Право любить тебя - Екатерина Аверина

Снова слышу детский плач. Оставляю двоих разбираться здесь, иду дальше.

С улицы нас страхуют. Снайпер тоже контролирует ситуацию со своей точки, но для него здесь работы почти нет. Мы практически зачистили.

Столько крови в небольшом помещении, что на языке чувствуется ее сладковато-металлический привкус.

Боец ломает дверь запертой комнаты. Остальные рассредоточились по дому после зачистки. В живых никого не оставили.

В убогой комнате пахнет пылью. Вжавшись в угол старой железной кровати с грязным матрасом, на нас смотрит хорошенькая девушка с влажными глазами перепуганного олененка. Она собственными длинными волосами и руками пытается закрыть от нас плачущего мальчугана.

— За психологом сходи, — отправляю одного из бойцов. — Ты меня понимаешь? — спрашиваю у девушки. Положительно кивает. — Мы пришли, чтобы забрать тебя отсюда. Тебе не причинят вреда.

— Товарищ майор, маску снимите, — рекомендует подошедший к нам психолог. — Так вы с большей вероятность расположите ее к себе.

Девчонка дрожит вся и малыша качает нервно. Мне кажется, он больше от этого уже плачет.

— Сделайте так, чтобы она сама пошла за нами, — прошу психолога, выхожу сам и увожу парней в соседнюю комнату.

Вспоминаю про секундомер. Достаю, показываю парням с довольной улыбкой.

— Рекорд, товарищ майор, — в ответ улыбается один из бойцов.

— Молодцы.

Сползаю по бетонной стене вниз. Сижу на корточках, жду, когда выйдет пленница. Не хочу ее тащить. И так натерпелась. Еще неизвестно, что муж с ней вытворял.

Курим, общаемся. Я успел связаться со спецслужбой, чтобы здесь все «прибрали». Себе наснимал, нафотографировал. Все пойдет в дело.

В дверном проеме, где еще недавно была дверь, наконец, появляется девочка с ребенком. Пыльный шелк длинных волос волочится по полу. Не в силах смотреть на это, поднимаю ей волосы, несу их в руке. Она сжимается и все равно идет.

Отлично.

Бойцы подгоняют наши машины. Достаем пятилитровку воды. Психолог помогает нашей девочке вымыть руки и немного умыться. Меня поражает другое. Она совершенно равнодушно прошла мимо трупов боевиков Садыкова. Ее даже не стошнило, как часто бывает.

— Шок, — тихонечко поясняет мне специалист.

Напоили ее. Нашли возможность покормить ребенка. Олененок (так я прозвал ее про себя) его успокоила. Устроили их в машине и тронулись в обратный путь.

Жди меня, Гаджиев. Я к тебе уже еду!

Глава 30

Виктор

Обратный отсчет. До операции Элины 2 дня и еще несколько часов.

В город возвращаемся ночью. Олененок спит, все так же прижимая к себе сына. Укутал их своей камуфляжной курткой. Думаю, что с этой девочкой делать дальше. Пока ничего путного в голову не приходит.

Везем ее на одну из квартир, где обычно держим ценных свидетелей. Дергаю туда охрану, пока добираемся. Встречаемся с парнями у подъезда. Спокойно объясняю всю важность охраняемого объекта. Они и сами знают, но так положено, и я выполняю.

Возвращаюсь в машину.

— Эй, — осторожно дотрагиваюсь до плеча девушки. — Олененок.

Медленно просыпается, не сразу сообразив, где находится. Увидев меня, опять съеживается.

— Не бойся, — говорю медленно, без эмоций. — Сейчас я отведу тебя в квартиру. Там все есть: еда в холодильнике, вода, посуда, ванная и постельное белье. Ты можешь искупать малыша, приготовить вам поесть и хорошо отдохнуть. Как зовут сына?

— Амин, — отвечает она. — А я Лайла.

— Виктор, — улыбаюсь. — Что означает твое имя? — продолжаю разговор, располагая ее к себе.

— Ночь.

— Тебе подходит, — подмигиваю. — Лайла, здесь ты в безопасности. Посмотри в окно, — киваю на своих бойцов. — Это очень надежные парни. Они будут охранять тебя и Амина. Квартира полностью в твоем распоряжении. Выходить из нее нельзя. Понимаешь?

Кивает.

— Я приеду к тебе днем. Открою дверь своим ключом. Войти могу только я или вон тот крупный мужчина, видишь?

Снова кивает.

— Его зовут Федор. Он старший этой смены. Если хочешь что-то спросить сейчас, спрашивай, я постараюсь ответить.

— Ты отдашь меня мужу? — ее голос начинает вибрировать и с длинных черных ресниц сами собой срываются слезы. Она даже не плачет толком. Это просто безысходность.

— Ты не хочешь к нему возвращаться?

— Я лучше умру! — вскрикивает, пугая малыша на своих руках.

— Умирать тебе еще рано. Но и в семью ведь нельзя. Так? Как ты одна с ребенком будешь?

— Не знаю. В горы уйду. Спрячусь. Только не к мужу. Плохо так говорить, — шепчет, шмыгая носом. — Харам. Алихан всегда говорил, что мама плохо меня воспитывала. Тише, Амин, тише, — укачивает сына.

— Давай вот без этого, а? В горы? Дикость какая! Придумала тоже мне! — ругаю ее как ребенка.