Живые. История спасшихся в Андах - Пирс Пол Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карлитос хотел присоединиться к этой беседе (у него имелись собственные представления о Боге), но Фито и Педро сказали, что он еще не дорос до глубокого осмысления их аргументов. Днем позже Карлитосу представился случай отомстить Педро за столь низкое мнение о его интеллектуальных способностях. Альгорта обругал кого-то из соседей за то, что тот толкнул его ногой в лицо или наступил на поднос с едой.
— О, как ты можешь говорить такие ужасные слова, Педро?! — с явным сарказмом воскликнул Карлитос. — Я думал, любовь не ведает преград, разве не так?
Читать было нечего, за исключением нескольких комиксов. Никто уже не играл в игры, не пел песен и не рассказывал историй. Лишь изредка кто-нибудь отпускал непристойную шутку по поводу геморроя Фито. Один раз все рассмеялись, когда увидели, как Инсиарте, потянувшись к полке за какой-то вещью, задел лицом руку трупа — ребята занесли ее в салон на случай, если ночью кому-то захочется утолить голод. Иногда они шутили по поводу каннибализма («Когда в следующий раз зайду в Монтевидео в мясную лавку, попрошу мясника сначала дать мне попробовать сырое мясо на вкус») и вероятности печального исхода их горной эпопеи («Интересно, как я буду выглядеть вмороженным в глыбу льда?»). Еще они меняли окончания существующих слов и придумывали новые (этим особенно увлекался Карлитос), создавая необычные фразы и лозунги, чтобы подбодрить себя или аллегорично выразить горькую правду, которую не решались говорить прямо. Так, выражение «Неудачники остаются» являлось наименее замысловатым намеком на то, что слабых духом ждала смерть. Еще в ходу были изречения вроде «Выживает тот, кто сражается» и «Мы победили холод». Но чаще всего юноши повторяли слова, в истинности которых не сомневались: «На западе — Чили».
Главной темой всех разговоров и мыслью, неотступно преследовавшей каждого обитателя фюзеляжа, было возвращение к людям. Пленники гор без устали обсуждали детали предстоящей экспедиции, общими усилиями разрабатывали ее маршрут и подбирали для участников соответствующую экипировку. Все сходились во мнении, что уходящий в горы отряд должен действовать в интересах всего коллектива и потому следовать указаниям большинства. Самые практичные ломали голову над тем, как лучше всего утеплить ноги товарищам, которых ждал трудный путь. Мечтатели беседовали о том, что будут делать, оказавшись в Чили, и договорились сначала позвонить оттуда родителям в Монтевидео, чтобы сообщить о своем спасении, а затем сесть на поезд до Мендосы. На родине юные уругвайцы собирались найти журналиста, заинтересовавшегося их историей, и с его помощью написать книгу. Канесса даже придумал название — «Может быть, завтра», так как по вечерам они не переставали надеяться, что день грядущий принесет им избавление от страданий. Около девяти вечера, когда луна скрывалась из виду, все прекращали разговоры и начинали готовиться ко сну. Карлитос принимался читать Розарий. Каждый вечер он неизменно молился за родителей и мир во всем мире. Потом Инсиарте или Фернандес читали вторую тайну, а Альгорта, Сербино, Сабелья, Харли или Дельгадо — все остальные. Большинство молодых людей верили в Бога и уповали на Него. Они также находили огромное утешение в молитвах, обращенных к Богоматери, не сомневаясь, что именно она особенно глубоко понимает их тоску и стремление воссоединиться с семьями. Иногда юноши читали вслух молитву «Славься, Царица», полагая себя теми самыми «изгнанными чадами Евы», а долину, где лежал лайнер, — «долиной слез». Они опасались схода новой снежной лавины, а когда снаружи бушевала пурга, становилось еще страшнее. Однажды вечером ветер дул особенно яростно. Юноши вознесли молитву Приснодеве и попросили защитить их от разрушительной стихии. С последними словами молитвы буря утихла.
Фито оставался скептиком. Чтение молитвы по четкам он воспринимал лишь как снотворное, способное отогнать мрачные мысли и усыпить своей монотонностью. Все знали о его отношении к Розарию и однажды ночью воспользовались этим. Земля под фюзеляжем задрожала из-за пробуждения вулкана Тингиририка, и воображение юношей нарисовало устрашающую картину: огромная масса снега над ними опять приходит в движение, обрушивается на них новой лавиной и навечно хоронит. Они сунули Фито четки и велели ему молиться. Скептик был напуган не меньше верующих. Он начал читать молитву, с особым усердием прося Всевышнего спасти его и товарищей от ярости вулкана. Когда он закончил первый круг, далекий рокот утих и земля перестала дрожать.
7
Изо дня в день ребята сталкивались с двумя серьезными проблемами. Первой были сигареты. В общине не курили только Паррадо, Канесса и Висинтин. Сербино после авиакатастрофы постепенно приобрел эту привычку. Все остальные, заядлые курильщики, из-за постоянного стресса нуждались в сигаретах даже больше, чем раньше.
К их радости, курева в самолете оказалось предостаточно. Хавьер Метоль и Панчо Абаль, оба работавшие в табачных компаниях, знали о дефиците табака в Чили, поэтому запаслись большим количеством блоков уругвайских сигарет.
Но и табачные изделия тоже нормировались. Каждый курильщик получал по одной пачке с двадцатью сигаретами на два дня. Иным удавалось держать себя в узде и растягивать десять штук на сутки. Самые же безответственные, главным образом Инсиарте и Дельгадо, полностью выкуривали свои пачки уже в первый день. Тогда они либо просили выдать их долю заранее, либо стреляли сигареты у более бережливых приятелей. В таких случаях Дельгадо, например, напоминал Сабелье, что был добрым другом его брата, а Инсиарте обещал Альгорте пригласить его на обильный ужин в Монтевидео.
Свои первые сигареты все любители подымить обычно выкуривали утром после пробуждения. Потом кто-нибудь начинал выманивать своего друга из фюзеляжа:
— Похоже, там прекрасная погода. Сходи посмотри, а?
— А может, сам сходишь?
Тогда кто-то один вставал, брал свои бутсы, тер их друг о друга, чтобы они оттаяли, обувался и начинал разбирать стену из ящиков и одежды, возведенную Карлитосом. Если погода стояла солнечная, каждый брал с собой несколько подушек, чтобы просушить на крыше. Заодно ребята старались обсохнуть и сами, ведь они никогда не снимали и не меняли одежду, а, напротив, лишь надевали на себя дополнительные вещи. Одеяла складывали в гамак. Тот,