Кавалер по найму - Telly

Он держит меня за идиота, что в общем-то странно, учитывая природную осторожность, которая составляет основу поведения всех сурков вообще, и Marmota menzbieri в частности. Этот шустрый зверек поразительно чуток, он и шагу не ступит, пока не убедится в безопасности прилегающего к норке пространства, не говоря уже о том, чтобы пускаться в рискованные набеги на сопредельные территории. И тем не менее он забрел на мою территорию, наплевав на инстинкт самосохранения и даже не дав себе труда укрыть свою "мицубиси" где-нибудь в соседнем квартале.

Я бросил взгляд на часы — половина третьего, самый разгар жаркого дня, сонного и безветренного, что мне тоже на руку: значит, не придется искать наветренной стороны, чтобы остаться незамеченным на подлете к нему.

Машину я заметил сразу, случайно выглянув в окно на кухне, — она стояла на углу соседнего дома, рядом со входом в крохотный продуктовый магазинчик. Я завтракал первой чашкой кофе и сигаретой — всю ночь просидев за столом над сафьяновой папкой Модеста, лег, по обыкновению, лишь в седьмом часу утра и потому еще плохо соображал. Однако одного рассеянного взгляда во двор было достаточно, чтобы кровь быстрей понеслась по жилам, будоража и пробуждая тело. Я выпорхнул на лестничную площадку. Никого. Спустился на первый этаж, осторожно приоткрыл дверь парадного, выскользнул во двор. Прижимаясь спиной к теплой кирпичной стене, бочком добрался до угла дома. Автомобиль, в радиаторе которого увядал под слоем серой дорожной пыли красный трилистник, уставился на меня раскосыми фарами. В номерном знаке присутствовали те две цифры и буква, о которых упоминал старый сморчок, встреченный в палисаднике напротив входа в модное заведение.

Прячась за штабелем бетонных плит, я мог осмотреть свою территорию и почти сразу увидел его.

Вернее сказать, не столько увидел, сколько почуял: это был острый блик, на мгновение полыхнувший где-то высоко, над крышами. Теперь я знал, где его источник. Крыша моего дома. Чердачный выход.

Там высверкнуло что-то. Что именно — определить труда не составляло. Я знал — так бликует оптический прицел.

Он выбрал место, с одной стороны, идеальное.

Машину я ставлю на краю двора, у трансформаторной будки. Угол обстрела приличный, и он позволял без труда снять меня, когда я подойду к машине.

С другой стороны, позиция безнадежная: чердак мне дом родной, я там знаю всякий закоулок, знаю его запахи, его пыль, дерево стропил, и потому я мог легко проникнуть туда через крайний подъезд, оставшись незамеченным. Сурок ничего не почуял, дневная дрема притупила его чувства, а крылья мои бесшумно скользили в жарком воздухе. Кроме того, он настолько был поглощен наблюдением за двором, что никак не отреагировал на мое появление, продолжая недвижно сидеть у окна, опустив ладони на лежавшую у него на коленях винтовку с оптическим прицелом.

Укрывшись за кирпичной тумбой дымохода, я некоторое время наблюдал за ним, потом выпорхнул из укрытия, цыкнув на лету на сонного голубя: цыц, глупая птица, сиди тихо! — и он понял меня, не дернулся с места, а может быть, это был просто больной голубь, прилетевший на чердак умирать или, может быть, посмотреть на то, как будут умирать другие: он уже начал впадать в сонный анабиоз, но тем не менее вынул голову из-под крыла, тускло блеснув пуговками уже замутненных белесой поволокой глаз, и конечно же видел, как я тихо подлетел к сурку сзади, тюкнул его клювом прямо в темя — легонько, сдержав порыв резким ударом перебить ему хребет: еще не время.

Удар по голове не лишил его способности трепыхаться — качнувшись вперед, он выронил изо рта комок жевательной резинки, схватился за затылок, выпустив из рук винтовку. Ударом ноги в приклад я отбросил ее подальше. Его висок, густо орошенный капельками пота, оказался оголен. В него я и ударил. Он слетел с тарного ящика, на котором сидел, и рухнул на пол.

Я поднял с пола винтовку и озадаченно присвистнул: сурок, как оказалось, соображал в оружии. Это была финская С-ССР, модель не самая последняя, но надежная, удобная, прикладистая: калибр 7,62, ствол покрыт шумопоглотителем, отдача не превышает трех килограммов, устойчивое поражение цели на расстоянии до девятисот метров.

Что и требовалось доказать: на кладбище и на полянке, неподалеку от загородного дома, где выпивали однокашники, сработал не он. Да и вообще, в том, как он держал Оружие на коленях, в самой его позе, в том, что он много курил на линии огня — весь пол вокруг ящика был забросан свежими окурками, — не было профессиональной повадки.

Там сработал кто-то другой, и тот другой был, в отличие от сурка, профессионалом.

Он заворочался в густой пыли, толстым слоем покрывавшей пол чердака, поднял голову и оловянным взглядом уставился на меня.

— Привет, Вадик, — сказал я, усаживаясь напротив него. — Ты совершил большую ошибку — сдуру забрел на чужую территорию.

Он встал на четвереньки, постоял так, потом сел, вытянув ноги и уперевшись широко расставленными руками в пол, чтобы сохранять равновесие, — от второго удара он оправился еще не до конца.

— Что-то подсказывает мне, что ты по-прежнему в том же бизнесе, в котором и был, когда носил погоны, да? Поправь меня, если я ошибаюсь.

Он тряхнул головой, пожевал губами, зло глянул на меня:

— Допустим. Я этот бизнес знаю неплохо, это точно.

— Но прежде ты не стрелял в людей... Тем более в затылок. Ай-ай, это нехорошо, так джентльмены не поступают. Зачем тебе эта головная боль? — Я вскинул винтовку, прищурился, целясь ему между глаз. — Был бы, как тебе природой положено, существом травоядным, питался бы зеленью, поставляемой ночными бабочками. А так...

Он напрягся и онемел, тупо глядя в черный зрачок ствола, и из уголка его рта протянулась вниз тонкая ниточка слюны.

— Эй, отомри! — Я ткнул его концом ствола в плечо, он вяло покачнулся и окончательно пришел в себя — настолько, что достал из нагрудного кармана рубашки пластинку "Риглис", привычным жестом пальцев согнул ее подковкой, сунул в рот.

— Времена меняются, — сквозь аппетитное подчавкивание произнес он. — Отстань, приятель. Ты в любом случае уже труп. Ты влип в такие дела, из которых не выпутаться.

— И все-таки. Начнем по порядку. Хозяин стильного заведения в подвале, этот котяра, провинился настолько, что заслужил пулю в затылок?

— Заслужил... — философским тоном изрек он. — Деталей я не знаю, но, похоже, этот парень влез не в свое дело. Он чуть было не поломал одну игру.

— Игру? То есть?

— Насколько я знаю, сделал один ненужный звонок

— В представительство "Фольксвагена"?

С минуту он молчал, его серые глаза хищно поблескивали, а челюсти работали с меланхоличной монотонностью.

— Все-то ты знаешь... — Он выплюнул жвачку, сложил руки на груди и улыбнулся. Ехидная гримаса его улыбки разозлила меня. Коротким прямым ударом я опрокинул его навзничь. Повозившись в пыли, он наконец поднялся, держась рукой за разбитый рот, потом опустил залитую кровью ладонь и, недоуменно глянув на нее, болезненно поморщился.

На месте переднего резца зиял темный провал. Возможно, резко падая назад, он проглотил выбитый зуб.

— Я, кажется, задал тебе вопрос. Игра?

— Ну типа того, — после долгой паузы отозвался он.

— Что за игра?

— Меньше знаешь — крепче спишь. А я люблю хорошо спать.

Я еще раз врезал ему — туда же. На этот раз выбитый зуб он выплюнул.

— Как видишь, я это умею. Если будешь продолжать в том же духе, я за каждый вопрос буду выбивать тебе по одному зубу. У тебя есть хороший дантист?

— Ладно, хватит. — Он примирительно поднял руки.— Этот малый из кабака увязался за желтым "фольксвагеном", что-то видел. Потом позвонил мне. Предложил встретиться. И сказал, что его молчание будет стоить денег.

— Почему именно тебе?

— Потому что именно я брал на фирме эту машинку. И пригонял ее в клуб. И сказал, что мы проводим рекламную кампанию по продвижению этих машин. Ну а взамен за этот рекламный презент попросил об одной маленькой услуге.

— Какой?

— Приз должна выиграть конкретная баба — из посетителей клуба.

— Это слишком зыбкая игра. А если бы она не ввязалась в драку?

— Да, стопроцентной гарантии не было. Но... Меня не посвящают в детали. Я знал только то, что расчет был, скорее, психологический... Характер у нее такой. И потом, насколько я знаю, именно такую машинку собирался ей подарить хахаль. Ей намекнули: это твой подарок, но есть возможность повеселиться.

Ах да. "За все в этой жизни приходится драться" — любимая присказка Лени. Если верить аэропортовской девочке, они с Бэмби были в теплых отношениях. И если так, то Бэмби наверняка слышала из Лениных уст эти слова, потому так легко и ввязалась в игру, заранее зная ее счастливый исход.

— К ней домой, в Крылатское, ты наведывался?

— Было такое дело.