Друг стад (Айболит из Алабамы) - Джон Маккормак

— Да никак его не зовут. Я его Придурком кличу.

«На себя бы посмотрел», — подумал я про себя.

Я принес из машины аркан, недоуздок, петлю для зажимания морды и черный чемоданчик, и разложил все, кроме тридцатифутовой веревки, у самой ограды. Мгновение спустя жеребчик уже ел у меня из рук, как и предсказывал хозяин. Но едва я левой рукой почесал ему нос, годовичок резко вскинул голову и захрапел. Понять, что он имеет в виду, труда не составило. Я поставил ведро с кормом на землю и зашагал прочь, словно утратив к жеребенку всякий интерес.

— Не лезь ко мне — хуже будет! — явно предупреждал он на своем «лошадском» языке.

— Вы не возражаете, если я его заарканю? — спросил я. — А то он так и не угомонится.

— Да Бога ради, — согласился владелец.

— Тогда не выйдете ли вы все за ограду, пока я его ловлю, — а то ему мои действия по душе не придутся. — Загон мгновенно опустел, точно объявили воздушную тревогу.

Когда жеребенок в третий раз поднял голову над ведром, я набросил петлю ему на шею. Разумеется, переполох поднялся жуткий! Как это водится у брыкливых лошадей, он прыгал, лягался, визжал, и даже извергал газы короткими порциями, куда как мелодично! — но я крепко держал свой конец веревки, невзирая на то, что меня едва не волочили по загону. Тут происходящим заинтересовались собаки: очень скоро они включились в шум и гам, оглушительно лая и пытаясь ухватить жеребчика за задние ноги и прочие доступные места.

— А ну, пошли прочь! Домой, Герцог! Вон отсюда, Лобо! — заорал кто-то. Двое детей постарше подобрали с земли несколько камней и принялись швыряться ими в собак. К сожалению, целая горсть полетела в общем направлении загона, и один пришелся меня в ногу. «Оу!» — громко возопил я и стремительно затанцевал назад, уклоняясь от нового шквала снарядов, что, кстати, помогло разогнать собак. Очень хотелось потереть ушибленное место, но я гордо воздержался, демонстрируя зрителям, какой я крепкий орешек.

— Черт подери, Билли Джо, ты ж в человека попал! — отчитал сына отец. — Ты что, целиться разучился? — Псы тем временем отступили к внешнему периметру ограды и наблюдали за происходящим, просунув морды над нижней доской, нервно облизываясь и поскуливая, — видать, мечтали еще хоть разочек цапнуть привязанного жеребчика за ногу.

Как ни странно, едва мы избавились от собак, жеребчик вскорости приутих, и я, выбрав крепко врытый столб, дважды обмотал его веревкой. Две минуты спустя все семейство уже тянуло за свободный конец, а я размахивал руками перед пациентом, — и вот, наконец, годовичок уткнулся мордой точнехонько в столб.

Я благоразумно решил провести осмотр ушей из-за ограды, перепрыгнул на другую сторону и надел на морду петлю. Петля или скоба, если она надета правильно, вызывает «легкое неудобство», так что лошадь отвлекается от всего прочего, что вы с ней делаете, и задача ваша изрядно упрощается. Так что одной рукой двигая петлю туда-сюда, — развлекательное занятие, что и говорить! — другой я потянулся к левому уху жеребчика, одновременно отпихивая одного из псов, что твердо вознамерился еще хоть раз отведать конского мясца. Жеребенок пронзительно ржал, дрожал и встревоженно косил на меня глазом. Я ухватил распухшую, хрящевую часть наружного уха и развернул его пальцами. К моему изумлению, внутри обнаружились десятки клещей и полным-полно сухой, запекшейся крови. Я мог бы и сразу догадаться, в чем проблема, поскольку то же самое бедствие зачастую поражает и собак. Помню я одного пса: он так мучался болью, что извлекать единственного клеща, виновника всех его страданий, пришлось под общей анестезией.

— Вот в чем его проблема. Тут, небось, целая дюжина клещей, а то и больше, — объявил я, заглядывая внутрь уха. Все зрители, вытянув шеи, прильнули к ограде. Я извлек щипцами здоровенного, налившегося кровью членистоногого и продемонстрировал его всему собранию.

— Видите, ножки дергаются. У него их целых восемь, — сообщил я, практикуясь в педагогике. Люблю, когда подрастающее поколение проявляет живой интерес к чудесам биологии.

— Бр-рр, гадость! — заныли те, кто под это описание не подходил, корча рожи и поспешно ретируясь с показательной операции. Но один-два любителя научных открытий остались сидеть верхом на заборе, в предвкушении новых сюрпризов.

— Давайте введем ему транквилизатор, тогда можно будет спокойно удалить этих кровососов. Держу пари, ему сразу станет куда лучше, верно? Все со мной согласились, кроме отца: тот промолчал, пристыженно глядя в землю: видимо, совестью мучался, вспоминая о своих планах насчет эйтаназии.

На то, чтобы удалить клещей, вычистить и залечить уши и ввести антибиотик и столбнячный антитоксин, у меня ушло пять минут от силы. Транквилизатор подействовал так эффективно, что, когда я освободил пациента, тот и с места не стронулся: глаза его были закрыты, из пасти текла слюна.

Тем временем старшие дети обнаружили неподалеку от конюшни и второго пациента, так что, желая работать в условиях более спокойных, я предложил запереть псов в яслях. Снова оказаться под градом камней мне отнюдь не хотелось. Затем я поставил грузовик в сотне ярдов за конюшней, а дети принесли пару ведер воды. Маневрируя между пеньками сосен и амбровыми деревьями, я думал про себя, как часто ветеринаров вызывают к животным, страдающим от «инороднотелита». Я вспоминал бесчисленные проглоченные рыболовные крючки, застрявшие в глотке иголки и кости, аптечные резинки, стянувшие щенячьи шеи. Собаки вечно давятся резиновыми мячиками, кукурузными кочерыжками, камушками и даже всяким хламом из перевернутых мусорных баков. Коровы зачастую проглатывают длинные куски проволоки, что порой прокалывают стенку второго желудочного отдела и вылезают наружу. А у лошадей, как правило, то гвоздь в копыте застрянет, то в тело воткнется что-нибудь деревянное.

Мальчики уже отловили смирную старую серую кобылу и надели на нее недоуздок, однако она упорно отказывалась стронуться с места, предпочитая относительный покой молодой сосновой рощицы. Я осторожно подошел к ней и принялся ласково уговаривать и поглаживать кобылку, даже не пытаясь рассмотреть рану, пока не пойму, как лошадь реагирует на чужаков. Когда я почесал ей спину ближе к хвосту, почти совсем седая шерсть так и полетела во все стороны. Что заставило меня задуматься об общем состоянии здоровья моей пациентки: например, давно ли ей выгоняли глистов? Летом и осенью шерстный покров у здоровых лошадей обычно бывает блестящим и гладким. Затем взгляд мой скользнул к передней части туловища — и при виде подобного зрелища я просто-таки оторопел.

Чуть выше холки зияла рваная рана дюйма четыре в диаметре, а из нее торчала острый, сучковатый кусок дерева дюйма три толщиной — явно древесная ветка. Вокруг раны растеклась кровь, и несколько длинных, запекшихся ручейков тянулись до самой левой ноги. Учитывая всю серьезность этой необычной травмы, крови пациентка потеряла относительно немного. Дальнейший осмотр выявил очертания крупного цилиндрического предмета под самой кожей, что уходил назад и заканчивался где-то у бедра, примерно футах в трех от открытой раны. Мне доводилось слышать, как ветеринары постарше и поопытнее рассказывают про инородные тела, застревающие у лошадей в самых невероятных местах, но обычно то бывал, что называется, застольный треп, и я воспринимал эти байки весьма скептически. И только теперь я осознал, что, возможно, коллеги мои ни словом не солгали.

Те несколько членов семьи, что нашли в себе силы выйти посмотреть на раненую кобылу, заговорили все одновременно, но болтовня их прошла мимо меня: я сосредоточился на насущной проблеме примерно так же, как концентрировался на ударах час назад на поле для гольфа. Наконец я отступил на шаг и выслушал свидетеля происшествия.

— Да рассказывать-то тут, в сущности, и нечего, — сообщил старший из мальчиков. — Она бежала себе вприпрыжку, как всегда, а от соснового ствола сук отходил, она с ним и не разминулась. Вижу: напоролась со всего размаха, ветка хрустнула, она вроде как пошатнулась, остановилась, огляделась, пару раз куснула себя за бок. А потом в лес захромала. Я сразу и не понял, что сук у нее в боку торчит, а потом глядь: на дереве-то его и нет, и на земле тоже не валяется. — Братики и сестренки, слушавшие с широко раскрытыми глазами, согласно закивали. Держу пари, в том, что касалось изумленно распахнутых глаз, я мог дать им сто очков вперед.

Удалить ветку из организма лошади, как хотелось бы верить, труда бы не составило, но впридачу существовала большая вероятность занесения инфекции. Кто знает, сколько сосновой коры и шерсти застряло в мышечной и соединительной тканях по пути проникновения инородного тела? Входное отверстие раневого канала было просто-таки забито корой, так что я надеялся, что по мере вхождения внутрь сук был более-менее ободран. Я осторожно потянул за оголенную часть ветки, пытаясь слегка расшатать ее; кобылка нервно затопталась, но дерево засело так крепко, что едва двинулось. Хотя я понятия не имел, куда именно ушел второй конец, я предположил, что, если бы сук пробил брюшную полость и задел внутренние органы, пациентка была бы в шоке, а, возможно, что и уже мертва. Потому я собирался действовать, исходя из предположения, что ветка застряла в тугих мышцах передней части бедра или, возможно, в области тазовой кости. В который раз мне отчаянно захотелось воззвать за советом и консультацией к кому-нибудь из более опытных коллег. Но здесь, в глуши, приходилось принимать решение самостоятельно, на свой страх и риск.