Почему хорошие люди совершают плохие поступки. Понимание темных сторон нашей души - Джеймс Холлис

Возвышенные воззрения Лейбница оспаривает Франсуа-Мари Аруэ, известный более как Вольтер. 1 ноября 1755 года, в День всех святых, когда в Лиссабоне верующие собрались на мессу, разразилось страшное землетрясение, которое сровняло с землей церкви и унесло с собой около 30 тысяч душ, погибших во время богослужения. Под впечатлением этой катастрофы Вольтер пишет своего «Кандида». Главный герой, давший имя произведению, – простак, которому хватает искренности говорить правду, столкнувшись с лицемерием и фарисейством. В кругосветном путешествии человеческого страдания его сопровождает некий д-р Панглосс, воплощение оптимизма Лейбница. Посреди бедствий, следующих одно за другим, д-р Панглосс не перестает глубокомысленно возвещать, что этот мир – «лучший из всех возможных миров». Кандид в конце повествования возвращается к простой жизни, к скромному признанию тайны нравственного и природного зла и решимости возделывать свой собственный сад и тем самым поменьше досаждать своим соседям.

Давайте взглянем и на три современных текста, посвященных предмету темной божественности: это пьеса «Джей Би (Иов)» Арчибальда Маклиша, книга «Ответ Иову» Юнга и статья «Градации зла» Рона Розенбаума.

Персонаж стихотворной драмы Маклиша в ответ на вопрос, есть ли кто в наши дни, выступающий в роли Иова, говорит:

Миллионы и миллионы людей,Забитых, униженных, сломленных,Сожженных, на плаху посланных.За что? За бога иного, за мысли,За то, что кожа ваша не та,За то, что нос не тот, что глаз разрез не тот,И ночь вы выбрали для отдыха не ту,И спать легли вы в городе не том…Лондон, Дрезден, Хиросима…[122]

Джей Би – современный бизнесмен, к которому жизнь всегда была повернута солнечной стороной: жена, машина, дети, дом в престижном пригороде, и вдруг… все пропало. Он тоже занимает свое место в длинной очереди ропщущего человечества, которая начинается далеко не с причитаний Иова: «Если Бог – Бог, тогда Он не добр, / если Бог добр, Он не Бог»[123].

Его жена Сара поддерживает воображаемый контракт:

Бог не дает просто так все это:Хороший дом, хорошую еду,Отца, мать, братьев и сестер.И нам за все придется заплатить.Если мы сделаем то, что причитается с нас,Он сделает то, что причитается с Него[124].

Лучше и не скажешь! Вот оно – quid pro quo, «ты – мне, я – тебе», контракт заключен, и мы уже поймали Бога за бороду! Джей Би, который тоже попался на эту удочку, теперь должен и признавать свою вину, раз у него все пошло наперекосяк. «У нас нет другого выбора, только быть виновными. Бог немыслим, если мы невиновны».

Автор, наш современник, также выводит на сцену и современных «утешителей». Один за другим они предстают перед нами: фундаменталист, фрейдист и марксист. Первый видит решение проблемы в традиционном ключе: грешник, оказавшийся перед лицом непостижимого бога-тирана; спасение – исключительно в приниженном покаянии. Второй понимает зло как невроз, вполне излечимый многочасовым лежанием на кушетке в кабинете психоаналитика. Третий усматривает корень всех бед в общественной несправедливости, видя в революции единственную эсхатологическую надежду.

Но Маклиша-гуманиста не удовлетворяет ни одно из этих однобоких мнений. Выдержать ужасающую темную сторону Бога, заключает он, можно, лишь неся другим бальзам человеческого сострадания, человеческой любви. Как говорит Сара, «Ты хотел справедливости, но нет ее здесь / Одна только любовь». Когда Джей Би отвечает, что «Он не любит. Он существует», Сара возражает: «Но мы любим. И это чудо». Маклиш, возможно, подытоживает собственную теодицею: «У поэта, если верить Йейтсу, есть лишь его слепое, окоченевшее сердце».

Эта гуманистическая теодицея, несомненно, говорит об очень многом: служение людям в сострадании, участии и любви, даже, возможно, бессильное перед лицом темной божественности, оказывается тем не менее искупительным и облагораживающим.

Книга «Ответ Иову», увидевшая свет в 1952 году, знаменовала собой итог многолетних размышлений Юнга над этим вопросом. Для Юнга, сына приходского священника, человека глубоко религиозного, она стала поистине криком души. Юнг, так сказать, заставляет Яхве держать ответ перед судом и приходит к выводу, что Он несправедлив, эгоистичен и не способен к саморефлексии. Короче говоря, нравственно Ему далеко до Иова! Когда Иов просит Бога выступить в его пользу и засвидетельствовать его благочестие, Иов взывает к обеим сторонам Бога как защитника и гонителя. Христианская догма, трактующая Христа как agnus Dei, Агнца Божьего, выкупившего нас от тяжкого бремени, фактически тем самым подтверждает силу прежнего контракта. Далее Юнг уже забирается на рискованную территорию. Человечество, высказывает он предположение, глубоко осознающее антиномии, взаимодействие противоположностей, опередило в своем развитии сознание Яхве, каким оно представлено в Библии. Таким образом, основная миссия человечества с его пробужденным осознанием противоположностей – не только благой, но и теневой стороны Бога – быть свидетелем, совестью и способствовать большей отзывчивости Бога. Получается, это Богу нужно быть человечнее и просвещенней!

Как и Маклиш, Юнг вкладывает в эти слова свой гнев, при этом демонстрируя солидное знание библейского текста. Впрочем, кажущееся высокомерие Юнга, понимаемое буквально, покажется вызывающим, даже нелепым. Но то, что он имеет в виду, критикуя долгую историю теодицеи, выглядит вполне очевидным. Исцелять следует не Яхве, который, в конце концов, – всего лишь метафора узкоплеменного опыта запредельного, но скорее западное imago Dei. Образ Бога неотъемлемо присущ всему нашему виду, тот способ, которым этот образ видоизменяется от племени к племени, от индивидуальной сенсибельности к индивидуальному неврозу, остается неповторимым. Исцелять следует то, как Эго понимает Тень; и в этом Юнг принадлежит к одной традиции с неизвестным поэтом, написавшим «Книгу Иова» за двадцать шесть столетий до него. Это наша теология нуждается в исцелении. Наше магическое мышление, наша сентиментальность – все это требует исцеления. Эго со всеми своими софизмами, программой безопасности и пресыщения оказывается низвергнуто требованиями трансцендентной реальности и призыва к более вместительному сознанию.

Не Бог, а человеческое сознание получает призыв к расширению. Это наш с вами вызов – принять идею, согласно которой трансцендентные энергии Вселенной, кажущиеся нашему опыту противоречивыми, по-своему есть одно целое, с единой задачей, имеющее свой смысл, пусть даже закрытый для нас. Наш индивидуальный образ Божий представляет собой продукт не трансцендентных сил, непостижимых божеств, но формулируется Эго и всеми его ограничениями. В таком случае исцеляться следует не богам – следует исцелить, расширить взаимоотношение нашего Эго с непостижимым космосом, невыразимой тайной человеческой души, с непознаваемыми богами. В природе нет противоречия – природа попросту природна, нет противоречия в богах – боги божественны. Но с учетом того, столькими противоречиями теснимо наше Эго, история ничего не оставила нам, кроме как стремиться найти решение проблемы в расщеплении на противоположности, а не в безоговорочном принятии тайны.

Об относительно недавнем примере подобного расщепления Эго размышляет Рон Розенбаум в статье «Градации зла». Величайшее зло, отмечает он, многократно совершалось и продолжает совершаться людьми, убежденными в справедливости своих мотивов, в полной уверенности, что их Бог одобрил все их программы. Любой народ, выступая в поход на соседа, провозглашал Бога своим предводителем. Но есть также, считает Розенбаум, и некая особая категория зла, под которую подпадают те, кто творит свое зло «артистично». Другими словами, дело не только в масштабах причиненных ими страданий. Наполеон после стольких бедствий, которые он принес народам, покоится в парижском Пантеоне, в самом сердце французской столицы. Генерал Грант стал президентом Соединенных Штатов, и его усыпальница расположена в Нью-Йорке на Риверсайд Драйв. Кровавые мясники, и один, и другой – они оба служили национальным интересам и, как следствие, окружены почетом и по сей день. Пожалуй, эту особую категорию зла можно считать некоей формой самосознания – лукавым прищуром, знанием, что совершаешь зло, за которое не придется отвечать. Все это, предполагает Розенбаум, вполне способно выбросить человека в разреженную сферу злодейства.

Розенбаум приводит в качестве примера утонченный цинизм Гитлера и его приспешников, шутивших, что они не убивают людей, а просто высылают их в «болотистые области России». Подобный «артистизм» распространялся и на лозунги, украшавшие собою лагеря смерти, например такой: «Труд сделает тебя свободным». Когда Осама бен Ладен с усмешкой сообщает о тысячах, заживо сгоревших в пылающем топливе взорвавшихся самолетных баков, он превращает отвратительный факт убийства в свой приватный фарс. «Именно этот смех делает бен Ладена и Гитлера сообщниками. Разделяя общую тему для зубоскальства, они словно обмениваются рукопожатием»[125].