Начало конца (СИ) - Заболотников Ярослав Гивиевич

– Я читала труды одного учёного, который называл смерть не конечной точкой пути, а болезнью, сначала погружающей душу в сон, а затем вытягивающей её из умирающего тела. Если магия сумеет заживить раны, есть шанс пробудить душу, – отвернувшись к покойному, Лайла снова растворилась во мгле. – Мне больше неоткуда ждать чуда.

– Чуда? Больше смахивает на науку. В ней ты сильна… – расчистив землю от шишек и хвои, северянка начала складывать палки шалашом. – Тогда твои знания спасли мою шкуру от «Лотоса счастья».

– Магия намного сложнее алхимии. Даже сильнейшие заклинатели Жизни не изобрели лекарства от смерти: научились замедлять старение, но не более. Обманывать смерть способна только магия Тьмы. Поверхностному теоретику в обеих сферах остаётся лишь верить в чудо… – вампирша не смогла подавить подкатывающие всхлипы. – Но если его не случится… если…

– Лайла, – строго перебила её Эрминия. – Что я тебе сказала на самой первой тренировке, помнишь?

– Сомнения рождают страх… А испугаться… значит проиграть, – во мраке раздался шорох утёршего нос рукава. – Ты права… права… Мне нужно держаться…

– Джон мой друг, – смягчила тон воительница. – И пока есть хоть плевок надежды, я не стану говорить о нём в прошедшем времени, – она подняла взор к проглядывавшему сквозь кроны бледному месяцу. – Да, мир трещит по швам. Быть может, завтра мы уже все сдохнем. Но сегодня наши жизни ещё в наших руках.

– Спасибо… Эрми.

Шёпот заклинания – внутри хворостяной пирамидки вспыхнул огонёк: крохотный, как надежда вампирши, и жгучий, как совесть северянки, абсолютно потерявшей веру в светлый финал.

***

Покинув сумрачное плато, сплошь подёрнутое млечной поволокой, Рэксволд вошёл в угрюмый ельник. За висевшие на плече котомки призрачными лапами цеплялся оставленный позади туман, что пока не осмеливался стечь по тёмному склону к журчащему где-то внизу ручейку. Блуждая взглядом меж едва различимыми конусами деревьев, ассасин неторопливо спускался к воде, всё больше улавливая в воздухе запах сырой земли, а может, и свежевырытой могилы, ждавшей его, чтобы проститься с другом.

В голове никак не укладывалось: отдать жизнь за скотину, которой теперь и след простыл. Вот к чему приводит доброта… Каково оно – помереть грёбаным героем, не видя теперь траурное пятно слёз и горечи? Убийца раздражённо плюнул себе под ноги: будь у него возможность, с удовольствием набил бы Джону морду, да так, чтобы тот прочувствовал всю ответственность подобных решений.

Заметив вдали мерцающий зелёный клочок, сильно выделяющийся средь чернившей взор хвои, Рэксволд остановился, а затем сменил направление. За озарёнными отсветами огня елями оказался неглубокий овраг. В глаза сразу же бросился белый как мел торс следопыта, лежавшего у костра с опущенными веками. Рядом, копаясь в зиявшей на груди ране, размером с грубый мужской кулак, сидела Лайла.

– Он вернётся… – поймала она удивлённый взгляд ассасина. – Нужно время… – вампирша вынула из окровавленной дыры стальной осколок и положила рядом с пробитым нагрудником. – Обязательно вернётся…

– Что я пропустил? – убийца посмотрел на Эрминию, подпиравшую спиной воткнутый в землю меч с другой стороны костра. Там же валялась и скомканная рубаха Джона, уже далеко не светлая, как до взрыва, – почти полностью бордовая.

– Воскрешение духами нам не светит, но может помочь кровь Лайлы.

Убийца сперва обрадовался, однако по тяжёлому взору северянки понял, что надежда нещадно мала.

– Помощь какая нужна? – Рэксволд сбросил поклажу.

– Помощь? – чёрные вертикальные зрачки остановились на ассасине. – Да… – вампирша поднялась и продемонстрировала измазанные в крови пальцы. – Польёшь?

– Не вопрос.

Убийца вытащил из вещей флягу – на протянутые ладони упала холодная струйка и пожухлую хвою окропили розовые капли.

– Ты ещё не забыл своё обещание? – вдруг спросила Лайла.

– Какое? – Рэксволд напрягся, наспех перебирая в уме все возможные варианты.

– Запамятовал? Карета, тройка, клеверная тропа… – невозмутимо заговорила вампирша. – Даже если этот год станет для мироздания последним, я хочу свою свадьбу по эльтаронским традициям, – она отряхнула руки и внимательно посмотрела в лицо собеседника. – Ты же организуешь её для нас, Рэкси? – красные глаза сковал прищур, а зрачки сузились в совсем тонкие полоски.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Э-э-э… Ну как бы да…

– Замечательно. Осталось дождаться возвращения Джона.

Лайла развернулась, проследовала к возлюбленному и улеглась, положив голову ему на грудь. Наблюдая странные взгляды спутников, она тускло улыбнулась:

– Не хочу пропустить миг, когда его сердце снова застучит…

***

Над сонным плато чахла глубокая ночь, по тёмному лесу расползался туман, а из еловой чащи доносился лисий лай, тревожный, как стоявшее в рытвине безмолвие, и стальной, как блестевшая в свете огня горстка осколков.

Напряжённое ожидание вымотало вампиршу, и она наконец уснула, обнимая мёртвого следопыта, словно ребёнок любимую куклу: безжизненную, местами подранную, но такую родную и незаменимую…

Рэксволд с Эрминией сидели напротив, сжигая усталые взоры в костре, потому что стоило поднять глаза на Лайлу – жареная конина во рту начинала неприятно горчить, а затем эта горечь тягучим дёгтем растекалась по душе, и без того крепко объятой сожалением и беспомощностью.

– Шторм… – тихим голосом нарушил молчание ассасин. – С него всё началось… Сначала в волнах сгинула дорогая мне маска… Теперь я лишился друга, – он покрутил в пальцах надкусанный кусок мяса. – Конь… и тот стал едой, – убийца помолчал, после чего повернул голову к воительнице. – Думаешь, не оживёт?

– Нет, – буркнула та, не отрывая взгляда от огня. – Времена чудес закончились… Я сделала глупость, дав ей надежду…

– Неужто совсем не веришь? Хоть самую малость?

– Вера… – губы северянки презрительно изогнулись, потом собрались в плотный овал. – С этим не ко мне…– она коснулась стекавшей по груди тугой косы и, задумчиво помяв её, опустила руку на бедро. – Я спать.

– Посмотри на меня, – произнёс Рэксволд тоном, не терпящим возражений.

Ровный, требовательный голос ассасина звучал редко и обычно не в самых приятных ситуациях. И всякий раз, ощущая себя двенадцатилетней девчонкой перед строгим отцом, Эрминия не смела отказать.

– Ну, чего я не знаю? – убийца спокойно разглядывал серо-голубые глаза, напоминавшие два покрытых льдом содалита. – Но прежде, чем что-то сказать, учти: сейчас я меньше всего хочу слышать брехню или виляния.

– Я… – воительница замялась, отчего карий взор стал острее швейной иглы. – Пекло… Я видела хельграса, Рэкси, – с недовольным выдохом сдалась она. – В том лесу. Неделю назад. Думала, что ещё чего-то стою, а, оказалось, его спугнуло засунутое в меня послание… Доволен?

Эрминия ждала удивления, осуждения, нотаций, в конце концов, но никак не того, что Рэксволд, посмотрев на приникшие к чёрным палкам языки пламени, просто обнимет её. Недоверчиво положив голову ему на плечо, она вдруг почувствовала толику облегчения, скупой глоток покоя в бессмысленной жизни и жестоком мире, который с разительной скоростью катился куда-то в ад…

***

Восточный край неба уже ласкал рассвет, когда в ухо Лайлы вполз глухой стук, будто бочку с водой пнули босой пяткой. Вампирша приоткрыла глаза, что тут же засветились и стали такими же красными, как россыпь углей в почти не гревшем кострище. Снова стук… Биение сердца! Молниеносно оторвав щёку от груди следопыта, она вперила ошеломлённый взгляд в место смертельного ранения, где теперь светлой кляксой растекался выпуклый шрам. На бледный мускулистый торс упали прохладные ладони: тепла не ощущалось, но явственно прослеживались приглушённые удары.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Слава небесам… Джон! Джон!!! – тормоша любимого, закричала Лайла.

От внезапных возгласов вырванный из глубокого сна Рэксволд вскочил с обнажёнными кинжалами, а всё ещё лежавшая Эрминия лишь осторожно приподняла голову.