Мир чеченцев. XIX век - Зарема Хасановна Ибрагимова

местных властей. В составе Главного управления наместника был учрежден особый контрольный департамент, не подчиненный центральному ведомству, а подотчетный начальнику Главного управления. Контрольному департаменту следовало проверять деятельность той самой администрации, частью которой он являлся. Созданная князем Барятинским система финансового управления практически освободила его от необходимости согласовывать действия с Министерством финансов: в своем распоряжении наместник имел всю совокупность доходов края, включая возможные остатки, а также гарантированные пособия на экстраординарные и «полезные» мероприятия. Контроль за расходованием средств бюджета практически отсутствовал. Этот аспект реформы управления краем вызвал больше всего недоумения у современников и исследователей 51.

В 1899 году И. Алексанов опубликовал свою статью в «Вестнике Европы», где он охарактеризовал Северный Кавказ как сырьевой придаток России: «В настоящее время весь Северный Кавказ – только производитель, – сообщал он, – поставщик сырья и производитель безгласный, бесправный, рабски подчинённый условиям, а очень часто и произволу эксплуатирующих его труд коммерческих центров. До сих пор Северный Кавказ служит ареной грубых эксплуататорских махинаций; край переполнен «пришельцами», нахлынувшими сюда, начиная с пятидесятых годов, в погоне за лёгкой наживой, млечными реками и простором»52. Пальм, в своей статье «Кавказские губернаторы о Кавказе» писал: «Послушать одних – Кавказ разлезся по швам, русская власть как бы способствует развитию мятежного брожения, русская государственность потерпела полное крушение. Послушать других – окраина спокойна, население лояльно, подвластные России мелкие кавказские народцы терпеливо сносят всевозможные обиды и притеснения как от русских окраинцев, угнетающих туземцев, так и от представителей русской государственной власти»53.

Безусловно, понятие «народное» управление не оправдывало своего смысла на Северном Кавказе в имперский период. Необходимо было перестроить ближайшую к населению правительственную власть на новых началах. Сама Кавказская администрация, как высшая, так и областная, вполне сознавала недостатки местного управления, все неудобства, возникавшие из-за многосложности управления краем, не имеющим органов самоуправления, с местной инициативой, зачастую подавляемой властью54. Почва для восприятия земских учреждений среди горцев Терской области уже давно была подготовлена не только всей их прошлой общественно-исторической жизнью, но также и практикою управления после присоединения их к России. После отмены крепостного права общественное управление села стало крестьянским сословным учреждением. Его распорядительным органом являлся сельский сход, а исполнительным – старшина и другие должностные лица55. Терская область нуждалась в земском самоуправлении. На 500 тыс. горцев не было ни одной больницы, а 5 окружных врачей исполняли исключительно судебно-медицинские обязанности. На 200 тыс. чеченцев приходилась только 1 школа. Печальное положение хозяйственного управления на Кавказе усугублялось ещё тем обстоятельством в регионах с местным населением, что между администрацией и населением стоял класс переводчиков, на растлевающее влияние которого в кавказских административных и судебных учреждениях давно пора было обратить самое серьёзное внимание. Одним из сложнейших регионов империи фактически управлял класс переводчиков, введение земства во многом урезало бы его власть56.

Российская политика на Кавказе до Ермолова носила двойственный характер. С одной стороны, периодические военные экспедиции в горы способствовали развитию враждебных отношений горцев к России. С другой – налаживались мирные отношения с горскими владетелями, они поступали на российскую службу, получали жалованье, будучи как бы представителями российской власти в своих владениях, в обмен на различные подарки и уступки; удерживали своих подвластных от нападений на укрепления и поселения на Кавказской линии. Вопрос о сотрудничестве с этническими элитами был одним из краеугольных камней не просто «национальной политики», но вообще государственного управления Российской империи. Можно по-разному оценивать и определять эту практику – как социальную комплиментарность, классовую солидарность… Но мы сталкиваемся с неоспоримым фактом: русские элитные структуры традиционно сотрудничали со своими иноэтничными «коллегами»57.

Даже во время Кавказской войны с горцами старались наладить торговые отношения, организовывались меновые дворы58. В то время в чеченцах поощрялось корыстолюбие, это был один из способов завоевания края. Н.А. Добролюбов писал в своих заметках: «Мы необходимо должны были развивать в горских племенах и алчность к деньгам. Мы показали им, что деньгами можно покупать разные удобства жизни, и затем дали повод думать, что деньги можно приобретать не усиленным и честным трудом, а услугами нам во вред их единоплеменникам. Теперь, в мирное время, надо внушать им уважение к чужой собственности»59.

Назначение Ермолова было связано с изменением политики России на Кавказе – российский царизм вплотную приступил к завоеванию Кавказа, военные силы России не были отвлекаемы другими «театрами» стратегических действий60. Среди «устроителей Русского Кавказа» особое место занимает незаурядная личность генерал-лейтенанта А.А. Вельяминова, бывшего в 1831–1837 гг. командующим войсками на Кавказской линии и начальником Кавказской области. Близкий и доверенный соратник А.П. Ермолова, Вельяминов был жёстким и умелым военачальником и администратором, глубоким и тонким знатоком Кавказа. С его именем принято связывать разработку того плана «успокоения горцев», реализация которого в конце 50-х – начале 60-х гг. XIX века привела к завершению Кавказской войны. Предлагаемая Вельяминовым жёсткая «трёхуровневая» система назначения «сверху» духовных лиц не соответствовала мусульманским традициям, но отвечала «командно – административным» целям политики монархии Романовых на Кавказе 61. К началу пореформенного периода военные действия между горцами и царскими войсками на Северо – Восточном Кавказе завершились, но внутриполитическая обстановка в крае продолжала оставаться напряжённой.

Высшее чиновничество отдавало себе отчёт в том, что военная победа не решила задачу полного подчинения края. Александр II в 1860 году писал наместнику Кавказа: «Управление горцами должно стать главной задачей текущего момента, надобно смотреть на управление горцами как на продолжение их покорения»62. Наместник на Кавказе, Михаил Николаевич Романов, выдвигая лозунг о слиянии колонии с метрополией, высказывал надежду на то, что «облагодетельствованные народы будут прославлять меч, заставлявший их покориться»63.

Правительство видело свою главную задачу в «прочном замирении» региона, стабилизации обстановки во избежании новых антиправительственных выступлений горцев. В этих условиях административно-политическая сторона в деятельности имперских властей в регионе приобретала особое значение, выдвигаясь на первый план в ряду других мер правительства, направленных на упрочнение российской власти на Кавказе. Наместник, генерал-фельдмаршал князь А.И. Барятинский, в отчёте на имя императора особо отмечал, что «…устройство окончательного управления горскими племенами – это краеугольный камень русского владычества…» Барятинский был убеждён, что «бунт в Чечне» в 1840 году, ставший сигналом общего восстания на Восточном Кавказе, был следствием «неустройства нашего управления» и злоупотребления, истекавшие из этого неустройства. «Но, – продолжал наместник, – чтобы покорение на этот раз было окончательным, необходимо основать народное управление на новых началах»64. Возникает вопрос о существовании у правительства концепции политики стабилизации на Северном Кавказе в указанный период. Какой-либо единый программный документ такого рода не обнаружен, но основные