Запад-81 (СИ) - Гор Александр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— По данным авиаразведки 39-й мехкорпус немцев сумел пополнить запас топлива и боеприпасов и выдвинулся из окрестностей Вильнюса в нашу сторону. Так что завтра жди гостей, — гласили буквы на выползшем из аппарата куске телеграфной ленты.
Немецкая разведгруппа появилась на дороге со стороны Слободы уже около 9 утра. Наткнувшись на пулемётный огонь, мотоциклисты отошли назад. Примерно через час та же или другая группа мотоциклистов нащупала оборонительную линию 24-й дивизии в районе населённого пункта Ворни, продвигаясь со стороны Мурованой Ошмянки. А потом, пользуясь отсутствием в небе «сталинских соколов», со стороны Вильнюса подошёл самолёт-разведчик «Костыль». Пролетев от Ворней до Полян на удалении от линии обороны дивизии где-то в километре, он удалился на северо-запад.
Почти сразу после этого наблюдатели доложили, что из леса от Слободы выдвинулась группа лёгких танков в сопровождении бронетранспортёров. Их встретили огнём батареи «сорокопяток», замаскированной в рощице севернее Толминово, а по мгновенно спешившейся пехоте открыли ружейно-пулемётный и миномётный огонь окопавшиеся красноармейцы. Судя по тому, как немцы быстро отошли, потеряв танк и два бронетранспортёра, это была разведка боем.
Минут через пятнадцать после этого затрещала ружейно-пулемётная стрельба, разбавляемая более громкими звуками выстрелов противотанковых пушек, северо-восточнее деревушки Ворни. Но и там бой длился недолго. Мои СУ-100, замаскированные в рощах, ни там, ни там не стреляли.
Около 11 часов началась артподготовка. И не в районе прямой дороги от Вильнюса на Ошмяны, а в районе Ворни. Видимо, немецкое командование справедливо решило, что на левом фланге наша оборона должна быть слабее, и фрицам удастся нас обойти.
Лупили из полевых орудий и гаубиц минут пятнадцать, после чего мне по радио доложили, что от Мурованной Ошмянки, выстроившись клином, выдвинулась танковая рота и до двух рот пехоты. Я отдал приказ единственной СУ-152 и четырём ИСУ-152 (полная батарея) выдвинуться западнее деревни Будёновка, примыкающей к Ошмянам, и поддержать осколочно-фугасными снарядами обороняющийся возле Ворней стрелковый батальон. Огонь по радио корректировал командир экипажа одной из СУ-100, замаскированной на опушке леска.
Тяжёлая САУ ИСУ-152
Наверное, это не самое верное решение — в начале игры показывать противнику самые крупные козыри. Но я не хуже генерала Галицкого сообразил: следует дать понять немцам, что атака на Ворни чревата для них очень серьёзными неприятностями.
А неприятности у них получились знатные! САУ выпустили почти по полному боекомплекту, и снаряды, весом более 40 килограммов, даже без прямого попадания выводили из строя фашистские ЛТ-38 и бронетранспортёры, разрушая ходовую и пробивая их броню крупными осколками. На пехоту эти «поросята» тоже произвели неизгладимое впечатление: сразу же, как только она поняла, что её накрыло не шальными снарядами, а целенаправленным огнём, она залегла и начала отползать на исходные позиции.
Немецкий лёгкий танк чешского производства ЛТ-38 (Пц-38)
Самоходки отошли на исходные позиции, в районе, откуда они стреляли, начали рваться 105-мм снаряды. Это заговорили дальнобойные пушки моторизованной дивизии. Судя по количеству разрывов, по чистому полю работала полная четырёхорудийная батарея.
Пополнение 152-мм САУ полным боекомплектом занимает 40–50 минут. Так что в отражении следующего удара (на этот раз — севернее Томиново) они участия не приняли.
Артобстрел из 105-мм и 150-мм гаубиц перед атакой начался ещё до прекращения контрбатарейного удара по предполагаемому месту работы «исушек». Линию траншей пехоты немцы определили ещё во время утренней разведки боем. Плюс, наверное, авиаразведка отпечатала фотографии её с воздуха. Так что молотили немцы достаточно точно. И по тем местам, откуда били «сорокопятки», прилетело. Хорошо, что мои «сотки» были замаскированы в отдалении от них и ещё не открывали огня.
Немецкая 150-мм дивизионная гаубица
На этот раз пришлось задействовать и их. Раз мы продемонстрировали серьёзность намерений, то и они решили не отставать, поставив во главе танкового клина «четвёрки» с более толстой лобовой бронёй. Пехота же шла без прикрытия бронетранспортёров. Видимо, пожалели для этого оставшиеся у разведбата машины.
Одна из «сорокопяток» на опушке рощицы всё-таки уцелела при обстреле. Но её перекалённые снаряды не брали броню Т-4, и мои самоходчики запросили по радио разрешение помочь противотанкистам.
Советская 45-мм противотанковая пушка
Снаряды, которыми снабдили мой батальон, имелись лишь осколочно-фугасные. Но и их с дистанции восьмисот метров хватило, чтобы развалить обе «четвёрки», выбранные в качестве целей.
От выстрелов мощного корабельного орудия слетела вся маскировка, на что немедленно отреагировали немцы. Танковые снаряды калибром 37 мм лёгких танков и даже 75-мм «окурков» Т-4 загремели по лобовой броне «соток». Да только их наклонная 75-мм броня по пробитию эквивалентна 11 сантиметрам. А ходовая часть укрыта в неглубоком капонире. Второй залп, и полетели обломки третьего Т-4, а угодившим под гусеницу 100-мм снарядом лёгкую «Прагу» опрокинуло на бок. Её добил двумя выстрелами в днище расчёт противотанковой пушечки. Дым, пламя из смотровых щелей, от которого вскоре сдетонировал боезапас. Просто «сорокопятка» стреляет намного чаще, что 100-мм орудие.
Немецкий средний танк Т-4
По пехоте заговорила шрапнелью полковая артиллерия 24-й дивизии. А от снопа шариков, вылетающих при взрыве снаряда в воздухе, не спасает и то, что человек лежит, распластавшись на земле
После этой атаки на поле севернее Томиново осталось гореть девять немецких танков. Один всё-таки успел перескочить дорожную насыпь и под её прикрытием затеряться в придорожной рощице. А без танковой поддержки пехотинцы тоже недолго продержались, обстреливая траншеи стрелков из 50-мм миномётов и, через лес, из полевых орудий.
Сразу же после уничтожения танковой роты я приказал обеим «сушкам» отойти за рощицу. И вовремя: на опушки, возле которых они были замаскированы, обрушился шквал гаубичных снарядов. За десять минут рощу перепахали вдоль и поперёк. Сочувствую пулемётчикам и расчёту 45-мм пушки, которые скрывались в ней.
— Товарищ капитан, штаб дивизии вызывает, — подёргал меня за штанину стрелок-радист.
Я в это время осматривал поле в сторону деревеньки с названием Дружба, откуда, как я предполагал, может начаться следующая атака.
— Ты почему свои машины отвёл в тыл? — заорал в наушниках голос Галицкого.
— Товарищ генерал-майор, отвёл, чтобы избежать поражения их артиллерией противника. Танки они выбили, и больше им на поле боя делать нечего.
— А немецкая пехота?
— Я же говорил вам, что мне нечем её атаковать. У машин даже пулемётов для этого нет. Не лупить же 100-мм снарядами по залёгшим пехотинцам. Тут, скорее, ваши Т-37 и Т-40 подошли бы, но им опасно соваться в чистое поле.
Лёгкий танк Т-40
— Опасно, не опасно, а врага надо бить, — рявкнул генерал и отключился.
И ведь погнал эти коробчонки вдогонку отползающим фрицам. Те вызвали поддержку артиллерии, и буквально через три минуты после первого разрыва 75-мм снаряда три лёгкие машины с противопульным бронированием горели, а три оставшиеся выжимали из своих хилых моторчиков все 40 имевшихся в их распоряжении лошадиных сил, чтобы уцелеть.