Освобождённая возлюбленная - Дж. Уорд

Ветеринар ответил после второго гудка.

— Алло?

— Как моя девочка? — Пауза сообщила ему всё, что нужно. — Так плохо?

— Ну, её жизненные показатели остаются на нормальном уровне, и она чувствует себя так комфортно, насколько это возможно в её подвешенном состоянии. Но меня беспокоит хромота. Поживём-увидим.

— Держите меня в курсе.

— Обязательно.

На этой ноте он мог лишь положить трубку. Разговор завершился, а Мэнни нельзя было назвать треплом… даже, будь оно иначе, пустая болтовня не даст ему желаемого — а именно здоровую лошадь, мать его.

Прежде чем будильник прозвенел в шесть-тридцать и внёс свой вклад в дикую головную боль, Мэнни погрузил радио часы в вечный покой с мыслью, «зарядка, кофе, больница».

Минуточку. Кофе, зарядка, больница.

Сначала ему определённо нужен кофеин. Он не готов к бегу или силовым упражнениям в таком состоянии… управлять тяжёлой машинной техникой вроде лифта тоже не рекомендуется.

Когда Мэнни опустил ноги на пол и принял вертикальное положение, в его голове словно раздался удар сердца, но он противился мысли, что может, просто может быть, мигрень не была обусловлена алкоголем: он не был болен, об опухоли мозга и речи быть не может… а даже если и так, он всё равно должен ехать в Святой Франциск. Это было в его природе. Чёрт, в детстве он упорно рвался в школу, будучи заболевшим… даже подхватив ветрянку, и внешним видом напоминая игру «соедините точки», он всё равно рвался к школьному автобусу.

В том случае его мать выиграла спор. И она психовала, утверждая, что в этом он был похож на своего отца.

Не комплимент для него, он слышал эти слова на протяжении всей жизни… и они ничего не значили, потому что Мэнни никогда не встречал этого парня. Выцветшее изображение — всё, что ему осталось, — было единственной фотографией, которая удостоилась рамки…

Какого чёрта он вспоминает это сегодняшним утром?

Кофе — Старбакс Брекфаст Бленд. Пока варился напиток, Мэнни оделся для тренировки, и потом опустошил две кружки, стоя у раковины и наблюдая за сверхскоростным дорожным движением на северном шоссе, озаряемом тусклым предрассветным сиянием. Последним делом он подхватил айПод[42] и заткнул уши гарнитурой. Мэнни в принципе не любил попусту чесать языком, но сегодня — Господь помоги бестолковым девицам с мотором вместо рта.

Спортзал внизу оказался пустым — огромное облегчение, но блаженное одиночество продлится недолго. Запрыгнув на ближайшую к выходу беговую дорожку, Мэнни выключил новости Си-эн-би-си[43] на ТВ над головой, и приступил к бегу.

Он бежал под «Джудас Прист»[44], которые также отключили его мозг, а его напряжённое, ноющее тело получило то, в чём нуждалось. Принимая всё во внимание, сейчас ему было лучше, чем по прошествии прошлого уикенда. Головные боли не прекращались, но Мэнни бодро управлялся с работой и пациентами, и всё хорошо функционировало.

И это его удивляло. Прежде чем Джейн врезалась в то дерево, её тоже мучили головные боли. Значит, если бы они смогли сделать аутопсию тела, то нашли бы аневризму? Но, с другой стороны, каковы были шансы возникновения аневризмы у них двоих в течении…

Почему ты сделала это, Джейн? Зачем сфальсифицировала свою смерть?

У меня нет времени объяснять. Прошу. Я знаю, что прошу многого. Но есть пациент, который отчаянно в тебе нуждается, и я искала тебя больше часа, и сейчас выбиваюсь из времени…

— Чёрт… — Мэнни быстро соскочил с дорожки, поставив ноги на боковые планширы, и стиснул зубы от дикой боли. Рухнув телом на приборную панель тренажёра, он дышал медленно и ровно… для человека, бежавшего со скоростью миля в шесть минут.

Последнюю неделю он методом проб и ошибок выяснил, что когда атаковала мигрень, лучшим вариантом было очистить разум и ни о чём не думать. И действенность этого когнитивного фокуса разбивала теорию об аневризме в пух и прах: если что-то способно проделать дыру в мозговой артерии, то никакая йога и дыхательные упражнения не помогут.

Однако всё же просматривалась некая схема. Приступы следуют за мыслями о Джейн… или эротическим сном, который он постоянно видит.

Гребаный ад, он столько раз кончал во сне, что мог истощить даже своё либидо. Он был настолько больным ублюдком, что малейшая возможность вновь быть с той женщиной в своих снах заставляла его впервые в жизни с нетерпением ждать времени, когда он снова сможет придавить подушку.

Хотя Мэнни не находил объяснения тому, как определённые мысли могли вызывать головную боль, всё же хорошей новостью было то, что он шёл на поправку. С каждым днём после той странной чёрной временной дыры длиною в выходные, он чувствовал себя лучше.

Когда осталась лишь слабая тупая боль, Мэнни вернулся на беговую дорожку и закончил тренировку. По пути к выходу он кивнул вошедшим в зал утренним пташкам, но успел свалить, пока никто не накинулся на него с «о-боже-мой-с-тобой-всё-в-порядке?», заметив его одышку.

Поднявшись в свою квартиру, он принял душ, переоделся в чистый хирургический костюм и белый халат, а затем, подхватив портфель, направился к лестнице. Чтобы объехать пробки, он держался мощёных дорог. Северное шоссе в это время дня всегда забито под завязку, и Мэнни неплохо провёл время, слушая старый-добрый «My Chemical Romance[45]».

«Я не в порядке»[46] — по какой-то причине он не мог наслушаться этой песней.

Когда он въехал на территорию Больницы Святого Франциска, рассветное солнце уже должно было взойти, и значит, день ожидался облачный. Не то, чтобы это имело для Мэнни значение. После того как однажды он оказался в эпицентре торнадо, которые никогда не происходили в Колдвелле, погода не имела на него никакого влияния. Чёрт, много дней он приходил на работу затемно и уходил до рассвета… но никогда не чувствовал себя так, будто упускает жизнь потому что «не видел солнца, видел дождь»…

Забавно. Сейчас он чувствовал, будто что-то упускает.

Он приехал в Колдвелл из Йельского Медицинского Колледжа после хирургической резидентуры[47], и планировал отправиться в Бостон, Манхэттен или Чикаго. Вместо этого, он сделал карьеру здесь, и сейчас прошло уже десять лет, а он находился всё ещё там, откуда стартовал. Конечно, он добился самого высокого положения, так сказать, спас множество жизней, выучил следующее поколение хирургов.

Но проблема была в том, что пока он съезжал по наклонному спуску на подземную парковку, все достигнутые успехи казались ему бессмысленными.

Ему было сорок пять, по меньшей мере, половина его жизни выброшена в помойку, и что он получил взамен? Квартиру, полную найковских шмоток, работу, которую он изучил вдоль и поперёк. Ни жены. Ни детей. Рождество, Новый год и четвёртое июля проведённые в больнице… а его мать вынуждена сама отмечать праздники и вздыхать по внукам, которых без сомнений может даже не ждать.