Святослав. Болгария - Валентин Гнатюк

Святослав посмотрел на доску.

– Скажи мне, Збимир, – спросил он, – отчего все должны защищать князя, в том числе и княгиня?

– Потому что князь самый главный, без него держава что без головы…

– В Хазарии все тоже Кагана защищали, и прав у него было тоже только на один шаг, зато Бек имел безмерную свободу деяний. Не нравится мне такой порядок. Знаешь что, я поменяю правила. Может, у них, как ты говоришь, в Индике, все князя защищают, а у нас, на Руси, мужчине положено защищать женщину. Поэтому пусть княгиня сидит в тереме, а князь и всё войско будут её защищать. – Святослав поменял фигурки местами. – Ну что, начнём?

– Воля твоя, княже, – отвечал Збимир, тоже переставляя фигурки. – Может, так оно и в самом деле правильней…

Проведя одно сражение – больше не было времени, – Святослав поблагодарил Збимира, собрал шахматы, завернул их в тот же рушник и, щедро заплатив ваятелю серебром, отправился в гридницу решать дела.

Збимир Чёрный некоторое время сидел задумавшись. Он был весьма доволен похвалой князя и размышлял над его словами.

Когда очарование мысли ушло, и очи прояснились, ваятель вдруг увидел на холме возле идолов, там, где стоял Святослав, отпечатки его следов. Но Збимира удивило то, что трава в следах не поднялась, как это обычно бывает, а оставалась примятой.

«Неужто у князя такая тяжёлая нога? – подумал ваятель, подойдя и присев у отпечатков. – Что бы сие значило?»

– Сие значит, что боги дали князю великую силу, – послышался голос.

Збимир обернулся и увидел переяславского Могуна, который шёл мимо и остановился, узрев раздумья ваятеля.

– Этой силе всё должно подчиняться, – продолжал Могун, – ибо такова воля богов наших.

– Откуда ты знаешь мои мысли? – удивился Збимир. – Я ведь ни единым словом не обмолвился.

– Ты ведь зришь в дереве богов, которые для других суть невидимы? – в свою очередь спросил Могун.

– Зрю.

– Вот и я вижу в людях то, что они ещё не рекут, а только мыслят.

Прибыв по приглашению Святослава в Переяславец, вещий ободритский кудесник стал настолько почитаем, что вскоре был объявлен Переяславским Могуном. Он ясно читал помыслы других людей, как добрые, так и злые. Даждьбог дал ему знание грядущего, и шли к нему русы, а также многие болгары. Могун брал золу из Священного огнища, клал её в скудельный сосуд, а потом лил заговорную воду и зрел, как зола расходится, и по ней совершал пророчества, рёк каждому судьбу его: кому быстрая смерть выпадет, а кто доживёт до глубокой старости; кому суждена жена русская, а кто чужеземку за себя возьмёт. Зрел Могун Правь истинную, которая открыта только детям невинным да кудесникам. И чтобы видеть её, нужно иметь открытым третий зрак. Ибо первые два даны всем животным, а третий могут иметь только люди, общающиеся с Богами.

И, на удивление всем, сбывались слова кудесника.

Збимир видел, как Могун молился на Требище и чаще всего приносил полевые жертвы богу Хорсу. Ваятель понял, что Хорс, когда едет на своём золотом возу с восхода на заход, всё кругом видит и Могуну рассказывает. Крепко задумался Збимир Чёрный: «Я – ваятель, сам тех богов делаю, а они мне ничего не рекут…»

Размышляя таким образом, Збимир подождал, когда уйдёт кудесник, потом взошёл на Требище, стал перед Хорсом и молвил с обидой:

– Я сотворил твой лик, отчего не открываешь мне тайное, как Могуну?

Хорс безмолвствовал.

Тогда Збимир взял палку и стукнул бога, говоря ему: «Реки!»

И в тот же миг почувствовал, что не может сдвинуться с места. Страх охватил ваятеля, и он хриплым голосом стал звать Могуна.

– Что кричишь? – спросил, подходя, кудесник.

– Помоги! Не могу сдвинуться с места! – растерянно, с мольбой в голосе, молвил ваятель.

– Ты обидел Бога и должен попросить у него прощения, – нахмурил брови кудесник. – А теперь говорю тебе: иди! – повелел Могун, коснувшись плеча ваятеля закруглённой рукоятью своего посоха.

Збимир почувствовал лёгкость в теле, оно вновь стало послушным, и он смог двигаться.

– Велика сила твоя, отче! – прошептал ваятель. И повинно склонил голову перед Хорсом, прося у него прощения.

В этот же день Могуна позвал Святослав. Они долго говорили, но о чём была та беседа, как и многие прочие, никто не ведал.

Войдя в гридницу, Святослав приветствовал дожидавшихся его византийцев. Все посланники были одеты весьма богато, в расшитые и украшенные драгоценными каменьями парчовые ризы. Особо блистал старший посол. Низко поклонившись князю, он молвил на довольно хорошем русском:

– Привет тебе, князь Киевский, от нашего великого и христолюбивого василевса Иоанна Цимисхеса! В знак почтения он прислал дары: всяческой ценной поклажи десять ящиков, двадцать тюков тончайшего шёлка, три воза оружия, а лично тебе, князь, – колхидское золочёное седло, тяжёлую кольчугу, булатный меч и десять бочек лучшего вина!

– Щедрые дары, – усмехнулся Святослав, – просто так не даются. Чего хочет василевс?

– Наш василевс благодарит тебя, князь, за укрощение строптивых мадьяр и помощь Болгарии и хочет заключить с тобой вечный мир и договор о любви и взаимопомощи в часы войны. И дабы никто не сомневался в том договоре, василевс Иоанн Цимисхес даёт тебе, князь, подписанную им грамоту на владение тобой всеми землями полуночными, на владение Волжской Булгарией, Тмутороканью, яссами и хазарами…

– Сию грамоту я у вашего василевса не просил, а взял всё указанное своим мечом и подписал русской кровью! – перебил Святослав.

Греки потупили очи на суровый тон князя.

– Реките прямо, чего хочет ваш царь?

– Великий император хочет, чтобы князь россов, исполнив воинский долг взаимопомощи и взяв награду, обещанную императором Никифором Фокой, вернулся домой в свои области и к Киммерийскому Боспору, покинув Мисию, земля которой издавна принадлежит ромеям и является частью Македонии… поскольку болгары – народ пришлый, – зачитал посол слова Цимисхеса. – Мы верим в то, что провидение управляет вселенной, и исповедуем все христианские законы, – продолжал посол, – поэтому мы считаем, что не должны сами разрушать доставшийся нам от отцов неоскверненным и, благодаря споспешествованию Бога, неколебимый мир. Вот почему мы настоятельно убеждаем и советуем вам, как друзьям, тотчас же, без промедления и отговорок, покинуть страну, которая вам отнюдь не принадлежит. Знайте, что если вы не последуете сему доброму совету, то не мы, а вы окажетесь нарушителями заключенного в давние времена мира. А посланному Никифором Фокой патрикию Калокиру император велит вернуться в Константинополь вместе с нашим посольством… – закончил переводить толмач.

Святослав качнул головой, усмехнулся недобро.

Послы и вовсе замерли, не решаясь пошевелиться. А вдруг за сии дерзкие слова катархонт россов велит отрубить им головы?

– Пресветлый князь могучей Руси, – вкрадчиво нарушил тяжкое молчание старший посол, – я давно на императорской службе и имел великую честь лицезреть твоего достойнейшего отца, князя Ингарда, когда прибыл вместе с посольством в Киефф от великих христолюбивых василевсов наших Романа, Константина и Стефана. Мы тогда доставили мирный договор, который уже был подписан нашими василевсами. Сей договор твой премудрый и богоравный отец, о могучий князь россов, подписал своей рукой в моём присутствии, и я благодарю Бога Всевышнего за то, что он удостоил меня такой чести. Хотя с тех пор прошло тридцать пять лет, я помню всё очень хорошо. Князь Ингор говорил о любви и мире между россами и греками, и, отпустив, щедро одарил нас, послов, мехами, рабами и воском. Теперь провидение дало мне возможность лицезреть и его достославного сына, отмеченного многими победами. Я счастлив и горд этим, о великий повелитель Севера…

Святослав, услышав сие, смягчился – послы, люди подневольные, не свои слова рекут, а за них головой своей рискуют.

– Нынче выслушал я вас, посланники Цимисхия. Ответ мой дам завтра, когда с темниками посоветуюсь и молитвы богам вознесу. К тому же завтра мы будем отмечать праздник Новолетья. Приглашаю вас принять в нём участие!

После приёма для послов была устроена трапеза.

Глава 3

Переяславское чудо

Разошлись небесные пологи, истончились туманы, и снова Хорс выехал в небо на огненной колеснице, с каждым днём поднимаясь всё выше над белыми облаками.

Пришло новое Лето, и Числобог начал изливать на землю-матушку отмеренную чашу времён. Полилась та синяя вода на поля огнищанские, и снега потемнели, начали таять, а Земля стала пробуждаться от сна зимнего – там, где протаяло, уже проклюнулась молодая зелёная травка. Потекли ручьи вешние, зажурчали реки полноводные.

Огнищанину Звениславу Лемешу всю ночь не спалось. Его хлеборобскую душу тревожил дух пробуждающейся земли, шум ручья в балке, порывы ночного Стрибога, а особенно протяжное курлыканье пролетавших где-то в вышине одна за другой журавлиных стай, которые возвращались из Ирия. Он слышал, что также не спали и тревожились кони, видно, Домовой шалил с ними, хотя Звенислав и оставил ему с вечера кружку молока.