Незнакомцы - Дин Кунц

Свою исповедь Эрни завершил тихим и полным отчаяния восклицанием:

— И это награда за годы тяжелой службы и тщательного финансового расчета? Преждевременное слабоумие? И это тогда, когда мы со спокойной душой можем начать наслаждаться плодами сделанного! А вместо этого у меня ум заходит за разум, я писаю в штаны и становлюсь ненужным ни самому себе, ни тебе. Ну почему так рано? Фэй, клянусь, я всегда понимал, что жизнь скверная штука, но не думал, что она так больно ударит меня.

— Этого не будет, — сказала она, беря его за руку. — Конечно, старческий маразм может поразить людей и помоложе, но я уверена, что это у тебя не болезнь Альцгеймера. Судя по тому, что я читала, и по тому, как это было с моим отцом, слабоумие так не проявляется. Все это больше похоже на фобию. Некоторые люди испытывают необъяснимый страх перед высотой, не переносят самолетов. А у тебя развился страх перед темнотой, но в этом нет ничего страшного, это пройдет.

— Но ведь эти фобии не охватывают человека ни с того ни с сего? — возразил Эрни.

Она сжала его руку:

— Ты помнишь Хелен Дорфман? Ту, у которой мы снимали квартиру почти двадцать четыре года тому назад, когда ты служил в Кемп-Пендлтоне?

— Да, конечно! Дом стоял на Вайн-стрит, мы жили в шестой квартире, а она сама в первой, на первом этаже. У нее, помнится, была кошка — она еще приносила нам под дверь разные подарки.

— Дохлых мышей.

— Да, и клала их рядом с газетой и пакетом молока.

Эрни рассмеялся:

— Похоже, я знаю, к чему ты клонишь! Хелен боялась выходить из дома, даже на свой собственный газон.

— У бедняжки была боязнь пространства, агорафобия. Она была пленницей собственной квартиры. На улице ее охватывал страх. Она впадала в панику.

— Впадала в панику, — тихо повторил за ней Эрни. — Как это верно.

— С ней это случилось после смерти мужа, когда ей было тридцать пять. Страхи развиваются внезапно, и от возраста это не зависит, понимаешь?

— В любом случае фобия лучше, чем старческий маразм, — угрюмо заметил Эрни. — Но, боже праведный, мне бы чертовски не хотелось остаток жизни трястись от страха перед темнотой.

— А ты и не будешь ее бояться, — заверила мужа Фэй. — Раньше врачи не понимали природу фобии, не было и эффективного лечения. Но теперь все изменилось, я в этом не сомневаюсь.

— Но я не сумасшедший, Фэй, — взглянул он на жену после некоторого раздумья.

— Я в этом и не сомневаюсь, глупыш.

В глазах Эрни светилась надежда, ему явно понравилось необычное слово «фобия».

— Но как вписывается в твои объяснения тот странный случай на шоссе? А эти галлюцинации сегодня? Мотоциклист на крыше, который, я уверен, мне привиделся, — как он соотносится с моими страхами?

— Вот этого я не знаю, — ответила Фэй. — Но не сомневаюсь, что опытный врач все может объяснить и увязать. Все не так сложно, как тебе это кажется, Эрни.

— Хорошо, — оживился он, немного подумав. — Так с чего же мы начнем? К кому обратимся за помощью? Как мне побороть эту проклятую напасть?

— Я уже думала об этом, — сказала Фэй. — В Элко нет специалистов, которые могли бы тебе помочь. Нам нужен врач, постоянно имеющий дело с разными формами фобии. В Рино мы его тоже вряд ли найдем, так что придется отправиться в какой-то крупный город, может быть, в Милуоки: там мы сможем пожить у Люси и Фрэнка...

— И повидаться с внуками, — улыбнулся Эрни.

— Вот именно, — кивнула Фэй. — Мы поедем туда на неделю раньше, чем планировали, в ближайшее воскресенье, то есть завтра: ведь сегодня уже суббота. В Милуоки мы наверняка найдем врача. Если будет нужно, мы там задержимся до Нового года. Я могу слетать и уговорить кого-нибудь поработать здесь вместо нас, а потом вернусь к тебе. Мы же собирались нанять помощников весной, так сделаем это чуть раньше.

— Если мы закроем мотель на неделю раньше, Сэнди и Нед недоберут выручку в гриль-баре, — заметил Эрни.

— Шоферам-дальнобойщикам мотель не нужен, было бы где перекусить. Так что заведение Сэнди не останется без клиентов. В крайнем случае мы им выплатим разницу.

— Я гляжу, ты все рассчитала, — улыбнулся Эрни. — Ты чудо, Фэй!

— Да, не скрою, порой я бываю просто неотразима.

— Я не устаю благодарить Бога за то, что встретил тебя.

— Я тоже не жалею, Эрни, и уверена, что никогда не пожалею.

— Знаешь, мне уже гораздо лучше, чем до нашего разговора. Сам не пойму, какого черта я так долго не советовался с тобой?

— И ты еще удивляешься? Ведь ты Блок!

— И поэтому у меня в голове частенько замыкает, — ухмыльнулся Эрни.

Они рассмеялись. Он сжал ей руку и поцеловал ее.

— Впервые смеялся от души за последнее время, — признался Эрни. — Мы отличная парочка, Фэй. Нам ничто не страшно, когда мы вместе. Правда?

— Правда, — кивнула она.

Было раннее утро субботы 14 декабря, и Фэй Блок не сомневалась, что они справятся с бедой, свалившейся на Эрни, как всегда справлялись с трудностями, если брались за дело сообща.

И она, и Эрни уже позабыли о странной цветной фотографии, полученной в минувший вторник.

11

Бостон, Массачусетс

На кружевной салфетке на полированном кленовом туалетном столике лежали блестящие черные перчатки и офтальмоскоп из нержавеющей стали.

Стоя слева от столика возле окна, Джинджер Вайс смотрела на залив: сейчас он походил на зеркальное отображение свинцового декабрьского неба в ненастный день. Вязкий утренний туман тускло-жемчужного цвета укутал берег, завис рваными хлопьями на частном причале, врезавшемся в неспокойные воды залива у подножия скалы возле границы владений Ханнаби. Причал запорошило снегом, еще больше его нанесло на лужайку перед домом.

Это был громадный дом, возведенный в середине прошлого столетия и позже неоднократно перестраивавшийся, с огромной галереей, нависшей над извилистой брусчатой дорожкой, которая вела к широким ступеням и массивным дверям, с колоннами, пилястрами, резными гранитными перемычками и искусными украшениями над круглыми и ромбовидными окнами мансарды, с балконами и прогулочной площадкой на крыше — словом, настоящий замок.

Такой особняк был бы не по карману даже столь преуспевающему хирургу, как Джордж, но ему не пришлось за него платить: дом перешел к нему от отца, который, в свою очередь, унаследовал его от деда Джорджа, отец которого и купил его в 1884 году. У этого здания даже было имя — «Страж Залива», как у всех имений или замков в английских романах, и это внушало Джинджер благоговейный трепет: в Бруклине, где она выросла, у домов не было имен.

В клинике Джинджер никогда не тяготило присутствие рядом с ней Джорджа: он был ее шефом, и, безусловно, она уважала его, но при всем при том он оставался вполне земным человеком. Здесь же, в старинном особняке, она впервые почувствовала, что он принадлежит к высшему сословию и между ними пролегла пропасть. Джордж не проявлял высокомерия, в этом его как раз нельзя было упрекнуть, но сам аристократический дух, витавший в комнатах и коридорах «Стража Залива», нередко напоминал ей, что она здесь чужая.