Алмазы Цирцеи - Анна Малышева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Напротив, кроме этого, меня мало что волнует. – Елена покривила душой, но Руслан удовлетворенно кивнул:
– Ну да, я знаю, ты сумасшедшая мамаша, готова ради него вывернуться наизнанку. Только он уже вырос. Прежде это было к месту, а теперь ты его портишь.
– Так что же мне делать? – Елена остановилась возле своей машины, сжав в кулаке брелок сигнализации. – Купить ремень и приезжать его драть по воскресеньям? Я уверена, он ни в чем плохом не замешан. Неужели ты забыл, как сам был мальчишкой? Неужели не курил с друзьями в закоулках, не пробовал пива? Артем растет, верно… Но он понимает, что хорошо, что плохо. Он переживает…
– Ничего он не переживает! – Руслан отшвырнул окурок и тут же зажег следующую сигарету. Раньше он не курил так жадно. Женщина с тревогой смотрела на его осунувшееся, будто усохшее лицо. «Я выжила его из дома, он живет бог знает где… И в конце концов серьезно заболеет, если только уже не заболел!»
– Послушай, – медленно заговорила она. Каждое слово давалось с трудом. – Мы слишком затянули эту комедию. Где ты живешь, что ешь? На тебя смотреть тяжело. Давай-ка возвращайся домой.
С минуту он молчал, глядя в сторону. У нее даже возникло подозрение, что Руслан вовсе ее не слушал. Наконец мужчина хрипло произнес:
– Хорошо подумала?
– Я совсем не думала. Но посмотри, что с нами со всеми происходит! Ты на человека не похож. Артем сам не свой. Я… Да что там… Зачем рушить то, что хорошо работало?
– Вот ты как на это смотришь! – Руслан, казалось, обращается к доске объявлений, висящей рядом с ним на ограде. – Значит, решила все вернуть, потому что так удобнее? Других причин нет?
– Нет, и они не нужны. – Елена все больше волновалась, но старалась говорить спокойно. – Мы с тобой женаты десять лет. Какая уж тут романтика!
– А за романтикой ты, значит, будешь обращаться к своему Мише? – вновь поинтересовался мужчина у доски объявлений. – Как вы, кстати? Видитесь еще?
Ее передернуло. Сдержав первый порыв – надерзить, наговорить грубостей, осыпать мужа взаимными попреками, Елена сухо ответила:
– Не начинай сначала. Уже неинтересно. В общем, приезжай домой, я буду ждать. В конце концов, у нас две комнаты, а я работаю по ночам. Видеться будем нечасто!
Боясь сказать лишнее и все испортить, она торопливо попрощалась, сославшись на срочные дела в городе, и села в машину. Руслан махнул ей вслед, и Елена, наблюдая за его удаляющейся фигурой в зеркале заднего обзора, вспомнила, что в конце марта его, в довершение всех бед, лишили прав. «Как он добрался сюда и откуда ехал? Неужели с объекта, из области? Автобусом или попутками? Может, надо было подвезти его?»
Но Елена понимала, что, если бы он снова начал допытываться, как у нее обстоят сердечные дела с Михаилом, она бы попросту взорвалась.
Домой она попала только во втором часу пополудни. К этому моменту женщина спала на ходу и даже не смогла заставить себя толком умыться. Присев на край разобранной постели, Елена рывками сняла пиджак, сбросила на ковер туфли, расстегнула блузку. Глаза закрывались, но она машинально продолжала раздеваться. Забравшись наконец под одеяло, вытянулась, прислушиваясь к болезненному зуду, растекавшемуся по всему телу, измученному ночной сменой и утренними мотаниями за рулем в область и обратно. Боль была сродни зубной, только более вялая, размытая. Мелькнула мысль, что неплохо бы завести дома обезболивающие и успокоительные таблетки. К тридцати двум годам Елена почти ничем не успела переболеть, и оттого ее аптечка, как у всякого здорового человека, содержала в себе лишь бинт, флакончик йода и давно просроченный аспирин. Ей тут же вспомнилось предостережение, сделанное как-то Верой.
«Ты будешь приползать домой на брюхе, как раздавленная ящерица, не сможешь спать из-за ноющих ног и больной спины – мы же все время на ногах, в беготне, как официанты, без этого колесо не крутится… Но Боже тебя упаси начать выпивать перед сном или глотать таблетки! К этому быстро привыкают. Вскоре это перестает помогать. Тогда ты превращаешься в развалину, в алкоголичку или наркоманку – ночная работа многих здоровых женщин вывернула наизнанку. Терпи!»
Елена застонала и заползла еще глубже под одеяло, чтобы спрятаться от яркого солнечного света, пробивающегося сквозь задернутые шторы. «Май, чудесные дни, а я, вместо того чтобы радоваться жизни, расхлебываю интриги на работе и отдуваюсь за чужие промахи. Ну, посмотрим, уволят меня или нет? Если нет… буду просить прибавки немедленно! Уж если ТАКАЯ характеристика сойдет мне с рук, значит, я им в самом деле нужна!»
В квартире наверху заработал пылесос, потом, двумя этажами выше, подросток принялся терзать электрогитару. Он уже третий месяц разучивал все одну и ту же песню – «Дым над водой» «Deep Purple». Раньше это сводило женщину с ума, теперь она начала воспринимать эту мелодию, как фон. Мало-помалу перед глазами повисла мерцающая, искрящаяся тьма, пронизанная световыми бликами. «Как вода в лесном озере, когда нырнешь в нее, разогнав ряску, и откроешь глаза на глубине… А там тени – будто вспугнутые русалки мечутся в зеленой светящейся мути… Это было, когда мы втроем ездили во Владимир, три года назад. Нет, четыре. Три или четыре…»
Она успела глубоко уснуть, потому что телефонный звонок, раздавшийся над самым ухом, заставил ее подскочить на кровати. Сердце бешено колотилось где-то в горле. Спросонья она не сразу поняла, что зазвонил мобильный телефон в кармане пиджака, лежащего рядом на стуле. Поэтому, выпутавшись из одеяла, Елена сперва побежала в прихожую, чтобы взять трубку, но, увидев там молчащий стационарный аппарат, окончательно пришла в себя.
Вернувшись в комнату, женщина достала мобильник из кармана и убедилась, что кто-то звонит ей с незнакомого мобильного номера. «Игорь Львович! – решила она. – Прочитал характеристику наконец!»
Но голос в трубке, ответивший на ее осторожное «алло!», оказался женским. Елена тут же узнала его и обрадовалась:
– Александра, вы? А я думала, вы уже никогда не позвоните! Как дела?
– Ужасно, – лаконично ответила та.
– Что-то еще случилось?
Художница помедлила, обдумывая ответ. Когда она заговорила, собеседница насторожилась. Слух Елены, ставший очень искушенным за время службы в отеле, мигом уловил лживые нотки, проскользнувшие в невинной, казалось бы, фразе.
– Нет, все нормально. Только адрес, по которому отправили панно, мне все еще неизвестен.
– А ведь у вас была какая-то версия? – припомнила женщина.
– Она провалилась. Более того, хозяин панно не желает со мной общаться.
Александра резко замолчала, будто собиралась сказать что-то еще, но передумала. Подождав немного, Елена осторожно спросила:
– Это правда очень… Очень важно для вас – найти панно? Простите, что задаю такой глупый вопрос…
– Еще важнее, чем прежде, – довольно загадочно ответила художница. – Вы не представляете, как все серьезно! Я уже обзвонила пол-Москвы, никто ничего не знает. И вот подумала, ведь панно увозили из вашего отеля… Вдруг случайно кто-то из персонала что-то видел, слышал… Хотя я ни на что уже не рассчитываю. Звонок вам – это жест отчаяния.
– Я, может быть, сумею узнать адрес у одного коридорного.
Елене пришлось сделать над собой усилие, чтобы выговорить эти слова.
Собеседница ахнула и зачастила:
– Правда, нет, правда?! Скорее узнайте, умоляю! Сейчас у меня денег нет, но в самые ближайшие дни я вам заплачу! Вы останетесь довольны! Не хочу обсуждать это по телефону!
– Мне денег не нужно, и так уже у вас заняла. А вот Сергей, так зовут этого проходимца, наверняка задаром ничего не скажет. Мне, например, он предлагал этот адрес в обмен на хорошую характеристику. Метит на место ночного портье.
– И вы…
– Я отказала, конечно. Терпеть не могу этого хлыща!
Александра издала короткий страдальческий стон, и женщина поспешила ее успокоить:
– Не сомневайтесь, уже этим вечером адрес будет у вас. Я постараюсь на него нажать.
– Вечером?! – воскликнула художница. – Это слишком поздно!
– А что может случиться?
– Могут еще кого-нибудь убить!
Александра почти выкрикнула эти слова и вновь резко замолчала, будто кто-то зажал ей рот. Но страх, мучивший ее, передавался собеседнице незримо и беззвучно, будто телефон излучал некие токи. Елена тоже не торопилась прервать паузу. Ей становилось все яснее, что художница о многом умалчивает. «Она знает, почему убили бельгийца. Определенно, знает. Но не желает об этом говорить».
– Вы считаете… Может такое произойти? – наконец проговорила Елена. – Это опасная история?
– Она вдруг стала очень опасной, – упавшим голосом подтвердила Александра. – Давайте увидимся скорее.
– Возникает вопрос, стоит ли мне в это ввязываться? У меня девятилетний сын.
– Вас не тронут! Пока убивают только тех, кто имеет непосредственное отношение к панно!