Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура - Барбара Такман

1 ноября 1831 г. египетская армия пересекла границу Сирии, соединилась в Яффе с египетским флотом под командованием сына Мухаммеда Ибрагима и тут же обложила осадой Акру. На сей раз Акра пала. Взяв также Газу и Иерусалим, Ибрагим двинулся на Дамаск, Гом, Гаму и Алеппо. К лету 1833 г. он уже овладел всей Сирией и приближался к подступам к Константинополю. В панике султан обратился за помощью к Британии, предлагая наступательно-оборонительный союз, но лорд Палмерстон, на той стадии рассматривавший возможность того, что Мухаммед Али-паша станет протеже Британии, тянул с ответом. В последний момент, как утопающий может схватиться за удава, султан принял помощь своего давнего и ненавистного врага, русского царя. Русские войска, выжидавшие как раз такого момента, стояли на границе Турции, и уже вскоре русская армия блокировала путь Ибрагима на Константинополь, при дворе появились русские советники, по улицам города расхаживали русские офицеры, а русские инженеры осматривали укрепления по обеим берегам Босфора. «Очевидно, — писал домой британский посол в Константинополе лорд Понсонби, — что Порта находится в вассальной зависимости от русского правительства»16. Хуже было то, что заключенная турками сделка касалась проливов. Согласно мемуарам, лорд Понсонби и французский посол, просыпаясь, подходили к окну, «один в шесть утра, другой в шесть вечера»17, готовясь без удивления увидеть давно ожидаемую и внушающую страх картину: русский флот, который стоит на якоре у них под носом в Босфоре. И эти страхи были вполне обоснованны, поскольку в уплату за помощь Россия добилась заключения знаменитого Ункяр-Искелесийского договора, включавшего тайную статью, согласно которой Турция по первому требованию России должна была закрыть Дарданеллы для военных кораблей всех других государств.

Досада Палмерстона не знала пределов, и теперь он соглашался с Понсонби, что «совершенно ошибочно» было думать, что «Россия способна к умеренности в таких делах или хотя бы на мгновение может перестать стремиться подчинить себе Турцию»18. Необходимо было немедленно остановить продвижение России, — та же проблема спустя двадцать лет приведет к Крымской войне, она же и по сей день вызывает ночные кошмары у дипломатов на Ближнем Востоке. Британия теперь прилагала все усилия к тому, чтобы противопоставить «русскому вторжению» сплоченный фронт европейских держав, которые совместными действиями уладят турецко-египетский кризис, и любой ценой предотвратить возможность частных рейдов. Мухаммед Али-паша был временно остановлен, но в 1838 г. взбунтовался снова: турецкая армия, выступившая против него в Сирии, была уничтожена, турецкий флот сдался ему в Александрии, а старый султан поскорей умер от стыда в Константинополе. Франция восхваляла успехи Мухаммеда Али-паши, и действительно все выглядело так, что вскоре он станет хозяином империи, равной империи Саладина, с развевающимся над ней трехцветным флагом. К счастью, российский царь, более всего ненавидевший burgeois gentilhomme[65] Луи Филиппа с его опасно демократическими настроениями, был готов пойти на все, чтобы сорвать его планы, особенно если тем самым будет расширена брешь между Англией и Францией. А потому он согласился на план Палмерстона о совместных действиях, в которых также должны были принять участие Австрия и Пруссия, даже если это означало отказаться от привилегий России касательно проливов. И пока французский король и глава правительства Франции Тьер шумно выступали в поддержку притязаний Мухаммеда Али-паши на земли молодого султана, четыре державы потихоньку подписали в Лондоне соглашение об альянсе с целью поддержать Турцию и заставить Мухаммеда Али-пашу удовлетвориться пожизненным управлением южной частью Сирии. По оглашении этих условий оскорбленная Франция уже готова была объявить войну, когда в Сирии вспыхнуло восстание против тирании Ибрагима. В поддержку мятежу словно из ниоткуда материализовался британский флот, разбомбил и занял Бейрут и выслал на берег штурмовой отряд под командованием сэра Чарльза Нейпира для захвата древнего Сидона[66], а затем поплыл на юг, чтобы обратить свои пушки против самой злополучной крепости в истории — Сен-Жан д’Акра. Ибрагим был разбит без осады, и уже почти построенная империя его приемного отца рухнула как карточный домик. «Да здравствует Нейпир!» — воскликнул лорд Палмерстон, а один коллега «нашел его очень веселым»19, рассказывающим анекдоты про Бейрут и Акру и уверенным, что французский король и Тьер «побиты, на том и делу конец».

Так и оказалось. Как и предполагал, пусть рискованно, Палмерстон, Луи Филипп, невзирая на понуканья Тьера, был не готов к войне за восточный трофей, как мираж ускользавший от Франции. Он согласился на возвращение Сирии и Аравийского полуострова под власть Турции и на то, чтобы заставить стареющего Мухаммеда Али-пашу, которого вскоре ждут безумие и смерть, удовлетвориться наследственным титулом паши Египта при суверенитете Турции. На этих условиях кризис был разрешен в новом договоре, который пять держав, в том числе и Франция, подписали в июле 1841 г. в Лондоне. Османская империя, пусть потрепанная, но оставшаяся в прежних границах, была на время сохранена. Это означало истинный триумф для Палмерстона, а для Британии — открытую дорогу к Суэцу и в конечном итоге Иерусалиму.

Глава Х

Мечта лорда Шефтсбери: Англиканский Израиль

Среди интриг и манипуляций с целью удержать Османскую империю от развала лорд Палмерстон написал письмо британскому послу в Константинополе относительно евреев. «В настоящее время среди евреев, рассеянных по Европе, существует крепкое убеждение, что приближается время, когда их народ вернется в Палестину… Очевидно, для султана важно было бы поощрять евреев возвращаться и заселять Палестину, поскольку богатство, которое они принесут с собой, увеличит ресурсы его владений, а еврейский народ, если вернется по приглашению и под защитой султана, то в будущем станет сдерживать любые враждебные планы Мухаммеда Али-паши или его преемника…. Должен твердо проинструктировать вашу светлость рекомендовать [турецкому правительству] проявить всяческую поддержку возвращению евреев Европы в Палестину»1.

С точки зрения министра иностранных дел, евреи, едва у них появятся земельные интересы на древней родине, станут играть роль подпорки в центре протяженного, но рушащегося конгломерата, каким являлась Османская империя, и ради самих себя приложат значительные усилия для ее сохранения — иными словами, послужат целям британской политики.

Письмо Палмерстона датировано 11 августа 1840 г. Шесть дней спустя, 17 августа газета «Таймс» опубликовала передовицу о плане «переместить еврейский народ в землю его отцов», который, как писалось, «сейчас на серьезном политическом рассмотрении». В передовице восхвалялись труды автора этого плана лорда Эшли (впоследствии лорда Шефтсбери) как «практичные и достойные государственного мужа» и цитировался проводимый им опрос евреев с целью выяснить, что они думают о возвращении в Святую землю, как скоро они готовы вернуться и вложить средства в покупку земли, если удастся побудить Порту дать им гарантии закона, справедливости и безопасности как личной, так и имущественной, и если права и привилегии им будут «гарантированы под эгидой европейской державы».

Относительно того, какую державу имела в виду «Таймс», сомнений не оставалось. Статья стала сенсацией. «Газеты завалили письмами касательное евреев, — записал двенадцать дней спустя в дневнике лорд Эшли. — Какой на нас надвигается потоп планов и диспутов… Какое насилие, какая ненависть, какие клики и фракции, какие дискуссии! Какое бурление всяческих страстей и чувств в человеческих сердцах!»2

Очевидно, что одна и та же мысль не случайно возникла одновременно у лорда Палмерстона и редактора «Таймс». И того и другого к ней подвели, подтолкнули, уговорили, улестили и убедили — и сделал это Энтони Эшли Купер, седьмой граф Шефтсбери, после Дарвина наиболее влиятельная неполитическая фигура викторианской эпохи. Им двигали религиозные мотивы, министром иностранных дел — имперские. Шефтсбери представлял Библию, Палмерстон, так сказать, меч. Год стоял 1840-й; местом действия стала Сирия, разом Святая земля и географический перекресток путей империи. Воображение рисовало Шефтсбери англиканский Израиль, восстановленный протестантской Англией, что одним махом расстроило бы планы папизма, воплотило пророчество и искупило бы грехи человечества. Палмерстон готов был удовлетвориться срывом планов Франции и укреплением Османской империи.

Про лорда Шефтсбери говорили, что он наделен «самой чистой, самой возвышенной, самой государственный внешностью в Вестминстере»3. Его холодное лицо с классическими чертами всегда подталкивало к сравнению с мраморным бюстом. По словам одного знакомого, каждая темная прядь в отдельности вилась у него из чувства долга. Однако в реальности этот безупречный пэр Англии был способным на искреннее сочувствие и глубоко верующим человеком, положившим в основу своей жизни буквальное следование Библии. Библия, как говорил он, есть «Божье слово, записанное с первого и до последнего слога и с последнего до самого первого… Ничто помимо Писания не может толковать Писание. Я отверг бы его, будь оно явлено мне человеком. Я принимаю его, верю в него, благословляю его, как явлено в Святом Писании… и подобно израилитам, я преклоняю колени и возношу молитвы».