(Не) мой папа - Маргарита Дюжева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вам заняться нечем? — спрашивает она, вперив в меня наглый взгляд. — Со своим ребенком цацкайтесь, а к моему не лезьте. Без вас знаю, что для него лучше!
Режим яжематери на полную мощность. Вроде надо что-то сказать, но не могу. Прав у меня нет, это как со своим уставом в чужой монастырь соваться.
— Я просто сказала, что надо ему помочь, — цежу сквозь зубы.
— Женщина, до свидания! — отбривает она и переключается на сына. — Ты все?! Давай сюда свои идиотские завязки! Пореви еще тут давай!
Со светлых ресниц скатывается крупная блестящая слеза, на которую мне больно смотреть. Хороший же мальчик! Умненький, веселый. Зачем она так с ним? Почему Орлов позволяет ей так обращаться с сыном?
В этот момент в раздевалку выскакивает счастливая румяная Маришка:
— Мама, — бросается ко мне, и я, присев рядом с ней на корточки, обнимаю ее изо всех сил.
Сердце грохочет. Целую ее в щеку, зажмуриваюсь, потому что мне больно, и я никак не могу понять отчего. Просто изнутри разрывает.
— Все, пошли, — командует Татьяна и первая направляется к выходу, а сынок понуро плетется следом.
— Сереж, пока, — Маришка весело машет ему рукой.
В ответ тот только хлюпает носом, не смея задержаться даже на мгновение, чтобы попрощаться с подружкой, потому что мамаша ждет его в дверях и нетерпеливо подгоняет:
— Живее ногами шевели!
— Мы к папе сейчас идем? — робко спрашивает пацан.
— А-то! Конечно, к папе, — усмехается эта недомать, — Он нас уже давно ждет, соскучился, праздник подготовил, а ты тут копаешься, как безрукий.
К папе идут.
Все. Капец. У меня внутренности просто в труху сминаются. Ни вздохнуть, ни охнуть, и каждое движение сопровождается миллионном уколов под рёбра.
К папе.
Я пытаюсь себя убедить, что мне все равно, что этот самый папа может делать, что угодно, но сердце-то не обманешь. Оно кровью обливается, захлёбывается. И плевать ему на все доводы здравого смысла, на все плевать.
Представляю, как эта бесчувственная мегера едет вместе с сыном к своему законному мужу. Как он ее встречает. Может, они и поспорят, поругаются, а потом мириться будут.
Черт. Не надо об этом думать. Просто не надо и все.
— Какая злая тетя, — хмуро произносит Марина, когда дверь за ними закрывается.
Мне хочется много сказать про эту тетю, но не могу. Дочь еще маленькая совсем, незачем грузить ее взрослыми психами и истериками, поэтому просто жму плечами и произношу, стараясь, чтобы голос не слишком дрожал:
— Она его мама. Она знает, как лучше.
Дочка озадаченно молчит. Видать, что-то у нее в мыслях не сходится, потому что хмурится она еще больше:
— Мне она не нравится.
Мне тоже, но, увы. Кому до этого есть дело?
— Марин, так нельзя говорить.
— Почему? — искренне недоумевает она.
— Просто нельзя.
Сегодня красноречия не хватает, я не знаю, как объяснить ребенку, что нельзя говорить плохо про других людей, потому что у самой в голове столько неприличных слов крутится, что можно целую матерную поэму написать.
Я все еще пытаюсь отогнать от себя мысли о том, что она идет к Орлову. Он вчера так рьяно пытался доказать, что между ними все кончено, шептал в перерывах между поцелуями о том, что скоро разведется, а сегодня я слышу об их планах на вечер.
Я не верю ей, не верю ему, и вообще не знаю, кому теперь можно верить. Страшно.
— Надо было сказать ей, что мы вчера в гости приходили, и что тортик ей оставили. Она бы тогда не была такой злой.
— Ага, — у меня с губ срывается нервный смешок, когда понимаю, насколько близка была к провалу.
Даже представить сложно, чем бы все это закончилось, если бы дети при ней начали обсуждать нашу ночевку.
— А папа у него хороший. Мне он очень нравится.
Мне тоже. И это бесит больше всего на свете.
Я снова увязла и снова переживаю из-за него, хотя обещала себе, что больше никогда ни одной слезы, ни одного нерва на него не потрачу. Наивная.
У меня после безумной ночи и так все в голове смешалось. Сплошная каша из сомнений, страхов, самобичевания, измученной радости и надежды.
— Когда мы опять пойдем к ним в гости?
— Не знаю, Марин. Как получится.
— Давай их к себе пригласим?
От неожиданности я даже роняю ее шапку.
— У нас места хватит, — сосредоточенно рассуждает дочка, — мы с Сережей в моей комнате спать будем, у меня кровать большая, а вы с дядей Денисом в другой комнате на диване.
Да твою ж мать.
Я в жизни так не краснела, как от этих незатейливых размышлений. Мне кажется, что тут не только щеки, но и уши, шея, даже коленки и те багровыми стали.
В раздевалку выходит Ольга Алексеевна и протягивает мне квитанцию:
— Вот, не успела в ящичек положить.
— Спасибо, — мямлю, не в силах смотреть ей в глаза. Мне кажется, что она в курсе того, что произошло между мной и Орловым. Дети ведь такие дети, болтают что попало, выдавая все секреты. К пылающим щекам добавляются потные ладони и заикание. — Сегодня заплачу.
— Постарайтесь, пожалуйста.
Она возвращается в группу, а я помогаю Маришке одеться, чувствуя, как с каждым мигом все больше кружится голова.
Мне нужно срочно выйти на улицу, вдохнуть свежего воздуха.
Глава 17
Денис— Ольга Алексеевна, — звоню воспитательнице перед тихим часом, — как там дела у Сережи?
— Все отлично. Позанимались, погуляли, поиграли. Сейчас дружно укладываемся спать. Что-то случилось?
— Нет. Просто хотел предупредить, что сегодня раньше заберу. После тихого часа.
Мне надо его забрать. Так спокойнее. У меня уже от нервов в голове звенит. Документы читаю и не понимаю, цифры вообще не узнаю, и