В сердце Антарктики - Эрнест Генри Шеклтон

На крышу темной комнаты мы сложили все приспособления для фотографии и наши немногочисленные ящики с вином. Последнее извлекалось оттуда лишь в особо торжественных случаях, как, например, в день зимнего солнцестояния. Установка для ацетиленового газового освещения помещалась на площадке между моей и темной комнатой. Мы пытались провести газ от крыльца, но там была такая низкая температура, что вода замерзала и газ не шел. Переместив установку внутрь дома, мы не имели больше никаких хлопот с газом.

Четыре газовые горелки, в том числе переносная лампа, находившаяся в моем помещении, давали достаточно света. Простота и портативность установки и яркий свет, который она давала, являлись большою роскошью в подобных условиях. Немудрено, что полярную ночь мы перенесли легче, чем это было в прежних экспедициях.

Тип установки для газового освещения, которым мы пользовались, был выработан м-ром Моррисоном, старшим судовым механиком на «Морнинг» во время экспедиции, отправленной на помощь «Дискавери». Единственный недостаток этого способа освещения заключался в том, что аппарат, дававший газ, пришлось устроить в жилом помещении. При ежедневном перезаряжении его карбидом, он награждал нас весьма неприятным запахом. Впрочем, мы скоро к этому привыкли, хотя все-таки ежедневно на голову бедного Дэя, который заведовал освещением, сыпались различные нелестные эпитеты. Установка работала все время безотказно. Газ распределялся из резервуара при помощи гибких стальных трубок, которые обвивались вокруг балок крыши и к которым где нужно подвешивались горелки.

С каждой стороны от одного до другого конца дома был протянут стальной трос на расстоянии 2,1 метра от стены. Поперек от стены к стене также натянули тросы на расстоянии 1,8 метра друг от друга. В местах их пересечения с продольными тросы были связаны. Таким образом, получились границы для отдельных кабинок, а повешенные куски сшитой парусины образовали стены; вход в кабину закрывался одеялом.

Надо сказать, что каждое из этих обиталищ представляло некоторые отличительные особенности меблировки, общего расположения и устройства коек, вот почему о них стоит сказать подробнее. Вопрос этот отнюдь не пустой, как может показаться читателям, ведь в течение долгих зимних месяцев внутренность дома составляла для нас весь обитаемый мир!

Стены расположенной рядом с моей кабинки Адамса и Маршалла были снабжены шкафчиками из фанерных ящиков, в ней царили такая чистота и порядок, что мы именовали ее не иначе как «Парк Лэйн № 1». На ящиках висели марлевые занавески, подвязанные голубыми лентами. Первый же взгляд на книжные полки обнаруживал литературные вкусы хозяев комнатки. В библиотеке Адамса были главным образом книги, касающиеся периода французской революции и времен Наполеона, кроме того, имелось полное собрание сочинений Диккенса. В шкафчиках Маршалла хранились склянки с лекарствами, различные медицинские книги и кое-что из беллетристики. Парусиновая занавеска, отделявшая каморку от следующей, была украшена художественными произведениями Марстона, изобразившего красками портреты Наполеона и Жанны д’Арк в натуральную величину. Адамс и Маршалл проделывали ежедневно гимнастические упражнения по Сандову. Позднее их примеру последовали и другие участники экспедиции, особенно когда из-за темноты и плохой погоды трудно стало заниматься какой-нибудь работой на воздухе. Койки в этой единственной в своем роде кабинке были самые удобные в доме, но для того чтобы приспособить их вечером для спанья, требовалось больше времени. Неудобство это компенсировалось тем, что в течение дня здесь имелось свободное пространство. С разрешения владельцев их комната использовалась как врачебный кабинет, аптека и операционная. Койки состояли из двух бамбуков, между которыми была растянута и прикреплена парусина, так что они напоминали собой носилки. Концы, упиравшиеся в стену, покоились на плотно приделанных планках с вырезами; противоположные концы бамбуков помещались на скамейке. На этих койках обитатели кабинки могли спать сладким сном.

План дома на зимовке

Следующее отделение по той же стороне занимали Марстон и Дэй. Так как первый был художником, а второй вообще мастером на все руки, то, понятно, они особенно постарались украсить свою каморку. Полочки были обиты бахромой, а фанерные ящики выкрашены коричневой краской. Эта идея была заимствована у владельцев «Парк Лэйн № 1», которые покрасили стены своей кабинки жидкостью Конди. Кабинка Марстона и Дэя именовалась «коньком», вероятно, потому, что их полки напоминали своим видом двускатную крышу. Прочные койки, сделанные из старых ящиков, с матрацем, набитым древесными стружками, покрытые одеялами, представляли собой комфортабельное ложе. Одну из коек можно было во время обеда выдвигать и пользоваться ею вместо стульев. Занавеска, расписанная художником, изображала пылающий камин как воспоминание об утраченной цивилизованной жизни, на верхушке камина красовался букет цветов в вазе. Занавеска, отделявшая эту кабинку от «Парк Лэйн № 1», не нуждалась в особом украшении, так как краски на портрете Жанны д’Арк, а частично на портрете Наполеона проступили сквозь парусину. В этом же отделении помещался литографский станок, на котором печатались иллюстрации к изданной нами на зимовке книге.

Следующую кабинку, по ту же сторону дома занимали Армитедж и Брокльхёрст. Здесь вся меблировка, шкафчики и полочки были весьма примитивны. Мне пришлось прожить в этом помещении два месяца на месте Брокльхёрста, в то время как его после операции уложили в моей комнате. Я соорудил там тогда постель на ящиках из-под керосина, и первое время их запах был не очень приятен, но мало-помалу он выдохся. Дальше за кабинкой Армитеджа и Брокльхёрста находилась буфетная, отгороженная рядом ящиков, образовавших настоящую стену между головами спящих и продовольствием. Буфетная, служившая также пекарней и кладовой, была не слишком обширна – всего 1,8 метра в длину и 0,9 метра в ширину, но нас она вполне удовлетворяла. Второй стеной буфетной служила стена дома, сплошь до начала ската крыши заполненная полками, продолжавшимися и в средней части помещения за печью. Печь помещалась отступя от стены на 120 см. В этом пространстве была отгорожена досками, обитыми парусиной, наша биологическая лаборатория, занимавшая 121×121 см. Недостаток места восполнялся множеством полок по ее стенам, содержавших бесчисленное количество баночек, вскоре наполнившихся биологическими трофеями Мёррея.

Позади плиты, против буфетной, находилась кабинка Маккея и Робертса. Ее главной особенностью был тяжеловесный шкаф, в котором покоились большею частью носки и тому подобные легкие вещи, а единственным тяжелым предметом был граммофон с пластинками. Койки хозяев представляли собою неудачное подражание мебели на «Парк Лэйн № 1», и затруднения, которые пришлось испытать Маккею и Робертсу, прежде чем койками стало можно пользоваться, доставили немало развлечения присутствующим. Я как сейчас вижу перед собой победоносное лицо Маккея, когда он созвал всех полюбоваться своей конструкцией кровати. Обитатели «Парк Лэйн № 1» указывали Маккею, что бамбуки прогнутся под его тяжестью, и концы палок соскочат с подпорок. Не обращая внимания на критически настроенных зрителей, Маккей разделся, залез в спальный мешок и стал распространяться о том, какое это удобное и приятное ложе по сравнению с жесткими досками, на которых он вынужден был спать до сих пор. Робертс тоже жаждал испытать свое ложе, сконструированное по тому же принципу. Ожидания товарищей насладиться зрелищем катастрофы как будто не оправдывались. Все уже разочарованно расходились, как вдруг раздался треск и грохот, сопровождавшийся энергичными словоизвержениями. Ложе Маккея оказалось наполовину на полу, согнутое под самым неудобным углом. Смех и иронические замечания по поводу его уменья мастерить кровати были ему нипочем; три раза в эту ночь пытался он закрепить свою кровать, но, в конце концов, махнул на это рукой. Позднее, впрочем, ему все-таки удалось устроить прочные крепления, и с тех пор он спал с комфортом.