тогда Харли прибег к помощи своей родственницы, Абигайль Мешем1, которая с 1704 года входила в число фрейлин королевы. В отличие от Сары, постоянно досаждавшей Анне политическими разговорами, Абигайль в точности соответствовала по характеру самой королеве — любила поесть, выпить и повеселиться2; так что смена фаворитки прошла как по маслу. В 1707 году королева Анна лично присутствовала на тайной (!) свадьбе Абигайль с неким Самуилом Мешемом, и с этого момента стало понятно, что Сара Мальборо больше не в почете. Хотя в 1708 году Мальборо с Годольфином добились временного успеха, заставив [181] Анну уволить Харли с поста госсекретаря, это им дорого обошлось: королева окончательно разорвала отношения с Сарой и при первом же удобном случае, представившемся в 1710 году [182], заменила Годольфина на Харли в должности лорд–казначея. Герцог Мальборо продержался еще год, но уже в 1711–м был отправлен в отставку с поста главнокомандующего, а в 1712–м обвинен в растрате государственных средств и вынужден был покинуть Англию.