Операция «Дельфин» - Хайнц Конзалик

– Нет! Я уеду отсюда, Стив!

– Где мне тебя искать?

– Нигде. Вычеркни меня из памяти, Стив. В этом огромном мире я где-нибудь найду себе местечко.

– Хелен! – Ролингс прислонился к двери. – Неужели после стольких лет, проведенных вместе, мы вот так расстанемся? Поверь мне, я не виноват, что все так получилось.

– Выходит, я виновата? – закричала Хелен. – Я что, не имею права влюбиться? Не имею права быть женщиной?

– Фишер оказался шпионом.

– Это у него не было на лбу написано! Все, ни слова больше, Стив! Уходи! Всего доброго! И удачи в работе с нашими дельфинами. Да, и вот еще: скажи Джеймсу, что он отличный парень и, если вдруг влюбится в кого-нибудь, пусть ведет себя осторожно, а то еще попадет в руки той, которая с него последнюю рубашку снимет. Он же такой беспомощный с женщинами!

– Тебе это надо было ему раньше сказать, Хелен!

– О господи! Уходи, Стив! Это уже невыносимо! Уезжай же наконец!

Она отошла от двери, и последние аккорды «Пляски валькирий» опять зазвучали в полную силу. Ролингс покачал головой, подошел к своему автомобилю, плюхнулся на сиденье и резко рванул с места, даже ни разу не кинув взгляд в зеркало заднего вида. Он выехал из ворот и направил машину к автостраде.

«Все, хватит! – убеждал он себя. – Не вздумай оглянуться! И не распускай слюни. В жизни всегда наступают моменты, когда нужно расстаться и выбросить из головы память о прошлом. Пусть даже это тебе всю душу истерзает. Ничего не поделаешь, такова жизнь!» Выше голову, Хелен!

Чуть приподняв жалюзи, Хелен долго смотрела вслед автомобилю Ролингса. Когда он выехал с территории центра, она выключила проигрыватель и уселась на кушетку, сложив руки на коленях. У двери стояли чемоданы с уложенными вещами. Поэтому она и не пустила к себе Финли и Ролингса. Всю ночь она приводила бунгало в порядок, намереваясь утром «освободить занимаемую площадь». Полки шкафов опустели, она тщательно вымыла посуду, поставила все бутылки в бар и повесила на дверце холодильника записку: «Ешьте и пейте, не стесняйтесь. Приятного аппетита!» Еще одну записку с указанием тем, кто будет жить здесь после нее: «Придут еще три журнала. Оставьте их себе, со следующего месяца подписка аннулирована», – она положила на кушетку.

В бунгало теперь царила тишина, резко контрастировавшая с оглушительно гремевшей здесь на протяжении нескольких часов музыкой. Хелен неподвижно сидела на кушетке, глядя в одну точку. Время от времени она закрывала глаза, представляя, как длинная колонна движется в сумерках на ведущей в Тампу автостраде № 41. Тридцать огромных трейлеров и девять легковых автомобилей. Впереди – доктор Ролингс в своем серебристом «крайслере». Сзади – в трейлере под номером тридцать – Финли. Он сидит на краю ванны и беседует с Джоном.

«Только не превышайте скорости, ребята, – мысленно умоляла шоферов Хелен. – Не больше пятидесяти километров в час, несмотря на специальные рессоры и пружинящие подвески для ванн, в трейлере все равно сильно трясет! А дельфины – очень чувствительные животные, и даже легкие толчки на них очень плохо действуют. Вам это наверняка уже говорили, а вы конечно же с трудом сдерживали ухмылку. Столько беспокойства из-за этих рыб с голубыми пятнами на теле; нет, у этих ученых точно не все дома! Знали бы вы, что это за груз! Сколько миллионов он стоит! И какую страшную военную тайну везете вы чуть ли не через все Соединенные Штаты! Да вас, несмотря на жару, мороз бы пробрал!»

Через два часа она встала, прошла в ванную, еще раз приняла душ и навела красоту. Затем она вынесла чемоданы из бунгало, положила одни в багажник «рэббита», другие поставила на заднее сиденье, а потом, следуя примеру Ролингса и остальных своих коллег, медленно прошлась по территории центра, где сейчас было так непривычно тихо, постояла у опустевшего бассейна, спустилась к морю, окинула взором рифы и учебные суда у причала, а потом присела на скамейку и долго смотрела, как меркнет багровый цвет нещадно палившего солнца, как оно опускается в море, унося с собой день, и ночная мгла постепенно окутывает берег и воду.

Хелен взглянула на часы. Прошло три часа с тех пор, как колонна трейлеров выехала из ворот центра. Именно столько времени она решила выждать, чтобы потом беспрепятственно ехать вслед за ними.

Она села в «рэббит» и два раза глубоко вздохнула. Загрохотал двигатель. Она еще раз вспомнила слова, с которыми в мыслях обращалась к шоферам трейлеров: «Не больше пятидесяти километров в час, ребята!» – и машина медленно, не притормаживая возле домика, где размещался наряд военной полиции – к переднему стеклу была приклеена табличка с ее опознавательными данными, – выехала на дорогу, ведущую к автостраде. Теперь она тоже проделает весь этот путь, дав им три часа форы.

«Я стану вашей длинной тенью, – шептала она. – Если вы думаете, что можете вот так запросто избавиться от меня, значит, вы плохо знаете Хелен Мореро. Да вы в Сан-Диего рты разинете, увидев, как я в бассейне играю с Джоном. И как же я обрадуюсь, увидев ваши милые лица. А ты, Джеймс, дурачок ты мой дорогой, может, наконец-то избавишься от своих комплексов! Нет, нет, я, конечно, не настолько эмансипирована, чтобы вот так сразу тебе на шею броситься. Сперва сделай что-нибудь, ну хоть намекни… Но главное, я буду там, среди них! Только не спешите, ребята, не спешите, умоляю вас. Любая выемка на шоссе опасна. Три часа я вам дала, три часа… Ишь, чего захотели, в такую авантюру без меня ввязаться, не выйдет!..»

За Форт-Майерсом она включила приемник. Передавали бродвейские мелодии – мюзикл «Оклахома».

Хелен откинула голову и начала тихонько подпевать. В отчаянии пошла она на этот шаг и теперь испытывала какую-то бешеную радость и гордость оттого, что не сдалась, не сломалась и теперь едет вдогонку за своими дельфинами…

Через полчаса после того, как колонна трейлеров покинула бухту Бискейн, в кабинете полковника Ишлинского в советском посольстве в Вашингтоне зазвонил телефон. Ишлинский только что закончил работу и был уже в ожидании вечера, который должен был начаться с ужина в ресторане «Французский Лукулл», а закончиться в спальне виллы на Потомаке. Ему предстояло свидание с некоей богатой вдовой, игравшей далеко не последнюю роль в жизни великосветского общества Вашингтона. Она пользовалась репутацией особы весьма чопорной, чуть ли не пуританки, но с этим Юрий Валентинович никак не мог согласиться. Уже вечером второго дня их знакомства он сумел убедить пышнотелую Морин в том, что положение вдовы вовсе не требует от нее отказа от больших и малых радостей жизни. К тому же желчный, язвительный Ишлинский в определенных ситуациях обладал шармом, который в сочетании со свойственной многим русским манерой вести себя совершенно по-хамски делал его опасным для женщин, ибо заставлял их полностью забыть слово «мораль». Морин была просто ошеломлена и без колебаний предложила Ишлинскому поселиться на ее вилле и даже стать чуть ли не совладельцем этого похожего на дворец дома с условием, что отныне свою медвежью силу он будет тратить только на нее.