Волга-матушка река. Книга 2. Раздумье - Федор Панфёров

Но даже после таких выводов, даже после того, как было принято решение произвести перевыборы руководителей колхозов по всей области и всюду настойчиво проводить авансирование колхозников, — даже после всего этого Сухожилин вышел из обкома бледный, но глубоко убежденный в своей правоте.

— Хорошо я сделал, что настоял вести заседание под стенограмму: придет время — и документ налицо. — Он ускорил шаг, торопясь поскорее на квартиру, где у него в рабочей комнате находился специальный стол, уставленный длинными, узкими ящиками с цитатами. «Большое хозяйство Сухожилина» — так называли эту картотеку его сотоварищи.

Он спешил к «большому хозяйству», то есть к своей картотеке, и его белесые глаза задорно поблескивали за стеклышками пенсне.

После заседания бюро обкома, где хотя и был утвержден ряд мероприятий, Аким Морев снова заперся в своем кабинете, охваченный все той же тревогой: куда же девался хлеб? Ведь в деревне осталось больше ста миллионов пудов… и секретарь обкома в десятый раз делит эти миллионы на число едоков, и на бумаге хлеба людям хватит не меньше, как на два года.

— Вдосталь! — повторяет он слово, произнесенное Сухожилиным, и тут же: — Вдосталь, вдосталь, а мать запирает от ребятишек хлеб в сундуке, и «если бы не семьдесят восемь тыкв»… и колхозники бегут. Как бы это «вдосталь» не свалилось на наши головы. Раздробит, как чугунная чушка. Забрать хлеб у богатых колхозов? Подорвем их.

И у Акима Морева буквально пухла голова. Где уж в таком состоянии ехать к Елене!

«Может, прав Петин? — пришла ему мысль, но он тут же ее приглушил. — Прав. Прав. Куда лезет? Занимался бы лучше своим делом. Хотя может быть и так, что с некоторых районов лишнего хлеба взяли. Такие, как Ростовцев, ради собственной славы могут население с ног до головы ободрать… Одно осталось — позвонить в ЦК».

Вскоре Аким Морев связался с членом Центрального Комитета партии Моргуновым, рассказал ему о впечатлении, вынесенном из поездки по северным районам, опять-таки приводя в пример два колхоза: «Дружбу» и «Партизан».

Моргунов, выслушав, ответил:

— Страшные эти люди — гаранины. С одной стороны, их жалко: в прошлом заслуженные… Но интересы народа выше всего, и потому, мне кажется, гараниных надо судить самым суровым судом.

Аким Морев:

— Мы и постановили судить. И еще решили произвести перевыборы руководителей колхозов.

— Это надо, непременно. Только вы с водой не выплесните и ребенка. У вас все? — спросил Моргунов и тут же настойчиво и, как показалось секретарю обкома, с угрозой в голосе добавил: — В Центральный Комитет поступили сигналы о бедственном положении со снабжением в вашем городе. Почему молчите?

— Неожиданно все это для нас прорвалось… И я прямо-таки с ума схожу, — с трудом переводя дыхание, заикаясь, ответил Аким Морев.

— От того, что мы с вами будем сходить с ума, населению ни холодно, ни жарко. По определению урожайности дутые циферки-то не только у вас оказались… — Хотя и намеками, нередко телеграфным языком, Моргунов обрисовал довольно тревожное состояние со снабжением в некоторых областях страны, сказав, что «ряд областей пришлось снабдить семенами из государственных закромов, — и там, как и у вас, появились очереди… Это в период-то постепенного перехода от социализма к коммунизму! Стыдно перед народом! Вот почему правительству пришлось открыть неприкосновенные запасы зерна и других продуктов».

А Сухожилин утверждает, что уход колхозников в города — разгул мелкобуржуазной стихии, — перебил Аким Морев.

— Мелкобуржуазная стихия? Мелкобуржуазная стихия! Выдумают же наши начетчики! Вы это отбросьте. Займитесь вскрытием местных резервов. У вас в области по степям гуляют десятки тысяч коров астраханской породы. Они не дают государству, а стало быть, и вашему рынку и килограмма молока. Почему? Я говорил с Опариным. Он ответил: «Не приучены к дойке. Дикие. Дрягаются, хоть связывай». Глупо. Экая непобедимая крепость — дрягаются! Поднимите на это дело женщин, материально заинтересуйте их и вдохновите. Денежная сдельщина? Я тоже считаю, что это великий рычаг. Но еще и еще раз проверьте… Поймите: пока колхозник за свой труд не получит в пригоршню оплаты, он не поверит. Надо на первых порах авансировать колхозников деньгами и продуктами. Вы на этот, ныне основной, рычаг обратите внимание, но думайте и о завтрашних рычагах. Одним словом, я рекомендую вам не сходить с ума, а съездить в южные районы, особенно на Черные земли, и вскрыть там возможные резервы.

«Петин! Петин!» — сразу же после разговора с Моргуновым спохватился секретарь обкома, вспомнив, как тот докладывал ему о дутых цифрах валового сбора урожая по области.

Негодненькое зашевелилось в душе Акима Морева: ему трудно было признаться, что оказался прав Петин, а не он, секретарь обкома, так грубо оборвавший своего помощника. И сейчас, борясь с этим негодненьким, он, вызвав Петина и подыскивая «ходы», заговорил:

— Вот что, товарищ Петин, пора вам взяться за более сложные дела. Посадите за свой стол кого хотите и завтра на машине отправляйтесь на Черные земли… в район пастбища колхоза «Гигант». Присмотритесь там ко всему, а главное, почему коровы не дают молока… и ждите меня. Как это вам улыбается? — Аким Морев наконец сам улыбнулся, сгоняя с лица стыдливую хмурь, и открыто посмотрел в глаза Петину.

Петин в замешательстве спросил:

— Это что… доверие или — на вылет?

— Полное доверие: вы оказались правы в своем анализе. Я выеду на Черные земли попозже: сначала в городе надо уладить дела.

— Раз доверие, разрешите мне помочь вам здесь, а потом — куда угодно. Время-то горячее, а я уеду.

— Хорошо. Займитесь подборкой людей для выезда в деревню… чтобы завтра же, — попросил Аким Морев и, когда Петин вышел, снова задумался.

Надо было принимать срочные меры по снабжению города продуктами. Срочные? Заболел человек, созывают консилиум, врачи принимают срочные меры. Но ведь это один человек. А тут дело касается тысяч.

«Оказывается, в других местах и семена пришлось выдавать из государственных запасов. Нас-то хоть это миновало. Хорошо миновало: магазины опустели», — тут же поправил он сам себя и, пока не видя другого выхода, пошел на то, что вначале еще предлагал Опарин.

Вызвав стенографистку, он принялся диктовать письма председателям зажиточных колхозов, обрисовывая перед каждым бедственное положение со снабжением города продуктами, взывая то к совести, то к чести, а то и к партийному долгу, вполне понимая, что его просьбу им выполнить нелегко: у каждого колхоза свой «план жизни», свои нужды, а тут — вези продукты в город.

Все это Аким Морев знал, но иначе поступить не мог и потому письма подписывал скрепя сердце.

Он также диктовал письма и секретарям райкомов, советуя тем «изыскать возможности снабдить бесхлебные колхозы зерном заимообразно, до нового урожая».

Продиктовав стенографисткам письма, Аким Морев вызвал Опарина и спросил:

— Алексей Маркович, как у нас на практике дела с авансированием в колхозах?

— Да как? У богатеньких колхозов денежки есть — авансируют, в чем и вы, видимо, убедились во время поездки. У бедненьких — обещания.

— Вот это уж совсем плохо: обещания, посулы. Колхозники скажут: постановление «колхозного Пленума» хорошее, по сердцу нам, однако на деле только посулы, Ай-яй-яй, Алексей Маркович! Какие мы с вами плохие руководители!

— Но как же быть? У бедных колхозов денег нет! — воскликнул Опарин, хотя и понимал уже, что сам не проследил за авансированием и тем нанес ущерб колхозникам.

— Как быть? Ведь Совет Министров дал распоряжение финансовым органам кредитовать колхозы на предмет авансирования.

— Но до нашего Госбанка такое решение, видимо, еще не дошло.

— Со дня решения Пленума истекло несколько месяцев, а до нашего Госбанка сие еще не дошло? Да кто же у вас, Алексей Маркович, там стул протирает?! — возмущенно воскликнул секретарь обкома.

— Стыжусь. Сделаю, Аким Петрович.

— Не «сделаю», а немедленно делайте. Сейчас же поднимите с постели директора Госбанка… и погоняйте, как коня на манеже… да так, чтобы с него пот хлопьями полетел. Поймите, авансирование — основной рычаг, а его-то мы с вами и прохлопали…

В соответствии с решением бюро обкома развернулась кипучая деятельность и в кабинете Александра Павловича Пухова. Сюда то и дело входили директора фабрик, заводов, предприятий кустарной промышленности, начальники новостроек: на окраине города надо было в самом срочном порядке освоить пустырь под сельскохозяйственную выставку областного значения.

— Ни у обкома, ни у облисполкома на такое строительство и рубля нет. Раскошеливайтесь вы, промышленники, — говорил Александр Пухов каждому директору, начальнику стройки, руководителю кустарного предприятия, и те почти одинаково восклицали: