Мрак остаeтся - Марк Энтони

Он поставил чашку на ступеньку, затем вытянул из-под черной футболки маленький кусочек кости на шнурке. Кажется, все было так давно и так далеко… тот день, когда он вытащил эту кость из мешка ведьмы у полуразрушенной крепости Кельсиор. В ушах Тревиса до сих пор звучал скрипучий голос старой карги.

Я и подумать не могла, что ты вытащишь именно ее. Одна линия — для Рождения, одна линия — для Дыхания, и еще одна — для Смерти, которая придет к каждому из нас.

В то время он не понял, что означала эта руна, к большому недовольству Грислы. Только потом, стоя в замерзших глубинах Ущелья Теней, когда Бельтан, умирая, лежал в пропитанном кровью снегу, а Рунные Врата отворились и освободили армии Бледного Короля, только тогда Тревис понял значение руны. Это надежда. Пока теплится жизнь, всегда будет существовать надежда.

Тревис крепко сжал руну в руке. Бельтан едва не расстался с жизнью, чтобы Тревис смог усвоить этот урок. И теперь Тревис не собирался бросать его в беде.

Очнись, Бельтан. Пожалуйста. Ты должен очнуться, чтобы мы отсюда убрались.

Тревис и Грейс больше не говорили на эту тему. Им и не требовалось. Оба знали, что обязаны вытащить Бельтана из города, прежде чем их обнаружит «Дюратек».

Тревис снова взялся за кофе, затем остановился, поскольку его внимание привлекла афиша на противоположном берегу реки. Ему следовало бы удивиться, но этого не произошло. Они повсюду.

На афише глупо улыбались мужчина, женщина и маленькая девочка — радовались оттого, что девочка выпускала голубя в безобразно синее небо. В небе висел острый, как серп, полумесяц луны, плавно переливавшийся в заглавную букву «Д».

«Дюратек. Миры возможностей».

Тревис вздрогнул. Он слишком хорошо знал, что в — действительности означает эта афиша. Как-то один из агентов сказал ему, что встреча Земли и Зеи неотвратима и миссия «Дюратека» заключается только в том, чтобы осуществить это слияние и убедиться, что все пройдет так, как полагается. Тревис знал, что агент лжет. Их настоящая миссия заключается в том, чтобы добраться до Зеи быстрее остальных, завоевать ее народ, загрязнить реки и лишить земли деревьев и минералов. И Тревис намеревался сделать все, что в его силах, чтобы помешать им осуществить задуманное.

Но даже если… даже когда проснется Бельтан, как они смогут вернуться на Зею? Серебряные половинки монеты, кажется, действуют лишь в одном направлении — с Зеи на Землю. Несмотря на все его опыты и эксперименты, выяснилось, что монеты на Земле не имеют никакой силы. Именно по этой причине Тревис проводил дни в поисках брата Сая.

— Где ты, Сай? — пробормотал он. — Кто ты?

Но порыв ветра унес его слова прочь.

Взгляд Тревиса лениво скользил по местности. На противоположном берегу реки вздымалась в небо громадная скелетообразная форма, выкованная из металлических балок. Затем ветер развернул флаг, свисавший сбоку сооружения:

СКОРО В ДЕНВЕРЕ

СТАЛЬНОЙ ХРАМ

Все, что вы ищете, находится прямо за углом…

Одна из тех гигантских новомодных мегацерквей. Чем больше, тем лучше, разве нынче не такая философия, вне зависимости от того, что продается? Если бы только слова на флаге оказались правдой, если бы только то, что он ищет, действительно находилось прямо за углом. Но, найдет он брата Сая или нет, они с Грейс все равно не смогут никуда отправиться, пока не проснется Бельтан. И хотя Тревис отказывался оставлять надежду, невозможно было сказать, когда это произойдет.

Почти каждую ночь, обычно часа в два, когда умолкали последние шорохи, он откладывал швабру и направлялся к палате Бельтана. Всякий раз Тревиса поражало, каким хилым и болезненным выглядел рыцарь в переплетении трубок и проводов. Бельтан всегда говорил, что он — защитник Тревиса, но Тревис знал, что сейчас все переменилось.

Каждую ночь какое-то время, несколько минут, а возможно, дольше, он смотрел на светловолосого мужчину, пытаясь разглядеть хоть малейший признак движения. Он знал, что Бельтан любит его. Именно это как-то в Перридоне и пытался сказать ему рыцарь, хотя Тревис не мог услышать его, потому как в тот момент направил руну Огня на мастера Эриона, и в его ушах гремел звук пламени. Только когда умирающий в стенах замка Спардис Бельтан поцеловал его окровавленными губами, Тревис наконец понял.

Что это означало — другой вопрос. Ночь за ночью Тревис стоял над постелью Бельтана, пытаясь представить, как кто-либо вообще способен любить его. Он хотел понять, сможет ли полюбить кого-нибудь. Затем, в конце концов, наверное, в отчаянии, Тревис склонился над рыцарем и прижал свои губы к губам Бельтана.

Это оказалось так легко, что он едва не рассмеялся. Его не поразила молния, не случилось никакого великого откровения, никакого сопротивления или внезапного пробуждения. Просто плоть коснулась плоти. И почему он, собственно, ожидал чего-то еще? Во всех своих полуночных грезах Тревис был так занят размышлениями о том, сможет ли он полюбить Бельтана, что забыл задать себе простой вопрос, любит ли он его. И что касается ответа, ну что ж…

Тревис краем глаза уловил, как что-то колыхнулось, словно темная птица. Он поднял глаза.

Не более чем в тридцати футах от него, на противоположной стороне парка, в центре голой площадки, залитой бетоном, стояла женщина. Она была высокая и гибкая, тело обтягивала черная кожа, ноги широко расставлены, и ботинки на высоком каблуке твердо стояли на земле. Короткие темные волосы гладко прилизаны, а на бронзовом овале лица запечатлелось мрачное выражение. Она стояла неподвижно, устремив взгляд золотых глаз прямо на Тревиса.

Тревис потянул в легкие воздух. Кто ты? — хотел спросить он. Но не успел звук сорваться с его губ, как воздух вокруг женщины покрылся рябью и складками и она исчезла.

21

Митчелл Шеридан Бэрк-Фейвер сел на постели и уставился на светло-серый свет между ночью и утром, ожидая, когда зазвонит будильник.

Осталось недолго. Жизнь на ранчо начиналась задолго до рассвета, вне зависимости от времени года. Скоро объявятся наемные работники. Они с грохотом пройдут на кухню и потребуют завтрак. Кроме того, нужно еще накормить и оседлать лошадей, выгнать на пастбище и напоить скот и починить мили забора. Чем раньше они начнут, тем скорее закончат.

Вряд ли Митчелл стал бы возражать против еще нескольких минут сна. Один Бог знает, как он устал. Хотя годы, казалось, становились короче, рабочие дни почему-то все растягивались. Но, несмотря на усталость, он больше не мог спать целую ночь. Черта с два. Митчелл постоянно думал о ценах на скот, о том, сколько нужно наторговать, чтобы протянуть зиму, и о стоимости сена. Разве не говорят, что чем старше становишься, тем короче сон?