Жизнь неуёмная. Дмитрий Переяславский - Борис Тумасов

В Берендееве по весне Дмитрий любил выходить в поле, наблюдать, как смерды поднимают первую борозду, как деревянное орало под рукой пахаря режет поле, а к полудню по первой пахоте неторопливо прыгают грачи и воронье, выискивая корм.

Порой Дмитрий присаживался к пахарям, когда они принимались за немудреную еду: ржаной хлеб, луковицу, иногда сало. Запивали острым, шибавшим в нос квасом…

Бывал юный княжич и у рыбаков. Выходил с ними снимать сети, смотрел, как бьется в ячейках рыба, варил на костре уху, хлебал из одного казана с рыбаками, вдыхая горький дымок костра.

В такие дни Дмитрий не мог и подумать, что его ожидает жизнь неуемная…

Инок Дмитрий опустился на колени, перекрестился и, отбив земной поклон, прошептал:

- Господи, Боже правый, прости прегрешения мои в делах и помыслах…

И Бог будто услышал молитву инока. Гроза уходила от монастыря все дальше и дальше, реже слышалось урчание грома и виделись вспышки молнии, а вскоре все стихло.

Совсем неожиданно пробилось воспоминание детских лет. Они с отцом, Александром Ярославичем, ехали из Великого Новгорода в Переяславль-Залесский. Дорога тянулась все больше лесами, иногда выводила на простор. Встречались редкие деревеньки, речки, болотистые поляны. Ночевали в крестьянских избах, подчас у костров.

Однажды довелось спать в избе, на полатях. Сквозь прогнившую солому на крыше виднелось звездное небо. Дмитрий слышал голос отца, спрашивающего старуху хозяйку:

«Где старик твой, Василиса?»

«В ордынский набег убили», - был ответ.

«Прости, Василиса. Много таких, как ты, на земле русской…»

Спал Дмитрий, прильнув к отцовской груди, и не почувствовал, как Невский подхватился поутру, покинул избу.

Пробудился Дмитрий от дыма. Старуха топила печь, гремела ухватом. Дым стлался над полатями, тянуло к дыре в крыше.

Выскочил Дмитрий во двор. Отец стоял на лесенке, сбрасывал с крыши прогнившую солому, а гридни подавали ему охапки свежей.

Когда крышу в избе перекрыли, Невский отряхнулся, сказал:

«Дело доброе завсегда в радость. Теперь и в дорогу можно».

В Москве тверского князя не ждали. Тверские князья считали Москву малым городом, а московских князей - меньшими братьями. Тверь издавна вела с Владимиром спор, какому князю быть великим. Тверской князь Михаил Ярославич даже на ханский знак ссылался.

Михаил Ярославич, высокий, широкоплечий красавец, вступил в горницу, чуть пригнувшись в дверном проеме, опустился на лавку.

- Як тебе, Даниил Александрович, завернул, из Переяславля ворочаясь. Поди, мыслишь: эка крюк дал, неспроста!

Князь Даниил умостился напротив, не перебивал, а Михаил Ярославич продолжал, потерев тронутые сединой виски:

- Ты, чай, слыхал, князь Андрей сызнова навел ордынцев на Русь, с ним мурза Чета. Сказывают, князей на съезд созывают. Чета нас рассудить намерился. Князь Андрей на переяславского Ивана замахивается. Просят меня переяславские бояре в отсутствие князя Ивана в защиту переяславцев голос подать. Могу ли я на твою помощь положиться, Даниил?

Московский князь насупился, ответил резко:

- Я ли не просил брата Андрея на Переяславль не зариться? Не послушался. Ежели соберется съезд, нам с тобой, Михайло Ярославич, пора Андрею место указать.

- Истину глаголешь, Даниил Александрович. Аль неведомо, какие козни творит Андрей? Еще с тех лет, как отцом Александром Ярославичем Невским в Городце посажен, алчность свою неуемную никак не сдержит, Дмитрия со свету сжил.

- То так, - согласился Даниил. - Прежде я ему верил… Одним словом, осатанел князь Андрей, теперь на все пойдет, дабы власть свою укрепить.

- Коли мы ныне друг дружке в помощь не встанем, князь Андрей нас порознь подомнет.

Тверской князь поднялся:

- Час пробил, мне в дорогу пора.

Князь Даниил решительно разбросал руки:

- Никуда я не отпущу тебя, Михайло Ярославич. Сейчас потрапезуем, в Москве переночуешь, а поутру с богом. Стыдоба-то какая: татарин-мурза нас, князей, судить будет…

Возвратился великий князь из Орды и почуял - размежевались князья. Сторону Андрея Александровича взяли князь Федор Ростиславич Ярославский и князь Константин Борисович Ростовский.

А Михаил Ярославич Тверской и Даниил Александрович Московский пошли наперекор - в защиту князя Ивана Переяславского поднялись. Съехались князья во Владимире, а вместо переяславца явились его ближние бояре.

Собрался съезд в просторной гриднице великого князя. Расселись за столом возбужденные, злые. Мурза с одного князя на другого рысий взгляд переводит. Думает: «Урусы подобны волкам в стае». Но тут же на ум пришло иное: «А не так ли и в Сарае? Путь к ханской власти кровью полит».

Великий князь повысил голос:

- Ты, князь Михайло Ярославич, давно на меня зло умышляешь. На то и брата моего, Даниила, подбиваешь.

Тверской князь поднялся во весь рост, громыхнул кулаком по столешнице:

- Я честен и на чужое не зарюсь, как ты, князь Андрей! Отчего на Переяславль замахнулся? Аль запамятовал, что Переяславль за Дмитрием числился?

Тут переяславские бояре, сидевшие с краю стола, загалдели:

- Великий князь спит и видит землю нашу к себе прирезать. Это при живом-то князе Иване!

- Аль тебе, княже Андрей, не ведомо, что князь Иван, ежели что, Москве свой удел завещал?

- Я по праву и по ханской воле всем владею, бояре! - брызгая слюной, ярился князь Андрей Александрович. - Не у меня ли ярлык на великое княжение? И Переяславская земля подо мной должна быть!

Князья Ростовский и Ярославский голос подали, а Московский бородой затряс:

- По какому праву?

- По праву старшинства!

Князья к мечам потянулись. Молчавший до этого сарайский епископ Исмаил, в ту пору находившийся во Владимире, воздел руки:

- Уймитесь, братья, не распаляйтесь, ибо во гневе человек теряет разум! Прокляну того, кто кровь прольет!

Первым остыл тверич. Стихли остальные, а князь Андрей Александрович, подавляя гордыню, заговорил:

- Братья и племянники, пусть будет, как и прежде: кто чем владел, тому и впредь держать то княжество.

- Князья вольны в своей земле! - выкрикнул один из переяславских бояр.

Великий князь промолчал, поостерегся: не пролилась бы кровь, - эвон, как распалились. Мурза хмыкнул, вышел из горницы. Не прощаясь, покинули Владимир князья Михаил Ярославич и Даниил Александрович.

Возвращались князья одной дорогой, и на развилке верст через сорок Михаил Ярославич взял путь на Тверь, а Даниил Александрович повернул на Москву.

Но прежде в дороге переговорили о многом, о главном - как стоять заодно против князя Андрея Александровича. Оба понимали: великий князь зло затаил надолго и может попытаться не только коварством, но и силой завладеть Переяславлем. Потому уговорились князья при нужде встать на защиту переяславцев дружинами тверичей и москвичей.

Долгое время ехал Даниил, опустив голову. Мягко били по пыли кованые конские копыта, а мысли унесли Даниила в далекое детство… Княжьи хоромы в каменном, неприступном Детинце… Горластое вече, и отец, Александр Невский, на помосте… Крики и шум многолюдья Александр Ярославич, князь Новгородский, унял не сразу. Говорил Невский не торопясь, отчетливо, и народ постепенно утих, вслушиваясь, о чем князь речь ведет…

То были годы его, Даниила, детства. Юность он провел уже в Москве… Москва поразила его, и, сравнивая теперь свою вотчину с Новгородом, Даниил сокрушался. Новгород огромный, по обе стороны реки Волхов разбросался пятью концами, соборами, церквями, монастырями. Строения все больше из камня, улицы и мостовые в дубовые плахи одеты, а здесь, в Москве, все деревянное: и Кремль, и хоромы княжьи и боярские, и дома, и избы. И вся Москва, поди, менее одного конца новгородского. Однако он, князь Даниил, к своему уделу прикипел сердцем и верит - у Москвы еще все впереди. Нет, он, Даниил, Переяславля не упустит, а там, даст Бог, иные земли удастся прибрать к рукам. То и сыновьям своим завещает… Видится ему Москва в камень одетой, не ниже Новгорода по красоте и величию. Ведь смог же Владимир обустроиться…

Ночевать остановились в малой деревеньке на краю леса. Изба приземистая, с полатями и печью, топившейся по-черному. У стены стол с неструганой столешницей, лавки, полка с закопченной посудой, под балками нити паутины и развешанные сухие травы.

Хозяйка в летах смела с полатей тараканов, постелила цветастое рядно, но князь не спешил укладываться, а завел разговор с хозяином, седобородым смердом. Старик оказался занятным, и с его слов Даниил Александрович узнал, что в молодости тот был среди тех ратников, кто стоял против татар. Бежал из плена, был пойман, жестоко бит, лишился ушей, но снова ушел. На Русь пробирался ночами, брел степью.