Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей - Олег Айрапетов

«Общественность помогала войне, – вспоминал В. А. Маклаков, один из лидеров либерального лагеря, – тоже привлекая те силы, которых у правительства не было; это правда; но наряду с простым «патриотизмом» у нее было стремление воочию показать преимущество «общественной» работы над «бюрократической». Вся работа союзов была поэтому работой и политической. И еще знаменательнее перемена народного настроения. В эпоху войны союзы жили на государственные ассигнования, все их деньги шли от правительства. Но на этот раз никто этого знать не хотел; комфорт и удобства земских санитарных отрядов и госпиталей сопоставлялись с бедностью казенной военной санитарии, которой приходилось обслуживать все, а не только то, что они выбирали (везде выделено автором. – А. О.). И в преимуществах общественных учреждений видели преимущество самой «общественности» над правительством»57.

Неудивительно, что союзы быстро вступили в конфликт с Министерством внутренних дел и особенно отрицательно земцы воспринимали личность его главы Н. А. Маклакова, который последовательно выступал против бесконтрольности союза58. 27 февраля (12 марта) 1915 г. на заседании Совета министров он говорил: «Дело в Союзе обстоит неблагополучно. Хотел уточнить его положение, не допуская государства в государстве – на это Союзу бескорыстная работа прав не создаст. Вся Россия сталкивается с Союзом. Компания во многих случаях темная. Киев, Ростов и т. д., и т. д. Если бы работали хорошо, нет безумцев администраторов, которые бы их угнетали. А Союз – рыло в пушку, но кричит о невинности, жалуется и спорит даже с команд[ующим] войсками. Государство не может дальше молчать. Надо порядок, иначе власть растворится в чем-то ей заведомо враждебном»59.

В апреле 1915 г. военно-сметная комиссия под председательством генерала от инфантерии П. А. Фролова попыталась поднять вопрос о контроле над распределением помощи военнослужащим, что сразу же вызвало недоумение у Г Е. Львова и М. В. Челнокова60. Кроме того, комиссия выяснила значительные недочеты в работе союзов. В частности, вскрылись приписки: например, во Владимирской губернии из заявленных по ведомости союзов 1535 лазаретных коек в наличии оказалось 935, в Воронежской губернии – 4303 из 4630 и т. п. Союзы просили выделить им авансом на четыре месяца 63 833 067 рублей, но П. А. Фролов настоял на сокращении аванса с последующей отчетностью до двух месяцев, а его суммы – до 3,935 млн рублей61.

Произошедшее было названо «нежелательным недоразумением». Так называлась передовица «Голоса Москвы», утверждавшая, что руководители союзов сами всегда выступали за введение контроля, но в тональности, с которой говорится о нем в комиссии, слышатся «ноты подозрительности и недоверия». «Пожелаем, – гласила статья, – чтобы это недоразумение не поселило разногласия между широкими общественными кругами и некоторыми официальными комиссиями. Надо помнить о тех страждущих защитниках Родины, ради которых забываются недочеты»62. Разумеется, разногласие было преодолено, и неудивительно, что вскоре именно Н. А. Маклаков стал первой жертвой, принесенной общественному мнению. Еще одним решением, принятым в Ставке, стало создание нового органа, который должен был заниматься снабжением фронта – прежде всего, разумеется, снарядами. Еще 1 (14) января 1915 г. был отдан приказ по созданию Особой распорядительной комиссии по артиллерийской части, которую возглавил по представлению Николая Николаевича (младшего) великий князь Сергей Михайлович, а помощником его стал генерал-лейтенант А. А. Маниковский. В. А. Сухомлинов предлагал назначить его начальником Главного артиллерийского управления еще в начале сентября 1914 г., но тогда против этой кандидатуры выступил великий князь Верховный главнокомандующий, который не хотел отпускать такого сотрудника63.

Положение об этой комиссии было рассмотрено Военным советом 12 (25) февраля и высочайше утверждено 15 (28) февраля 1915 г. Комиссия должна была способствовать преодолению кризиса в снабжении артиллерии. Фактически эти вопросы были изъяты из ведения военного министра. Комиссия подчинялась непосредственно Верховному главнокомандующему64. При подготовке создания комиссии планировалось назначить А. А. Маниковского ее руководителем, но ввиду сопротивления Сергея Михайловича пришли именно к паллиативному решению, дававшему его помощнику возможность для административной деятельности. Генерал-инспектор артиллерии был нездоров и не мог активно работать в своем ведомстве65. Великий князь Сергей Михайлович уехал лечиться в Севастополь, в его отсутствие комиссию возглавил генерал А. А. Маниковский.

Это был прекрасный выбор. Выпускник Михайловского артиллерийского училища и Михайловской артиллерийской академии, он имел стаж и полевого (золотое оружие за японскую войну), и крепостного (Ревель, Либава, Кронштадт) артиллериста, опыт руководителя военного производства (Ижевский оружейный и Ижевский сталеделательный заводы). «Это был человек, – вспоминал один из его подчиненных, – недюжинных способностей, прямой, непосредственный, иногда до резкости, энергичный и кипуче деятельный»66.

Весной 1915 г. Ставка выдвинула проект нового учреждения – Особого совещания по обороне, предложенного ей М. В. Родзянко, которое должно было стать связующим центром между общественными организациями, военной промышленностью и фронтом, то есть главковерхом67. Эта инициатива была немедленно и весьма энергично поддержана Николаем Николаевичем68. 13 (26) мая император покинул Ставку, отправившись в Царское Село. Таково было единственное в 1915 г. удачное наступление великого князя, результаты которого удалось закрепить 14 (27) мая, когда начало функционировать Особое совещание по обороне, дублировавшее деятельность Особой распорядительной комиссии по артиллерийской части под руководством Сергея Михайловича.

Новое ОСО создавали в спешке – проект положения о нем был составлен за ночь, а принят всего за несколько дней69. В его состав вошли председатель Государственной думы, по четыре члена от Государственной думы и Государственного совета, торговли и промышленности (все – по высочайшему назначению), а также представители министерств: морского, финансов, путей сообщения, торговли и промышленности, государственного контроля и военного. Формально ОСО подчинялось императору70. Он лично открыл его заседания в Зимнем дворце, выйдя к членам совещания вместе со своей семьей и матерью. Сказав краткую речь, Николай II удалился71. Доброжелательный прием легко объясним – первоначально этот институт вводился для того, чтобы привлечь общественные элементы к распределению военных заказов и разделить ответственность за конечные результаты. При этом реально председательствовал и возглавлял совещание В. А. Сухомлинов, по-прежнему доверенное лицо императора72.

Первое заседание ОСО было прежде всего посвящено проблеме увеличения производства порохов. О снарядах не было сказано ни слова. Представители общественности высказали обеспокоенность взрывами на пороховых заводах73. Последовали и другие перемены. 27 мая А. А. Маниковский, несмотря на свой категорический протест, был назначен на пост начальника Главного артиллерийского управления вместо генерала Д. Д. Кузьмина-Караваева. Он был хорошим специалистом, сделавшим все, что от него зависело, для выполнения норм, намеченных комиссией А. А. Поливанова в 1910 г., но негативным качеством Д. Д. Кузьмина-Караваева была его неторопливость, недопустимая во время войны74. В. А. Сухомлинов был доволен. «Особое совещание взялось энергично за работу, – сообщал он Н. Н. Янушкевичу 31 мая (13 июня) 1915 г., – и с Маниковским дело должно пойти совсем другим темпом»75.

Дело несколько портил М. В. Родзянко, который с самого начала стал бороться с первенством военного министра. Делал он это, как мог: скандалил почти со всеми и по любому поводу, включая очередность подачи кофе лакеями76. Если не считать этих титанических усилий лучших представителей общественности, то, к глубокому огорчению главковерха, его план полностью не был воплощен в жизнь. Председательствование военного министра в ОСО лишь обострило противоречия между Верховным главнокомандующим и военным министром, так как первый стремился к полному подчинению себе тыла армии в широком понимании этого слова. Николай II, уступавший в Барановичах одному, а в Петрограде – второму, так как каждый из них убеждал императора в том, что предлагаемые меры усилят армию, прибегал к паллиативным решениям, которые реально лишь ухудшали дело.

Московский погром 1915 г

Русские войска продолжали отступление. Новости с Юго-Западного фронта вызвали в Москве еще один антигерманский погром, гораздо более масштабный, чем тот, что имел место в октябре 1914 г. В ходе волнений пострадала масса русских немцев и иностранцев, не имевших отношения к воюющим противникам России. Московские промышленники и купцы обратились тогда к министру торговли и промышленности с жалобой на действия московских властей, которые, по их мнению, недостаточно активно и оперативно пресекли погромы. Жалоба была передана Н. А. Маклакову1. По окончании следствия, проведенного после октябрьского погрома по приказу начальника корпуса жандармов, министр внутренних дел специально указал главноначальствующему в Москве генералу А. А. Адрианову на недопустимость повторения этих событий, которые произошли на фоне бездействия московской полиции. С точки зрения Н. А. Маклакова, они подрывали «достоинство Русского государства» и «авторитет правительства»2.