Капкан для маньяка - Наталья Александрова

Полковник посмотрел на штатского с презрительной жалостью и сказал:

– Ша! Лавочка закрывается.

– То есть как? Мы на вас рассчитывали! Патриотическое движение видело в вас одного из своих убежденных сторонников, одного из лидеров…

– А пошел ты в задницу! И свое патриотическое движение можешь туда же запихать! Все, целиком!

– Не думайте, что от нас так просто уйти! У нас длинные руки! Мы не прощаем изменников и отщепенцев!

Полковник побагровел и пророкотал своим могучим басом:

– Ты, крыса штатская! Скажи спасибо, что я тебя не тронул! Да кто ты такой? Какое там за тобой движение?! Я только что из города и могу тебя обрадовать: все серьезные люди, которые с вашим сраным движением были связаны, пропали, будто и не было их! Кто от инфаркта помер, кто в автокатастрофе погиб, кто просто исчез – и заметь, что все эти трагические случайности произошли в один и тот же день! Так что, мил-друг, если ты хочешь к своим соратникам присоединиться – скатертью дорога, не буду удерживать, а я лично как можно быстрее собираюсь отправиться в одну из так называемых горячих точек. Честное слово, там мне будет как-то спокойнее. По крайней мере, от инфаркта не помру – сердце у меня дай бог каждому! А я покуда везде нужен: профессионалы моего класса ценятся на вес золота. Да и ребят своих пристрою.

С этими словами Медвидь развернулся к инструкторам, которые дожидались окончания их разговора.

– Парни! – Полковник мгновенно перекрыл своим могучим басом гул голосов на плацу. – Вы – элита! Вы – профессионалы! На фига нам эти националы хреновы! Собираем манатки и едем на Кавказ. Там люди такого уровня без хлеба не останутся! Я уже кое с кем договорился, оплата будет классная, уж вы мне поверьте!

В рядах инструкторов послышался радостный гул и крики, как у запорожцев в Сечи:

– Батя, с тобой хоть к черту в пекло! Мы тебе верим! Мы в тебе не сомневались!

Штатский растерянно оглядывал их ряды. Ему не на кого было больше опираться… С уходом людей полковника Медвидя, с его изменой лагерь вышел из-под его контроля.

Медвидь со своими бойцами вывели из гаража несколько «уазиков» и выехали за ворота.

«Отец родной» злобно сплюнул, развернулся и ушел к себе в кабинет. Он снял телефонную трубку и начал набирать один за другим номера людей, которые могли помочь ему в сегодняшней непростой ситуации. Он набирал номер за номером, и ни один из них не отвечал. С каждым звонком ему становилось все страшнее и страшнее. Неужели полковник сказал правду? Неужели вся мощная, разветвленная, отлаженная организация рухнула в один день? Неужели все ее высокопоставленные покровители, все эти люди с крутыми связями, огромными деньгами и возможностями проиграли главную игру своей жизни? Неужели их уничтожила сила, еще большая, чем они? Он привык чувствовать за собой мощную поддержку, привык сознавать свою неуязвимость – и вдруг оказался беззащитен…

Уже без всякой надежды на успех он снова снял трубку, чтобы набрать еще один номер. Но телефон вообще замолчал. Не было даже длинного гудка – трубка глухо молчала в его руке. Связь оборвалась… Или ее кто-то оборвал? Он похолодел. Неужели вслед за всеми теми людьми, о которых говорил Медвидь, пришла и его очередь? А собственно, почему они должны пощадить его? Кто такие эти они, он не знал, да и не задумывался. Это были враги – страшные, неумолимые… Они расправились со всеми теми людьми, на которых он привык рассчитывать, опираться, и вот теперь идут за ним…

Он выдвинул ящик стола, где всегда лежал заряженный револьвер, но оружия не было на месте. Да и какое оружие поможет против неодолимой, неумолимой смерти?

В дверь кабинета постучали. Неужели это конец?

– Войдите, – сказал он охрипшим от страха голосом.

Он ожидал увидеть хладнокровного убийцу, киллера, подосланного могущественными врагами, но на пороге стоял худой белобрысый парень, всего четыре месяца назад прибывший в лагерь. Хозяин кабинета вздохнул с облегчением: с этими ребятами он чувствовал себя уверенно. Легко подчинял их своей воле, они выполняли его приказы беспрекословно…

– Что тебе, Андреев? – Он вспомнил фамилию вошедшего – память у него всегда была прекрасная, и это не раз служило ему хорошую службу. – Что тебе? Ты видишь, я занят.

– Ничего, прерветесь, – в голосе молодого солдата звучали волнение и робость, но слышалась и напряженная нервная сила, и с трудом сдерживаемая ненависть.

– В чем дело? – Штатский придал своему голосу отеческую суровость и командные интонации. – Немедленно выйди из кабинета! Если у тебя есть вопросы, обратись по форме!

– А как к вам обращаться, – спросил парень спокойно-злым голосом, – к полковнику – понятно, а вы кто? Вы же штатский.

– Я – замполит лагеря! Ты это прекрасно знаешь!

– Ничего я не знаю! Эту должность вы сами себе придумали, и с какой это стати штатский может командовать в воинской части? Если это, конечно, воинской часть?

– Это что – мятеж? – взвизгнул штатский. – Я тебя арестую! Под трибунал пойдешь!

– Ага, сейчас! Под трибунал! Когда Сергей Свиридов прокурору написал, куда он исчез? А насчет того, чтобы арестовать, – это попробуйте. Как вы меня – лично будете арестовывать?

– Подожди, Андреев, не кипятись, – в голосе «замполита» заметно поубавилось командных ноток, – давай поговорим по-мужски. Обсудим все это…

– Давайте поговорим. Только не со мной одним. Выйдите к ребятам, они ждут вас снаружи.

«Отец родной» затравленно огляделся и решил, что безопаснее подчиниться и попробовать еще раз воздействовать на неопытных наивных новобранцев своим красноречием, своей испытанной демагогией. Он вышел на крыльцо штабного домика. Здесь собрался, конечно, не весь лагерь, но человек сорок ждали его, угрюмо и решительно переглядываясь.

– Солдаты! – с ходу разогнался «отец родной». – Не дайте обмануть себя продажным идеологам, наймитам международного капитала и западных спецслужб!

– Мы не дадим себя обмануть продажным идеологам вроде тебя! – закричал рыжий веснушчатый парень и стащил его с крыльца.

– Ребята, ребята, – запричитал «замполит» в ужасе, пытаясь вырваться, но уже десятки рук тащили его куда-то на край лагеря.

– Ребятушки, да вы что? Я же с вами как отец родной…

– На хрена нам такой отец! – зло выкрикнул Андреев. – А с Юркой Никандровым ты тоже как отец родной обошелся?

– А что Никандров? Что – Никандров? – заверещал штатский. – Он дезертировал, его не нашли! Он небось дома уже давно!

– Нечего нам лапшу вешать! Серега Свиридов видел, что вы с Юркой сделали, и тоже пропал! А сколько ребят до полусмерти забили! Сколько пропали без следа!

«Замполит» пытался оправдываться, но все яснее понимал, что никакие оправдания ему не помогут. Парни тащили его, не обращая внимания на вялое сопротивление, на самый край лагеря. Он не мог понять, куда и зачем его ведут, пока не увидел растущую у самого ограждения старую осину.

– Что вы, что вы надумали, ребятушки?! – голос его стал слезливым и жалким. – Вы что это сделать хотите?

– Повесить тебя, как Иуду, на осине, – ответил ему рыжий с холодной ненавистью, – другой смерти ты не заслуживаешь.

Один из солдат легко вскарабкался на дерево, перекинул через толстый наклонный сук веревку, закрепил ее и спрыгнул.

– Ребята, это же самосуд! Вас же за это посадят!

– За такую сволочь и отсидеть не жалко! Давай, ребята, тащи чурбан!

Кто-то из парней приволок толстый чурбан, «замполита» втащили на него, Андреев завязал на конце веревки петлю.

– Родненькие мои, не делайте этого, – «отец родной» пытался встать на колени, но сильные молодые руки подняли его, – у меня дети такие же, как вы, не оставьте их сиротами!

– Дети у тебя такие? – Голос Андреева звенел от ненависти. – А ты сына своего в этот лагерь не привел? Ты его в смертники не готовил? Ты инструкторам сапогами забивать его не велел? Ты его со своим палачом-гориллой удавкой не душил? Ты его в лесу не закопал, как собаку бездомную? Да сын твой такая же сволочь, как ты! А если нет, то ему лучше сиротой быть, чем с таким папашей!

«Отец родной» лгал всю жизнь. Даже перед лицом смерти он не мог не лгать: никаких детей у него никогда не было.

Андреев накинул петлю ему на шею, проверил узел, в последний раз взглянул с ненавистью в бесцветные глаза приговоренного. В глазах этих не было сейчас ничего, кроме животного бесконечного страха. Все утратило сейчас для него значение, все, что когда-то было важно: и националистические лозунги, и жажда власти. И самая сильная его страсть – деньги… Сейчас он всем своим существом хотел только одного – жить любой ценой!

– Толик, – прошептал он, вспомнив неожиданно имя Андреева, – Толик, спаси, не губи. У меня много денег, все тебе отдам!

Андреев посмотрел на него с глубочайшим презрением. Скривившись, он проговорил: