Эксперимент. Реальность или Отражение (СИ) - Кин Мэй

Чувствую, как мышцы под моим касанием едва вздрагивают. Но он не отдергивает руку, как я предполагаю. Поэтому я делаю это первой, когда мужчина произносит:

— Идите домой. На сегодня ваш рабочий день окончен. Увидимся в понедельник.

Ничего не говоря, мы покидаем кабинет. Ковалевский выходит первым. Я плетусь за ним, переваривая сегодняшний вечер. Смешанные чувства и спутанные мысли настолько поглощает меня, что я оступаюсь на ровном месте.

— Ты просто ходячая неприятность! — подобно кобре, шипит этот парень, в последний момент подставив руку, на которую тут же опирается моя спина.

Секунду он удерживает меня на весу, словно раздумывает «а не бросить ли?», но затем одним толчком подтягивает вверх — и вот я уже оказываюсь в его объятьях.

— Спасибо… — пересохшими губами, произношу я, не глядя на него, зато отчётливо чувствуя, как тело плавится, колени подгибаются и, если бы не злость, исходящая от него, я бы могла растаять. Но…

«Не дождёшься!» — мысленно протестую и спешно выбираюсь из его рук. Он не сопротивляется и отпускает меня.

Всю оставшуюся дорогу мы идём молча. Даже, когда переодеваемся и выходим вместе через запасной выход, не желая встречаться с кем-либо ещё, — это молчание сохраняется. Но один отчётливый факт, где Ковалевский не прощается со своей подружкой, странным образом доставляет мне радость, на какое-то время заставив забыть обо всем остальном.

@[email protected]

Автобус резко тормозит. Кажется, я даже слышу, как визжат шины. Пассажиры автобуса, коих к моему удивлению оказывается слишком много, клонятся в сторону, словно деревья, под натиском разбушевавшегося ветра. Водитель ругается вслух. А я падаю прямиком на Ковалевского, растеряв былую координацию.

— Черт, — стонет он, когда мы ударяемся лбами. При этом одна его рука придерживает меня за талию, останавливая дальнейшее падение.

Вместо поручня над головой, я практически полностью обосновываюсь на нем. Очки, как назло, медленно скатываются с моего носа.

Прекрасно!

Сдуваю надоедающую прядь волос, лезущую в глаза.

— Не смешно! — сердито парируя, спешно цепляя пальчиками свои очки, останавливая падение, и отстраняюсь, вновь ухватившись за поручень для того, чтобы оттолкнуться и ровно встать на ноги.

— Именно. Из-за тебя у меня теперь будет шишка, — беззлобно, даже с некой издевкой в голосе произносит он.

— Переживешь, — сердито произношу я и, насупившись, подтягиваю лямку рюкзака. После чего наконец выбираюсь из душного автобуса на улицу.

Прохладный воздух бьет в лицо, заставляя глубоко вдохнуть и насладиться вечерней свежестью, без примеси сотни запахов, что каждый раз витают в салоне автобуса.

Сигареты. Алкоголь. Одеколоны. Духи. Пот. Затхлость. И ещё множество различных запахов…

Все это смешивается воедино, создавая невыносимую вонь.

Временами, а может быть и частенько, — общественный транспорт прямо-таки пыточная камера на колёсах. Словно отработка в преисподней, до выхода из которой так старательно отсчитываешь дни, лелея надежду на освобождение.

— Эй, — Его голос настигает меня, когда я сворачиваю за угол. Дорога ровным мостиком идёт вперёд. Каких-то пару минут, и я наконец окажусь в спасительной тишина, наедине со своими мыслями.

Хотя стоит ли их ворошить, чтобы в конечном итоге не сойти с ума?..

— И где твои излюбленные манеры? Могла бы и поблагодарить.

В этот момент я чувствую, как злость, отошедшая на второй план, истерика и страх — поднимаются наверх, вырываясь на поверхность.

— О, мои очки безумно благодарны тебе за спасение от знакомства с полом! На их месте я бы тоже пела тебе дифирамбы! — не скрывая сарказма и толики ярости, выбивающейся вперёд, говорю я, глядя на силуэт фонарей, отбрасывающих тень. Что совершенно не вяжется после стольких дней, когда даже ночью — вокруг царит свет.

— Как мило. Хоть кто-то умеет быть благодарным!

Я фыркаю, по-прежнему глядя исключительно вперёд. Через минуту появляются яркие огоньки, разбросанные тут и там. Почти на всех этажах ярким пламенем горит свет. Места же, где царит полумрак, переливаются в свете застывшей на небе Луны.

Я не спешу отвечать на его сарказм. Впрочем, как и он — не спешит продолжить наш диалог. Однако стоит миновать ворота, и Ковалевский взрывается:

— Какого черта ты не написала заявление?!

Он останавливается, не доходя до лифта каких-то пару шагов. Я рефлекторно замираю на месте. А затем подобно комете, взрываюсь в ответ:

— А в чем смысл?! Ничего не было! Ничего кроме типичных приставаний, которые благо так и не успели перейти во что-то более…ужасное. На мне не было ни царапины! — кричу я, но тут же прикусываю язык, оглядываюсь по сторонам. Благо кроме нас здесь никого нет. Поэтому я заканчиваю свой монолог:

— Мое заявление вообще вряд ли бы приняли. Кроме парочки синяков на запястьях, я в порядке. А, если бы заявление и приняли, то максимум бы задержали его на сутки. И то, я очень сомневаюсь, что с такими возможностями он бы там задержался. Да и, честно говоря, я не уверена, что он смог бы переступить эту черту…

— Что? — Глаза парня излучают сейчас такое неверие, злость и сомнение, что я теряюсь, невольно отступая назад. — Ты серьезно? Серьезно думаешь, что он бы передумал и погладил тебя по головке, извинившись?! Да я оттащил его, когда он едва ли не остался без штанов! Черт! Ты реально такая идиотка?!

Губы начинают невольно дрожать, стоит лишь взглянуть в его горящие, бездонные глаза. Сейчас они не просто полыхают праведным гневом. Казалось, в них поселилась тьма с примесью адского пламени.

Не знаю, так ли я идиотка. И, возможно, если бы дело дошло до своего изначального завершения, я говорила бы, как и поступила бы, — иначе. Однако сейчас…

Сейчас я просто вспоминаю взгляд этого мужчины, которым он одарил меня перед тем как выйти. Вспоминаю слова Тимура Васильевича… «Ты похожа на его девушку». И я понимаю, что не хочу судить человека, совершенно не зная его. Не зная его истории, судьбы и каких-либо мыслей. Не зная ничего…

Кто я такая?..

Здесь и сейчас — я в порядке. Цела, невредима, пусть и местами шокирована, растеряна и напугана, ведь подобного ранее со мной не случалось. Но…так или иначе. Я сделала то, что сделала.

Каждый заслуживает второго шанса…

Устало выдыхаю и яростно произношу:

— Значит я действительно такая идиотка!

Не говоря больше ни слова, спешу к лифту и, остервенело тыкнув на кнопку, ожидая его прихода, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

Пара секунд, звон, и двери с щелчком разъезжаются. Я спешно захожу внутрь, желая успеть скрыться до того, как парень войдёт внутрь. Но не успеваю. Буквально в последний момент он выставляет ногу, как и всегда выругавшись по-английски.

Кажется, удар вышел куда сильнее и резче, чем он планировал.

«Поделом!» — думаю я, рассержено сложив руки на груди, прижимаясь к стене, словно отчаянно желаю слиться с ней.

«Дурак! Больно ведь, наверное!» — проносится вторая мысль, ведомая иной — светлой стороной.

— Мы не договорили, — поумерив пыл, произносит он, оказавшись внутри. Однако его глаза по-прежнему сверкают. Особенно в свете ярких маленьких лампочек, освещающих пространство внутри.

— А, по-моему, ты все сказал. Причём коротко и ясно, — обижено говорю я и тыкаю на кнопку, чуть ли не вдавливая ее внутрь.

Лифт тут же трогается, отсчитывая этажи.

— Я… — начинает было Ковалевский, но лифт неожиданно дёргается, словно мы висим на тросе и вот-вот сорвётся вниз, а затем резко останавливается.

Меня шатает, но я всего лишь покачиваюсь, устояв на ногах.

— Что такое?..

— Твоя аура превысила лимит, — намекая на его злость и негодование, язвительно говорю я, продолжая стоять в противоположном углу. Однако некий червячок беспокойства начинает грызть меня изнутри.

В самом деле — почему лифт остановился?..