Господин двух царств - Джудит Тарр

Путь становился круче, и река прокладывала себе путь среди леса, который становился все гуще. Эти кедры были передовым отрядом лесов Ливана. На земле лежал толстый слой опавшей хвои, сильный чистый аромат зелени кружил голову. Деревья здесь были небольшие, но и небольшой ливанский кедр высотой с башню, огромные ветви простираются широко, как вытянутые руки.

— Они молятся Зевсу, — сказала Мериамон, остановившись под одним из таких деревьев.

— Может быть, у них есть свои боги, — ответил Нико и закинул голову, измеряя дерево взглядом. — Наверное, титаны. Среди деревьев они такие же, как гиганты среди людей.

— У нас в Египте нет ничего подобного.

— Нигде нет ничего подобного. — Нико перекинул ногу через шею коня и соскользнул на землю. Он теперь пользовался простым мундштуком, как и Мериамон, совсем не похожим на те жуткие приспособления, которыми взнуздывали боевых коней. Мерину это, по-видимому, нравилось: он радостно заржал, пока Нико отвязал бурдюк и передал его Мериамон.

Она отпила, задержала вино во рту и медленно проглотила. Вино было хорошее, в меру разбавленное — такое пил царь.

Мериамон слезла с лошади, разминая затекшие мышцы. Она была еще слишком худа, и кости выступали в самых неудобных местах. Она растерла особенно болевшее место, стараясь делать это незаметно. Нико, конечно, видел: уголок его рта дрогнул. Мериамон сжала челюсти и продолжала растирать. Он присел у своего свертка и принялся рыться в нем, а Сехмет подавала советы.

Мериамон немного побродила по лесу, ведя Феникс в поводу, а может быть, лошадь вела ее. И очень правильно: склон стал более пологим, деревья внезапно кончились, открыв широкое чистое пространство, ведущее к реке. Здесь поработали лесорубы, но уже давно: трава выросла выше пней; из одного пня появился молодой кедр, по колено Мериамон и не толще ее пальца.

Лошадь натянула повод. Мериамон распрягла ее, стреножила и отпустила пастись. Мерин Нико вскоре последовал ее примеру, тоже стреноженный и без уздечки.

Нико подошел к Мериамон, сидевшей на пне, принес хлеб, сыр и вино. Они ели в дружественном молчании, слушая, как перекликаются птицы в лесу и лошади хрустят травой на поляне. Мериамон устала, но это была приятная усталость, в ней были ветер, солнце, а все беды остались далеко позади. Солнце стояло еще высоко, согревало лицо, согревало так приятно, что Мериамон сняла шапку и расстегнула плащ, позволив ветерку холодить тело.

Немного погодя Нико встал и пошел вниз к реке. Он наклонился, чтобы напиться, и так и замер, погрузив руку в быструю воду. Конечно, он не сумасшедший, чтобы купаться, вода была холодна, как лед.

Нико выпрямился и сбросил одежду. Мериамон уже собиралась его окликнуть, но он остался на берегу, прижав, как часто делал, к телу правую руку и глядя на несущийся поток. Сехмет терлась об его ноги. Он поднял ее. Сехмет была почти такого же цвета, как его кожа.

Мериамон перевела взгляд на лошадей. Они мирно паслись рядом, то одна, то другая махали хвостами. Мериамон подумала, что ей и раньше приходилось видеть обнаженных мужчин. Но в этом, стоящем у речки, было что-то такое, от чего внутри у нее все сжалось.

Он не был красив. Честно говоря, он был некрасив: нос у него был, как таран корабля, подбородок тяжелый, как гранитный выступ. Но он был отлично сложен, высокий, худощавый, и двигался изящно, как породистый конь. На него было приятно смотреть.

Была весна, и она оправилась наконец после тяжелой болезни, и тело ее прекрасно знало зачем. Неважно, что Нико был последним мужчиной в мире, который соблазнился бы прелестями Мериамон. Но ведь он мужчина, разве нет? Молодой и сильный, несмотря на искалеченную руку, он так хорош, когда стоит, освещенный солнцем, с кошкой на плече.

Он вернулся с реки и подошел к ней. Одежду он нес в руке. Нико что-то сказал.

— Что? — спросила она.

— Ничего, — отвечал Нико. Он расстелил на земле свой плащ и сел. На нее он не смотрел. Ей было бы приятно, если бы он ее заметил и смотрел, пока у нее по коже побегут мурашки, но он решил вдруг вспомнить о своих обязанностях стража и был рассеян.

— Я нравлюсь Клеомену, — сказала она. Тогда он наконец взглянул на нее.

— Что?

— Ничего, — отвечала она.

Он прихлопнул муху, которая укусила его. Сердито ворча, почесал ногу. Но сердился он не на муху.

— Уж этот щенок! Почему ты все-таки прогнала его?

— Он увиливал от работы. Филиппос человек суровый — Клеомену не стоит его раздражать.

— Выпороть бы его.

— Не стоит, — сказала Мериамон. — Не так уж он плох. Я учила его, чему могла. Он хороший ученик, только… настойчивый.

— Настырный.

— Думаю, он бы тебе понравился, — продолжала Мериамон. — Он неглуп, и такой старательный.

— Он бродит за тобой, как влюбленный теленок.

Голос его прозвучал ядовито. Мериамон удивленно взглянула на него. Нико внимательно разглядывал свои босые ноги, хотя смотреть там было особенно не на что.

— Я думаю, — сказала Мериамон, — что иногда с ним можно потерять всякое терпение. С молодыми это бывает. Но они взрослеют.

— Только не этот, — возразил Нико.

— Почему, что он тебе сделал?

— Ничего. — Нико вскочил, и как раз в этот миг Сехмет спрыгнула с его плеча. Он споткнулся об нее, и нога у него подвернулась. Падая, он почти не задел больную руку, но сильно ударился, у него даже перехватило дыхание.

Мериамон даже не помнила, как вскочила и бросилась к нему. Он не поранился. Кость уже срослась, мышцы исхудали, как обычно бывает при переломах. Зрелище не из красивых, но радует глаз того, кто видел, как это выглядело раньше. Она взяла его руку, ощупывая пальцами бледную кожу. Нико охнул. Рука дернулась. Еле заметно, но она двигалась! Мериамон сгибала его слабые пальцы один за другим, осторожно, отпуская, когда он задерживал дыхание.

Нико пристально смотрел. Губы его были плотно сжаты, пот катился градом — больно. Но он не издал ни звука, как всегда.

— Все будет в порядке, — сказала она.

Он отвернулся, не желая верить. Бессильные пальцы, скрюченная рука.

— Нет, — сказала она так твердо, что он снова повернул голову. — Пальцы нельзя было упражнять, пока не срослась кость. Но теперь ты можешь снова сделать руку сильной. Это будет больно, скажу честно, но у тебя снова будут две руки.

— Полторы.

— Больше, — возразила Мериамон. — Конечно, она уже не будет такой же сильной, как раньше, но не будет и бесполезной. Сколько силы нужно, чтобы нести щит?

В глазах Нико мелькнула надежда, но он подавил ее.

— Филиппос сказал, что меня признают негодным к службе в армии.