Историзм против эклектики. Французская историческая школа "Анналов" в современной буржуазной историографии - Юрий Афанасьев

Исследование механизмов взаимодействия экономических и социальных явлений, обусловленных именно данной конъюнктурой, не лишено рационального содержания. На отдельного человека, на социальные группы, на взаимоотношения между людьми непосредственное влияние оказывают не столько долговременные противоречия, заложенные в столетних циклах, сколько кратковременные вспышки, в которых эти противоречия проявляются, катаклизмы, немедленно отражающиеся на заработной плате и прибылях, на питании и уровне жизни. Однако ограничение исследования социально-экономической действительности узкими рамками лишь данной конъюнктуры чревато серьезными методологическими изъянами. Даже самые масштабные события социальной истории, такие, например, как революции, оказываются в этом случае обусловленными эпизодическими экономическими факторами. Пожалуй, самой наглядной иллюстрацией методологической спорности такого подхода является доклад Э.Лабрусса "Как возникают революции" на конгрессе историков в Париже, посвященном 100-летию революции 1848 г. Революция 1789 г. была обусловлена, согласно Э.Лабруссу, "естественным катаклизмом" — последовавшими один за другим двумя неурожаями зерновых, повышением цен, снижением покупательной способности населения, кризисом в текстильной промышленности, безработицей. Такая же последовательность событий породила и революцию 1830 г.; экономический кризис и здесь нашел непосредственное продолжение в социальном кризисе. И лишь в причинах революции 1848 г. Э.Лабрусс усмотрел новый момент: к "естественным неуравновешенностям старой экономики зерновых и текстиля" (неурожай и т.д.) здесь добавилась "искусственная неуравновешенность новой металлургической экономики"[175].

Совершенно очевидно, что все противоречия, обусловившие данную кратковременную конъюнктуру, не могут быть в полной мере вскрыты, если исследование ограничено узкими временными рамками предреволюционного периода. Однако и в тех случаях, когда вместо конъюнктурной динамики на первый план выдвигались явления большой продолжительности, долговременные "структуры" Ф.Броделя, методологических изъянов не становилось меньше. Отсутствие диалектики по-прежнему не позволяло продвинуться вперед на пути познания истины. Дело в том, что в броделевской перспективе "большой продолжительности" самой кратковременной конъюнктуре, в которой проявляются различные взаимодействия экономического и социального, определяющие своеобразие данного момента, отводится роль незначительного события. Экономический или социальный кризис, революция на фоне многовекового цикла выглядят как эпизоды, случайные стечения обстоятельств, не затрагивающие глубинных экономических и социальных явлений. Следовательно, такие "события" и не должны обязательно попадать в поле зрения историка.

С общей ориентацией социально-экономических исследований оказались тесно связанными проблемы так называемой "социальной стратификации". Наиболее прогрессивные французские буржуазные историки, например Ж.Бувье, Ж.Ле Гофф и другие, не могли не считаться с серьезными достижениями марксистской историографии, и в частности с конкретными исследованиями П.Вилара и А.Собуля по социальной истории Франции. Так, во многих работах Ж. Бувье проводятся положения о том, что основой социальной структуры феодального и капиталистического обществ являются классы, а главным критерием принадлежности к классу - собственность на средства производства [176]. Однако большинство историков школы "Анналов" не разделяли столь определенную точку зрения по этому вопросу. В их работах состав общества представляет более пеструю, по существу внесоциальную картину "групп", "категорий", профессий, возрастов, продолжительности жизни и т. д.[39] Весьма характерным в этом отношении является начатое еще в 1946 г. коллективное исследование с целью разработки социально-профессиональной кодификации французского общества XVIII, XIX и XX вв. В каждом веке было выделено по 10 различных категорий, принадлежность к которым определялась родом занятий, занятостью в определенной отрасли экономики, профессиональным положением и т.п. В разработанной под руководством А.Домар кодификации не нашлось места лишь такой категории, как классы, и критериям принадлежности к ним [178]. Многие историки анналовской школы, оперирующие в своих работах понятием "класс", считают невозможным точно его квалифицировать и используют для этого такие критерии, как уровень доходов, образование, престиж. С помощью различных комбинаций этих критериев даются такие, например, определения (Г.-Д. Голь) : "Класс - это совокупность индивидуумов, расположенных вокруг центрального ядра таким образом, что за теми, кто находится близко к нему, можно с уверенностью признать принадлежность к этому классу, причем эта уверенность уменьшается по мере удаления от ядра"[179].

Французские историки-марксисты в теоретических работах и конкретных исследованиях убедительно показали научную несостоятельность такого подхода. "Социальные классы писал П. Вилар,-отличаются один от другого не потреблением и доходами, а своим положением в процессе производства. Богатые, бедные - это внешняя сторона дела. Она важна. Ею определяются психологии. Но эта внешняя сторона не является движущей силой изменений и борьбы. Вопрос не в том, чтобы знать, каков человек, беден или богат. Важно, как он таким становится. Обогащение, обнищание - вот главные вопросы социальной истории. Богатым или бедным человек становится в зависимости от того, каким образом он участвует в процессе производства, от того, какое положение по отношению к процессу производства он занимает"[180]. П. Вилар и А.Собуль в своих трудах показали, что эти положения в полной мере относятся и к докапиталистическим обществам. Всю аграрную историю Западной Европы до антифеодальных революций невозможно понять и объяснить вне марксистских категорий способа производства и производственных отношений.

По вопросам социальной структуры докапиталистического общества у историков школы "Анналов" оказались довольно влиятельные противники и справа, позиции которых наиболее полно и определенно выразил Р.Мунье. По его мнению, французское общество до революции 1789 г.-это "сословное общество", а не классовое. В основе "социальной стратификации", утвержает он, должны быть не экономические критерии, а такие понятия, как достоинство, честь, отношение к власти, место человека в обществе. Постановку вопроса о классовой борьбе применительно к обществу "старого порядка" Р.Мунье считает анахронизмом, а крестьянские движения той эпохи—лишенными какого бы то ни было позитивного социального содержания [181][40]. Аналогичные по существу, но более рафинированные по форме утверждения становятся в 60-х годах нормой для многих публикаций историков школы "Анналов".

В наиболее концентрированном виде проблемы социально-экономической истории, соотношения структурных процессов и конъюнктурной динамики, экономических и социальных факторов нашли отражение в опубликованной в "Анналах" в 1966 г. статье Ф.Крузе "Англия и Франция в XVIII веке. Попытка сравнительного анализа двух типов экономического роста"[184]. Эта статья—не рядовая публикация, она была написана на основе лекций, прочитанных Ф.Крузе в лондонской школе экономических и политических наук, и напечатана в журнале после многочисленных консультаций автора с крупнейшими французскими историками и экономистами П.Дейоном, Д.-С. Ландом, П.Леоном, М.Леви Лебуайе, Ж.Меврэ. Статья Ф.Крузе получила широкий отклик и вошла во многие библиографические указатели. В ней были учтены материалы исследований и основные выводы таких историков и экономистов, как П.Губер, Э.Лабрусс, Ж.Меврэ, П.Леон, Р.Баэрель, и других, поэтому можно считать, что она отражает общие для "Анналов" представления по многим затронутым в ней вопросам.

Ф.Крузе предпринял попытку дать свое решение сложной научной проблемы: на основе сравнительного анализа различных переменных величин социально-экономической действительности Англии и Франции XVIII в. определить присущие каждой из этих переменных удельный вес и степень влияния на экономическое развитие той или другой страны; на основе этого сравнения ответить на вопрос об истоках промышленной революции; объяснить опережающие темпы развития английской экономики в XVIII в. и ее техническое превосходство по сравнению с французской; четко выделить те факторы, которые были характерны только для Англии и определили собой уникальный феномен — промышленный переворот в Англии в XVIII в.[185]

Естественно было бы ожидать, что, поставив столь сложные вопросы, Ф.Крузе начнет свой сравнительный анализ с обоснования критериев, которыми он собирается руководствоваться. Лишь в этом случае у читателя его статьи могло бы сложиться убеждение, что, взвешивая различные переменные и перечисляя многочисленные факторы, Ф.Крузе выделяет именно те из них, которые действительно были характерны только для Англии и стали решающим условием начавшейся именно здесь промышленной революции. Однако ничего этого сделано не было. Опустив важнейшие моменты в истории обеих стран, ни разу не упомянув об английской буржуазной революции XVII в.—первой революции "европейского масштаба"[186], революции, которая, по мнению К.Маркса, выразила в гораздо большей степени потребности всего тогдашнего мира, чем самой Англии, где она происходила [187], отметая, словно их не существовало в действительности, фундаментальные явления, определившие основные реальности XVI-XVII вв..-противоположно направленные процессы зарождения капитализма и разложения феодального общества,—опустив все это и тем самым оставив открытыми десятки вопросов "почему?", Ф.Крузе приступил к доказательству того, что с начала XVIII в. ритмы роста экономики во Франции и в Англии на какое-то время выравнялись, однако из-за разницы в уровнях, достигнутых к этому времени, ситуация в двух странах была не одинаковой: Англия оказалась страной более "развитой", более урбанизированной, с более высоким уровнем дохода на душу населения и т.п. Лишь после этого Ф.Крузе поставил вопрос о причинах превосходства Англии. Главную из них, по его мнению, нужно искать в области техники. Англия пережила "настоящий взрыв изобретательского духа", который почти полностью отсутствовал во Франции. В "естественной склонности к изобретательству" англичан он усматривает главный фактор и основную причину расхождения между структурами двух типов экономики - английской и французской второй половины XVIII в.[188][41]