Риф Скорпион (Сборник) - Артур Омре

Вот как, решили проверить меня на отцовство. Неродившегося младенца.

Я взял курс на трамвайную остановку у старой городской границы. Перед Нагорной улицей мне встретился человек, который поднимался в сторону улицы Фритьофа Нансена. Он сбавил шаг, словно припоминая, где мог меня видеть. Я повернул голову в его сторону.

Действительно, знакомое лицо. Последний раз я видел его на альпинистских сборах в долине Иннер на севере Мёрэ, где он был инструктором. Встречался с ним в горах и раньше.

Бьёрн Муэн. Сын директора «Интер электроникс» Магне Муэна.

Мы шагали в темпе каждый по своим делам, и на лице у каждого было написано, что, конечно, обоим приятна неожиданная встреча и почему бы не остановиться не поболтать немного, хотя вообще-то именно сейчас недосуг. Но так уж заведено в этой стране: коли встретил знакомого, пусть даже не самого близкого, надлежит обменяться несколькими вежливыми фразами, прежде чем идти дальше.

Бьёрн Муэн не числился в ряду моих близких знакомых. Но я относился к нему нормально, знал его как хорошего парня и классного альпиниста. Возможно, он порой излишне козырял положением своего отца и тем, что сам занимает ответственный пост в семейной фирме, но все же я не согласился бы, начни кто-то упрекать его в кичливости. Зазнайство было ему чуждо. Взять хотя бы одиночный штурм Стетинда по северо-западному маршруту. Другие альпинисты чисто случайно узнали об этом. Бьёрн Муэн осуществил эту самоубийственную затею, чтобы доказать самому себе, что он действительно стоящий альпинист, а не ради сенсационных заголовков. Прошел маршрут — и молчок. Вроде того как в восемнадцать лет, не будучи официально заявленным, он пробежал марафонскую дистанцию. Или взять его легкоатлетическую карьеру. В ту пору я писал заметки в спортивный раздел «Адрессеависен» и следил за его успехами. В двадцать один год Бьёрн Муэн на чемпионате Норвегии занял четвертое место на дистанции 10 тысяч метров. Ему прочили блестящее международное будущее, и Федерация легкой атлетики приглашала Бьёрна в сборную. Он отказался. Знал, что может показать хорошее время и повысить свое мастерство, но не видел смысла, как он говорил, жертвовать учебой, отстаивая честь некой страны на задворках мира.

Если Бьёрн Муэн и страдал манией величия, то в умеренной форме.

— Давненько, — сказал он.

— Как поживаешь? — спросил я.

— Порядок. А ты?

— Нормально.

— Лазаешь?

— Теперь редко, — ответил я.

— Я тоже. Не до этого.

— Что не на колесах?

— Машина в мастерской.

— Что ж, по такой погоде прогуляться только приятно, — заметил я.

— Между прочим, видел тебя сегодня в городе, — сказал Бьёрн. — С какой-то девой. Новая подруга?

Я усмехнулся, как заведено у мужчин, когда затрагиваются такие темы. Покачал головой.

— Я ее толком даже не знаю. И не замыслил ничего такого, о чем ты думаешь.

Он осклабился.

— А девчонка-то ничего. Не дашь мне телефончик?

Тут я вдруг сообразил, что ровным счетом ничего не знаю об этой девушке. Не знаю, как ее звать, откуда родом, чем занимается. Не припомню даже толком, как она была одета при наших встречах за последние тридцать часов. И попроси меня кто-нибудь описать ее внешность, я стал бы в тупик. Единственное, что мне было о ней известно, — у нее есть красный дамский велосипед «ДБС» с широкими шинами.

— По правде говоря, я даже не знаю, кто она такая, — сказал я. — Но похоже, что живет где-то в этом районе.

В чем я тоже вовсе не был уверен. Может быть, именно при мысли об этой местной мисс Марпл мне вдруг захотелось немного поиграть в детектива.

— Ходит слух, что это машина твоего отца сгорела вчера, — сказал я.

Лицо Бьёрна Муэна сразу стало серьезным. Очень серьезным.

— Верно, машина принадлежала нашей фирме.

— Но согласись, это как-то странно. Американский министр обороны едет в машине, которая принадлежит частному лицу. И за рулем сидит личный шофер владельца. Хотя министр прибыл с официальным визитом.

— Представительская машина вооруженных сил была неисправна.

— Но почему все-таки лимузин «Интер электроникс»?

— По двум причинам. Во-первых, в то утро правление «Интер» заседало при участии Андреассена. Может быть, тебе известно, что гость собирался посетить нашу фирму. Кое-что из нашей продукции интересует Пентагон. На заседании как раз обсуждали последние детали предполагаемого визита. В это время докладывают, что предназначенная для гостя машина неисправна. «Пошлем Халлдала», — сказал отец. Так и сделали.

Он тяжело вздохнул.

— Бедняга Ульф…

Я продолжал допытываться, проверяя версию мисс Марпл:

— Но откуда террористы могли знать, что так получится? Что машина вооруженных сил выйдет из строя и ее заменит именно ваш лимузин? Может быть, на самом деле акция была задумана не против американского министра, а против твоего отца?

Бьёрн Муэн пристально посмотрел на меня. Потом быстро огляделся, словно проверяя, не стоит ли за ближайшим фонарным столбом какой-нибудь шпион в темных очках, и негромко произнес:

— Об этом не положено говорить, ну ладно, слушай. Машину, которая предназначалась для Солсбери, намеренно вывели из строя. Когда она стояла в мастерской. Кто-то закоротил электронное зажигание, воткнув булавку в кабель. Должно быть, выбрал момент, когда был открыт капот. Это можно сделать мгновенно, было бы желание. И очень трудно обнаружить неисправность, если булавка сломана и не видно, где ее воткнули.

Он выпрямился и добавил:

— Нашу машину и раньше одалживали для официальных гостей. Военные знают отца, члены муниципалитета тоже, проще всего к нему обратиться.

Я почувствовал себя дураком: гипотеза мисс Марпл с треском рушилась. Чтобы я еще хоть раз сунул нос в дела полиции!

— Ну, я пошел, — сказал я. — Меня ждут.

И мы расстались, обменявшись дежурными репликами из того же набора, с которого начали. Я прозевал два трамвая.

Ровно без четверти пять я вышел из вагона у завода на улице Иннхерред, напротив «Трондхейме меканиске веркстед», где полгода назад четыреста человек потеряли работу из-за сокращения вложений в машиностроительную промышленность. Три минуты спустя, с опозданием на восемнадцать минут, я стоял в прихожей Педера Киберга, вдыхая аромат лапши с томатным соусом.

Так было заведено — раз в неделю мы обедали поочередно друг у друга, после чего заполняли вечерние часы какой-нибудь занимательной настольной игрой.

Когда-то мы — Педер, я и еще трое — задумали создать самодеятельную театральную труппу. С этого началось наше знакомство, а затем мы с ним составили одну из трех фракций, чьи разногласия привели к распаду труппы «Ила пир» за три дня до ее первой премьеры.

Педер давно помышлял о профессиональной карьере на театральном поприще, мечтал стать актером и режиссером. В ночь после развала труппы, когда мы одолели вторую бутылку вина, он подробно рассказал о своих планах блистательной новаторской постановки Шекспирова «Отелло». Со мной в главной роли темнокожего мавра и с Лив Улльманн в роли Дездемоны. Действие происходит в Трондхейме в 1978 году, в основе конфликта — проблемы иммигрантов, форма постановки — рок-опера.

С девятнадцати до двадцати шести лет каждый год Педер пытался поступить в театральное училище. В третий раз его допустили ко второму туру; этот случай остался высшей точкой его театральной карьеры. После восьми попыток он сдался. Смирился с ролью санитара-носильщика в губернской больнице и члена любительской труппы Союза крестьянской молодежи. На смену старой большой мечте пришла новая — написать Великий Европейский Роман. Пока что он собрал три или четыре отказа от издательств.

В этот вечер Педер был на редкость молчалив за обедом. Чувствовалось, что он чем-то озабочен.

— Думаешь о Марго? — спросил я.

Он покачал головой.

— Не столько о ней, сколько о письме, которое пришло сегодня. Из полиции.

— Насчет анализа крови?

Он поднял взгляд на меня.

— Тебе тоже написали?

— Да.

— Я и не знал, что можно определить отцовство зародыша, к тому же спустя столько времени, — сказал Педер.

— Я тоже. Может быть, они просто хотят кого-то напугать.

Он отодвинул свою тарелку.

— В таком случае это им удалось. У меня коленки дрожат. Сто процентов за то, что ребенок мой.

— Разве ты встречался с Марго после того, как выставил ее за дверь?

— Один раз. В мае. — Лицо его выражало предельное отчаяние.

— И ты не сообщил об этом полиции?

— А ты как думаешь?

— Почему?

— Ты меня подозреваешь? — резко вымолвил он, нахмурив брови.

Я пожал плечами. Педер отвел глаза в сторону. Растерянно взмахнул руками.

— Господи, Антонио, ты не хуже меня знаешь, что у этой девки было одно на уме — заманить кого-нибудь в постель поближе к овуляции, чтобы беременность была обеспечена. Она проделывала этот номер с Гансом, проделывала со мной, с тобой и, наверное, со многими другими. Величайшим желанием ее было затащить кого-нибудь из нас в городской суд, чтобы обеспечить себя до конца жизни.