Круглый счастливчик - Леонид Треер

— Повезло… — он покачал головой.

— А где-то сейчас молятся о дожде, — сказала женщина.

— Предлагаю написать жалобу, — пошутил Акилов. — До каких пор будут неправильно распределять осадки…

— Я — за, — поддержала женщина. — Потом получим ответ: меры приняты, товарищ Всевышний получил строгий выговор!

«Неглупа, — подумал Акилов, — чувство юмора, по крайней мере, у нее есть». Он достал из сумки два початка вареной кукурузы и протянул один из них соседке.

— Угощайтесь, — сказал он. — Неизвестно, когда мы отсюда выберемся.

Она не отказалась, и они начали жевать теплые желтые зерна.

«Странный день, — размышлял Акилов, вгрызаясь в початок. — Этот ливень, базар… посторонняя женщина, оказавшаяся рядом…»

— Взгляните, — сказала она, — колоритный тип!

Проследив за ее взглядом, он увидел напротив ларек «Пиво — воды». В окошке, не шевелясь, торчала толстая усатая голова, подпертая с двух сторон темными кулаками.

Казалось, продавец спал с открытыми глазами, убаюканный шумом дождя.

— Вы, случайно, не художница? — усмехнувшись, спросил Акилов.

— Что вы! — она слизнула прилипшее к губе зернышко. — Я всего лишь детский врач.

— Благородная профессия, — механически произнес он.

— И очень нужная людям, — продолжила она. Акилов уловил иронию и был слегка озадачен: он почему-то считал, что способность иронизировать у женщин встречается редко.

Они продолжали перебрасываться шутливыми фразами. Этот забавный разговор устраивал обоих как игра, позволяющая коротать время. Оба понимали, что стихнет ливень — и они разбегутся в разные стороны. Акилов старался не смотреть на соседку, но всякий раз, встречаясь с ее взглядом, он испытывал беспокойство. Ему казалось, что женщина видит его глубже, чем ему хотелось бы. Он не любил, когда его изучали. Но, вместе с тем, беспокойство было приятным…

Дождь кончился. Все пришло в движение. Люди торопились купить и продать прежде, чем вновь разверзнутся хляби небесные. Акилов и педиатр несколько секунд стояли на прежнем месте, потом женщина сказала:

— Можно двигаться… Спасибо вам!

— За что? — Он усмехнулся.

— За приют… До свидания!

— До свидания, — Акилов смотрел, как она уходит все дальше, подумал, не пойти ли следом, но что-то удержало его.

«Эге, Акилов, — говорил он себе, пробираясь к выходу, — не хватало тебе только курортного романчика!».

И все же в этот раз защитное устройство не сработало. Встреча не выходила из головы. Он досадовал, что не узнал ни имени, ни адреса, хотя времени на это было предостаточно. Нельзя сказать, что в нем, как принято выражаться, вспыхнула страсть. Для этого он был слишком рассудителен. Но женщина почему-то стояла перед глазами. Он пытался найти рациональное объяснение, раскладывая по полочкам ее внешность, речь и убеждая себя, что ничего особенного в ней нет, но дело это было бесполезное.

Вечером, когда Акилов лежал в постели с книгой в руках, в дверь постучали.

— Войдите, — сказал он.

— Не помешал? — спросил Гальцов, входя в домик.

— Нисколько, — вежливо ответил Акилов, предлагая гостю сесть. От домовладельца крепко пахло спиртным.

— Вижу, свет горит… — Глаза Гальцова были почти неподвижны, точно передвинуть зрачки стоило ему больших усилий. — Дай, думаю, с интересным человеком поговорю!

— Я, что ль, интересный человек? — удивился Акилов.

— Ну не я же! — Геннадий с шумом подставил под себя стул и сел. — Вы меня извините, я маленько выпил… А человек вы интересный. Да! Я точно говорю…

— С чего вы так решили? — Акилов отложил книгу. Он не любил слушать пьяные откровения, но из деликатности терпел.

— С чего? — Гальцов хмыкнул, перекатил папиросу в другой угол рта. — Я в Гаграх за шесть лет всякого брата насмотрелся. Но чтоб мужик ваших годов читал вечером книжку — тут вы меня извините! Если он с женой приехал, дело другое. Но который в одиночку… — Гальцов покачал головой. Акилову стало смешно.

— Какая б золотая жена ни была, — развивал мысль Геннадий, — от нее надо сбегать. Хоть ненадолго, а сбегать!

— Вот я и сбежал в Гагры, — Акилов улыбнулся.

— Чтоб книжку читать? — Гальцов поморщился. — Вы же человек грамотный, давайте разберемся научно, — он придвинулся ближе к кровати. — В море купаетесь? Купаетесь! — он загнул мизинец. — На солнце загораете? Загораете! Это два. Кормят вас как на убой. Забот — никаких. Значит, что? — он ждал ответа, но Акилов молчал. — Энергия в вас, дорогой товарищ, накапливается, а выход ей вы не даете. Что получается? Организм внутри раздувается, только нервы трещат, а вы книжку читаете, когда надо искать даму…

Акилов с тоской слушал домовладельца, не зная, как от него избавиться, а тот и не думал останавливаться.

— У меня в прошлом году капитан жил, Бульский его фамилия. Он так говорил. Я, говорит, месяц здесь покуролесю, и мне этого на год хватает…

Акилов посмотрел на часы, зевнул, давая понять, что пора ставить точку. Гальцов, наконец, смолк, уставясь в пол, затем вздохнул и сказал:

— А меня Нинка к себе не пустила…

— Супруга? — спросил Акилов.

Геннадий кивнул.

— Я, когда выпимши, ее желаю, а она меня — нет. На ключ закрылась, тетеря глухая! — он обиженно поскреб шею. — А я для нее уродуюсь… Сказали врачи, мол, ей надо жить в тепле — перебрались в Гагры. Сказали, надо ей второго родить — помог родить. Захочет колечко золотое — на тебе колечко! Такие мужики на дороге не валяются. Почему же не ценит? — Гальцов махнул рукой. — Ладно, шут с ней! — он поднялся со стула, грустно помолчал. — Пойду-ка спать… Извиняйте, если что не так. Жильцы на меня не в обиде. Есть которые по семь лет приезжают… Загурский Николай Степанович, профессор из Москвы…

Он вышел и, удаляясь, продолжал что-то бубнить. Акилов, выключив свет, лежал на спине и думал о встреченной сегодня женщине.

С утра вновь синело небо, солнце сушило землю, пляжи были усеяны телами, и лишь желтоватая прибрежная полоса в море напоминала о недавних ливнях. Акилов загорал на старом месте; все вроде было по-прежнему, но ощущение покоя исчезло. Он поймал себя на том, что осматривает публику в надежде увидеть Ее. Это раздражало Акилова, нарушая порядок в мыслях. Он был исследователем и привык подчинять свое поведение простой и удобной формуле «Разумно — неразумно». Он никогда не рисковал и не понимал людей, склонных к душевным срывам. Нет, «сухарем» он не был. Напротив, мир он воспринимал остро, но, не доверяя эмоциям, держал их под неусыпным контролем. Даже в молодости, прежде чем жениться, Акилов тщательно проанализировал качества будущей супруги, сведя возможность ошибки к минимуму. И семейная жизнь убедила его в правильности выбора. Но сейчас, на сорок третьем году, несмотря на сигнал «неразумно», он вновь хотел видеть женщину, с которой свел его дождь…

До отъезда оставалась неделя. Как-то, после обеда, он бродил по городу в поисках подарка для жены. Во всех магазинах продавали одни и те же синтетические блузки, безвкусные сувениры и холщовые торбы с изображением душки-ковбоя. В конце концов он приобрел в «Художественном салоне» вполне приличный браслет с голубыми камешками и, довольный, отправился домой. Было душно, и потому, увидев на бульваре столики, где люди ели мороженое, Акилов поспешил занять очередь. Вскоре, получив вазочку с четырьмя тугими шариками пломбира, он устроился за дальним столиком. Он с наслаждением держал на языке холодные кусочки, ожидая, пока они растают. Поглощенный этим занятием, Акилов не сразу услышал вопрос: «Извините, здесь не занято?»

Он механически ответил: «Пожалуйста», поднял глаза и увидел Ее. Выражение его лица сменилось столь стремительно, что женщина, не удержавшись, рассмеялась.

— Здравствуйте, — сказала она, усаживаясь напротив него.

— Добрый день, — сказал Акилов, стараясь есть как можно медленней. — Мир тесен…

— Особенно в Гаграх, — насмешливо произнесла она.

— Вы тогда не простудились? — спросил Акилов.

— Не успела, — сказала она, — вы вовремя пришли на помощь.

При солнечном свете она выглядела моложе, чем в тот день на рынке. Нос с горбинкой и темные глаза придавали ее лицу живость. Он машинально глянул на ее тонкие пальцы, похожие на чайные ложечки, и отметил отсутствие кольца на правой руке.

Звали женщину Галима.

— Редкое имя, — сказал он. — Мне нравится.

— Мне не очень, — сказала она. — В школе меня дразнили Галиматья…

Они засмеялись. Покончив с пломбиром, Акилов и Галима медленно пошли по бульвару. Разговор складывался без усилий, без натужных попыток найти общие темы. Оба чувствовали черту, за которой начиналась «чужая территория», и не пытались нарушить границу. Впрочем, за легкой беседой скрывалось пристальное внимание друг к другу. Как и тогда, на рынке, Акилов опасался встречаться с ней взглядами и, одновременно, хотел этого. Он вдруг подумал, что в любую минуту она может попрощаться и исчезнуть, и потому, когда на пути возник кинотеатр, он, глянув на афишу, объявил: