Тасмин - Александр Операй

Она снова поднимает руки к небу, и армия мертвецов оживает. Тысячи бездушных тел и обглоданных смертью костей двигаются в сторону замка. Земля дрожит от той силы, которую призывает Девора, но сама она не разрушается, не стареет и не обращается в прах, потому что в ней нет ничего от человека. Она древний и ужасный бог во плоти. Тот, который всегда просит принести ему в жертву детей.

Тасмин бросается на мать и хватает ее за руки. Она делает шаг и тащит Девору вслед за собой в другой мир. Туда, где нет ничего. Только пустыня. И она широка. Сухая и мертвая. Белая. Как смерть и разрушение. Но ничего не меняется. Реальность не исчезает. Армия мертвецов течет рекой гнили на стену замка.

Девора смеется.

Она берет дочь за горло и поднимает вверх над землей.

— Где моя рукопись?

Тасмин не может ответить. Она чувствует, как костлявые пальцы сжимают шею все сильней и сильней. Они будто проникают под кожу, впиваются в мышцы и разрывают трахею. БОЛЬ. Она длится целую вечность. Она красит мир в красный цвет. Небо и облака. Все багровое. Кровь заливает реальность. Звуки уходят. Только стук сердца. И далекий-далекий крик. Он идет сквозь пространство и время. Он меняет миры.

Тасмин слышит голос Даутцен.

Девочка кричит во всех возможных Вселенных:

— ИСМАТ!

Небо становится черным. Огромная тень накрывает холм и поляну. Солнце исчезло. Надвигается тьма. Бесконечная ночь. Никакого света. Он раздражает. Слишком яркий и шумный. Вечный бубнеж. Образы. Мысли. Реальность. Там ничего нет. Мир пустой. Тьма так прекрасна. Он знает. Он был рожден в самом глубоком кошмаре.

И сердце его полно храбрости и решимости. Только безумцы поверят, что он задремал, если у него закрыты глаза. Дракон никогда не спит.

Тетур падает с неба на землю. Взмахом крыльев он швыряет мертвецов в сторону от стены замка. Дракон топчет их лапами, возвращая покойников в землю. Растирая их в пыль и прах. Он проносится над полем и сжигает трупы и кости в зеленом пламени. Тетур летит на вершину холма. Огонь идет за ним вихрем.

Дракон хватает Девору лапами за плечи и отрывает ей голову. Она взлетает вверх на несколько метров и тут же исчезает в пасти Тетура. Безвольное тело странника Бедвара катится вниз под холм и там валяется в луже дерьма и мертвых червей.

Дракон заливает все поле огнем.

Адское пламя выжигает зло и нечистую силу. Оно очищает землю от скверны и гнили. Вся погань сгорает и превращается в пепел. Сажа поднимается в небо и выпадает черным снегом на землю. Мир поглощает мгла и туман.

***

Даутцен идет по обгоревшему полю.

Всюду пепел и почерневшие кости.

Больше здесь нет ничего.

Дракон сжег армию мертвецов вместе с травой и цветами. Словно хотел приготовить мясо со специями и зеленью. Впрочем, это не слишком сложный рецепт. Каждому по плечу.

Легкий ветер уносит дым в сторону Затонувшего леса.

Мгла рассеивается.

Девочка поднимается на вершину холма. Черная тень бросается к ней из кучи пепла.

Даутцен падает на колени и прижимает здоровенного кота к своей груди. Она целует его твердую как камень шерсть и шепчет ему в ухо:

— Мой милый котик! Ты жив! Мой самый сильный. Храбрый. Мой могучий Исмат. Я так тебя люблю. Я так счастлива, что ты вернулся ко мне.

— Ага. Настоящий дракон.

Даутцен поднимает голову и встречается взглядом с Тасмин.

Девочка оставляет кота не у дел и бросается подруге на шею.

Она обнимает Тасмин со всей силы, на которую способные ее длиннющие руки и храброе сердце.

Кот Исмат трется о ноги Даутцен.

Он счастлив вернуться домой.

Глава 12

1

Иван лег заболевающим, а проснулся больным. Ему вдруг показалось, что осенняя тьма выдавит стекла, вольется в комнату и он захлебнется в ней, как в чернилах.

Он вышел из дома и прошелся по краю пустыни, оставляя в песке глубокие следы.

Так было нужно.

То была еще одна проверка реальности на достоверность. Некий тест на безумие. Ибо в последнее время все здесь скользило. Было не за что ухватиться. И оставалось только падать.

Иван кое-что понял.

Простая догадка, которая нуждалась в подтверждении. Она как молоток в голове. Все стучит и стучит. Иголка. Глубоко-глубоко под кожей заноза. То была мысль, которую можно описать только через сравнения и метафоры.

То было слово:

ТЬМА

Он сел рядом с дорогой и уставился на могилу вороны.

Птица мертва уже больше года, но в сердце Ивана печаль. Она никуда не ушла. И вряд ли куда-то денется. Смерть не исправить. Любые наказания за убийство не имеют никакого смысла.

Уголовный кодекс. Мораль. Самокопание.

Все это лишь сделки.

Прокурор. Общество. Совесть. Осудят или простят. Не все ли равно. Сделанного не вернуть. Не получить свой поступок обратно и выбросить его в мусорное ведро вместе с остатками завтрака и пустой бутылкой пива.

После того случая с вороной Иван стал реже садиться за руль. В городе все равно нечего делать. Скверное место. Он чувствовал, что если еще раз забредет в супермаркет, то обязательно сойдет с ума. Там слишком много вещей. Бесконечные полки. Купля-продажа. Иллюзия отношений, хорошо проведенного времени, важность происходящего товарообмена. Люди. Люди. Люди. Странно, что никто из них не видит безумия происходящего вокруг. Они живут дальше.

Ворона возникла из неоткуда.

Нет.

Она была.

В воздухе чуть впереди за грузовиком.

Огромная машина катила на перевал и дальше куда-то в пустыню.

Надпись с боку фургона.

ПОЧУВСТВУЙ И ОЩУТИ ВКУС ЧИСТОТЫ

Картинка с изображением масла и майонеза. Черно-белая корова. Зеленый луг. Кто-то решил, что этот образ вызывает приятные чувства. Воспоминания о детстве. Такое милое коммерческое предложение испытать ностальгию по давно исчезнувшему миру.

Корова рыдала и улыбалась.

Из глаз животного текли слезы из грязи.

Ночью был дождь. Он смыл с фургона часть пыли и сажи, но темные разводы и линии, по которым стекала вода, разделили картинку с коровой на части. Отсекли голову от тела. Превратились в слезы и кровь.

Иван вдавил педаль в пол и выехал на встречную полосу, чтобы обогнать грузовик до того, как дорога повернет в сторону. Он не то, чтобы любил животных или чувствовал угрызения совести, поедая гамбургер в ресторане фастфуда на выезде из города. Дело было в другом. Иван не мог терпеть слезы, пусть и ненастоящие, подсказанные собственным воображением. Они напоминали ему о