Тайна старой знахарки - Сандра Лессманн

Иезуит вернул оружие Алену, но тот умоляюще поднял руки.

— Нет уж, увольте, прошу вас. Оставьте у себя. Мне он ни к чему.

— Хорошо. Я покажу его судье Трелони. Вообще-то вы правы, считая, что у такого пария, как Мартин Лэкстон, оружия быть просто не должно — средства не позволят. Так он на самом деле грозил вам оружием?

— Грозил, — подтвердил Ален. — Не могу сказать, намеревался ли он стрелять в меня, но, знаете, у меня не было никакого желания убеждаться в истинности его намерений. — И, помедлив, добавил: — Скажите, а возможно ли такое, что это Мартин застрелил из него свою мачеху?

Иеремия задумчиво наморщил лоб.

— Возможно все. Но вот только что могло побудить его на столь бесчеловечный поступок?

— А что вообще творится в черепной коробке у невменяемого? Откуда нам это знать?

Иеремия скептически посмотрел на него.

— Мартин Лэкстон — человек, легко поддающийся гневу, тут я с вами согласен, но в случае с вами речь явно шла о какой-то причине. Он твердо верит в то, что вы изнасиловали его сестру. Здесь все более или менее объяснимо. Но с какой стати ему убивать собственную мачеху? Что она могла ему сделать?

Тут Ален беспомощно развел руками.

— Это мне неизвестно.

— Если убийца повитухи он, то наверняка имеется и второй пистолет. Так что советую вам поостеречься, Ален!

— Мои защитники не дремлют!

Иеремия улыбнулся.

— Да-да, предусмотрительность и проницательность леди Сен-Клер общеизвестны.

Ален поднялся с табурета и подошел к распахнутому окну. Внизу, у арок моста, шумела вода.

— Нравится вам здесь?

Иеремия пожал плечами.

— Конечно, жить на мосту довольно занятно, — признал он. — Но уж очень здесь шумно. С утра до вечера грохот повозок. Нет, у вас мне жилось спокойнее.

Помолчав минуту, Ален объявил, что уходит.

— На днях непременно загляну к вам, — пообещал он и распрощался.

Перед тем как у «Старого лебедя» нанять лодку и отправиться в Блэкфрайер, он решил пропустить пару кружек эля. Дома его ждали лишь упреки, поэтому спешить туда было незачем. А упреки между тем высказывались все чаще и касались главным образом денег. Дело в том, что Алену приходилось посещать на дому бедняков — он не мог отказать больному только по причине его неплатежеспособности. Элизабет ставила ему в упрек и то, что родители Кита тоже не платят ни гроша, и требовала выставить мальчика, а вместо него нанять платных учеников. Ален отказался наотрез. Ему все уши прожужжали о том, что его заработков, дескать, не хватает на покрытие самых насущных расходов. На что он отвечал, что, мол, жить надобно скромнее, — в конце концов, и он в связи со свадьбой понес немалые траты. Риджуэй прекрасно понимал, что и Элизабет, и Энн рассчитывали зажить у него посытней, прикупить себе новых платьев и разных вещиц, и теперь постоянно ворчали, что не могут себе этого позволить. Мол, дома им жилось в этом смысле куда лучше. У Алена не раз чесался язык заявить напрямик, чтобы они и убирались подобру-поздорову туда, откуда пришли, но каждый раз предпочитал отмалчиваться, ибо споры, тем более бессмысленные, были ему отвратительны.

Подходя к дому, Ален заметил, как Энн у дверей препирается с какой-то женщиной, явно нищенкой, если судить по одежде — вернее, лохмотьям. Он даже замер на полушаге от неожиданности. Нищенка энергично жестикулировала, вероятно упрашивая собеседницу, и вообще, похоже, разговор был не из простых. Энн, напротив, отмахивалась от ее просьб, отрицательно качая головой.

Заинтригованный, Ален ускорил шаг, желая выяснить, в чем дело. Заметив мужа, Энн прошипела нищенке:

— Убирайся отсюда, чертова баба! Нечего тебе сюда шляться! Уходи прочь!

Женщина умоляюще воздела руки.

— Прошу вас, скажите мне, где Лесли! Вы ведь сами видели, как она забирала его у меня.

— Говорю тебе — убирайся отсюда к чертям! — выругалась Энн и захлопнула дверь.

Какое-то время нищенка продолжала молча стоять у дверей. Лишь прохожий, невольно задевший ее, вывел ее из ступора. Завидев Алена, женщина вздрогнула от испуга.

Лекарь, поняв это, жестами дал понять, что его ей нечего страшиться. Но нечто странное в глазах женщины, какая-то отрешенность, недоступность привели его в изумление.

— Да не бойтесь вы, — стараясь говорить как можно дружелюбнее, произнес он. — Я вам ничего не сделаю.

Женщина, попятившись, стала затравленно озираться. Ален решил приблизиться к ней.

— Вы о чем-то просили мою жену. Кто такой Лесли?

— Я ничего не сделала! — вырвалось у нищенки.

— Я вас ни в чем не обвиняю. Просто мне хотелось бы знать, о чем вы говорили с моей женой, — настаивал Ален.

Лицо женщины исказил жуткий страх. Она рванулась в сторону и побежала, расталкивая прохожих.

— Смотри, куда прешь, ты! — Какой-то мужчина возмущенно погрозил ей вслед кулаком.

— Подождите, подождите! — крикнул Ален и бросился за ней, проталкиваясь через толпу, обходя повозки, но женщина успела исчезнуть. Проклиная себя за неосмотрительность, он вернулся в лечебницу. Навстречу ему вышел Николаус.

— Что там у вас стряслось, мастер? Эта нищая вам чем-нибудь досадила? — с нескрываемым любопытством спросил молодой человек.

— А ты ее знаешь? — с надеждой спросил Риджуэй.

— Да так, видел пару раз. Она уже не первый раз здесь околачивается. Иногда стоит на противоположной стороне.

— Это точно она? Ты не ошибся?

— Она, кто еще.

— Ты говорил с ней?

— Нет, один раз я хотел к ней подойти, ну, там, расспросить, в чем дело, так ее и след простыл.

Ален в задумчивости пошел в кухню налить себе вина. Что нужно здесь этой странной особе? Кто она вообще? Ведь не просто так она приходит сюда! Наверняка ей что-то нужно от Энн. Но что?

Впрочем, Ален недолго размышлял над этим. Вскоре в лечебницу явился какой-то уличный торговец, укушенный собакой. Рана оказалась глубокой, и Ален провозился довольно долго, промывая и перевязывая ее. Только к вечеру, уже после ужина, когда Энн ушла в их комнату, Ален вспомнил о нищей. Любопытство Риджуэя взяло верх. А не связана ли эта женщина с убийством матери Энн? Надо бы подняться наверх да расспросить ее. Может, хоть что-нибудь удастся узнать.

Ален решительно направился в мансарду. Занятый своими мыслями, он даже не соизволил постучать, а сразу распахнул дверь.

— Энн, я хотел у тебя уз…

И умолк на полуслове, пораженный увиденным. Ален, не веря глазам, уставился на жену. Энн, в чем мать родила, стояла у сундука, где хранила платья и юбки, надевая через голову ночную рубашку. Заметив Алена, она поспешно прикрылась ею.

Не сразу до Алена дошла суть того, что он видел. Шагнув к Энн, он выхватил у нее рубашку. Живот его жены был подозрительно велик. Слишком велик.

— Не может быть! — ахнул он.

Не было сомнений, что Энн самое малое на пятом месяце, но уж никак не на третьем, в чем пыталась убедить его. Вначале он этого не замечал под зимней одеждой, с которой его благоверная не торопилась расстаться даже с наступлением погожих весенних дней. К тому же после этого горе-венчания у него не возникало охоты приближаться к ней, так что в столь откровенном виде Энн предстала перед ним впервые.

— Вот оно что! Вы обманули меня! — сдавленно произнес он. — Вы уже были беременны! — Вцепившись себе в волосы, он беспомощно уставился в пространство. — Теперь мне понятно, почему вы тогда явились ко мне и предложили себя. Пожелали убедить меня, что это мой ребенок. И убедили — я, идиот, поверил. Попался на удочку!

Выхватив у него ночную рубашку, Энн торопливо оделась и направилась к двери, но Ален загородил ей дорогу.

— Нет уж, подождите! Ловко вы все обстряпали, но вам меня провести не удастся! Вам все придется объяснить, хотите вы этого или нет. От кого этот ребенок? — схватив ее за плечи, допытывался он.

Энн стала вырываться.

— Оставьте меня в покое! Пустите!

Ален почувствовал, как его душит гнев. Его охватило непреодолимое желание ударить эту женщину, отхлестать по щекам, пнуть ногой. Ужаснувшись, он выпустил Энн и отпрянул. Никогда в жизни ему и в голову не приходило, что можно ударить женщину! Никогда! Пробудившиеся в нем чувства были настолько непривычными, несвойственными ему, до дикости чужими, что душа его протестовала.

Воспользовавшись растерянностью Риджуэя, Энн выскользнула из спальни и скрылась в комнате тетушки.

Ален продолжал стоять столбом. Волна гнева постепенно спадала, ей на смену пришло странное отупение. И горечь. Нет, ему необходимо выйти на свежий воздух. Сию же минуту, а не то он здесь задохнется. Скатившись с лестницы, Алей выбежал на Патерностер-роу и понесся словно на пожар, потом замедлил шаг. Постепенно Риджуэй пришел в себя и медленно пошел по переулкам в направлении Ладгейтских ворот, а потом на Флит-стрит. Там его взор привлекла харчевня. Усевшись за столик в самом углу, он заказал вина. Ален чувствовал острую потребность напиться до бесчувствия.