Миколка-паровоз (сборник) - Михаил Лыньков

— Ну, значит, жив буду и малины еще наемся вволю…

И так ему жить захотелось, что почувствовал, вроде сил у него прибавилось и страх пропадает мало-помалу. Шагнул он к зверю бородатому, а сам думает: «Вот бы за бороду его сцапать! Сразу обезоружу… Не может быть, чтобы борода эта оказалась сильнее меня…»

Припомнились Мишке наставления матери: нет в лесах зверя сильнее и храбрее, чем они — медведи. Призадумался на минутку.

«А что, если это — человек? А человек-то страшнее всех. Он опаснее шмеля и ежа… Ха! — вспомнил Мишка и обрадовался. — Человек ведь ходит на двух ногах, мама это в точности знает. А две другие лапы у него так, для приличия.

Выходит, этот, бородатый, — не человек…»

И помаленьку, осторожно — на шаг вперед. Уж и примерился, как за бороду ухватиться будет ловчее.

Что тут произошло!

Не успел Мишка лапу поднять, как Бородатый молнией взметнулся кверху да как сиганет через куст. Ягоды даже посыпались, как брызги. Только треск пошел по всему малиннику да голос послышался — такой забавный, смешной:

— Бе-э-э-э…

Это Бородатый спасал свою шкуру. Мчался со всех ног, не на шутку напугав Мишку, который так и не мог сообразить, что же ему делать после этой встречи с незнакомым бородачом: то ли гнаться за ним, то ли самому пускаться наутек.

Так и не успел Мишка принять решения. Новая напасть объявилась. Была она куда страшнее, чем первая, и сыграла в Мишкиной судьбе куда более значительную роль.

Еще не умолк треск сучьев под копытцами Бородатого, спасавшего свою бороду, как другой зверь напал на Мишку. Сцапал за ногу, не выпускает, ворчит. Походил он на большого волка, только мастью отличался — черный был, как жук.

А это и в самом деле был наш Жук, который примчался спасать Веселую Бороду.

Мишка извернулся, стараясь укусить Жука за хвост. Жук отпрыгнул как ошпаренный, сделал круг и вдруг снова набросился на Мишку, злобно лая и скаля зубы. Они кусались, визжали, рычали — и вдвоем катались по земле, поднимая пыль и прелые прошлогодние листья.

Не обратить внимания на эту возню, конечно, было нельзя. С десяток красноармейцев окружили дерущихся, оттянули Мишку, отогнали Жука. Мишка сидел на задних лапах, жалобно скулил, а передними лапами все закрывал голову, словно защищаясь от врагов.

— Эх, не едать мне больше малины! — причитал Мишка.

Искоса он поглядывал из-под лапы на окруживших его людей. Готовился принять смерть. Но вышло иначе.

Красноармейцы надели ему ошейник и на привязи торжественно повели к дороге, туда, где расположился на привал полк. Красноармейцы все были из третьего батальона. То-то они радовались, что наконец и у них появилась забавная зверюшка! И не какой-нибудь там козел или дворняжка, а настоящий царь лесов, медведь. Правда, царь выглядел далеко не по-царски, был еще не очень велик и ростом, но все равно далеко до него Жуку и Веселой Бороде из первого и второго батальонов. И верно, весь полк заинтересовался Мишкой. Столько народу сбежалось поглядеть на эту находку, что Мишка только моргал глазами да думал про себя: «Ну и людей же! И у каждого, наверно, есть мать…»

Вспомнил Мишка свою мать, старую медведицу, и жалобно заскулил.

— А ты не плачь! — подбодряли его красноармейцы, поглаживая по теплой серой шерсти.

А у Мишки сердце замирало со страха, и вздрагивал он всем телом. Сперва хотел сделать суровый вид, ощетинился, оскалил пасть, но присмирел, увидев, что никто не собирается ударить его лапой или хватить зубами. Ласковее, с надеждой поглядывал на красноармейцев Мишка.

— Вот давно бы так, глупыш ты эдакий! — сказал улыбающийся молодой красноармеец. — Нечего, браток, тебе злиться… В третий батальон попал.

И вскоре сахара кусочек принес, положил перед Мишкой. Все вокруг столпились: любопытно посмотреть, что будет делать Мишка с сахаром. Мишка покосился на сахар, тронул лапой — не кусается вроде, не жжет, не колется. Потянулся носом, понюхал — нет, ничем страшным не пахнет. Тогда и вовсе расхрабрился, взял да и лизнул языком. Понравилось. Подхватил он лапой сахар и на язык положил. Ого, до чего вкусно! Глаза сами прижмурились. Долго посасывал Мишка кусочек сахара, наслаждался. Посмотрел на веселых красноармейцев — не дадут ли еще. Дали. Мишка больше прежнего осмелел и даже руку одному красноармейцу лизнул — в знак большой своей медвежьей благодарности.

— Ну, теперь мы с тобой закадычные друзья! — шутили красноармейцы.

Они смело подходили к Мишке, гладили по спине, чесали за ухом, брали лапу и словно бы здоровались. Мишка не огрызался, не ворчал. Ему все это нравилось, и он сладко потягивался и жмурил глаза от удовольствия.

За хорошее поведение Мишке тут же дали хлеба, рыбных консервов. Каптер подоил корову в обозе, молока принес полный котелок. Наелся Мишка, напился, и так стало весело у него на душе, что принялся он кувыркаться на песке, на задних лапах ходить да всякие коленца выкидывать: кланялся, на передние лапы вставал, чуть в пляс не пустился.

— А ну, Мишка, давай еще разок!

— Ай да Топтыгин! Уморил… Красноармейцы подзадоривали Мишку,

а тот старался вовсю, видя, как беззаботно хохочут, за бока хватаются, шутками перебрасываются люди, которые угощали его сахаром. И все поздравляли третий батальон с удачей.

— Такого артиста себе отыскали! Уморил Мишка…

Одним словом, весь полк полюбил Мишку за веселый нрав, за ловкость и сообразительность в немудреных делах его медвежьих. Только Жук поглядывал на Мишку с подозрением, все время готов был вцепиться исподтишка в Мишкино ухо, злобно ворчал при его приближении. И красноармейцы старались их примирить как-нибудь, сделать друзьями. А Бородатый, тот вообще остерегался подходить к Мишке, издали смотрел да голосил этаким жалобным голоском:

— Бе-э-э-э…

Видно, опасался за свою бороду, которую чтил выше всего на свете и которой гордился перед всеми. Ведь бороды-то не было ни у Жука, ни у Мишки.

— Чего, Бородатый, орешь? — посмеивались красноармейцы. — Рога у тебя есть, копытики есть, а боишься… Эх ты!.. Подходи ближе, не робей, вступай в компанию. Ну, иди, чудо-юдо, махорки дадим.

Но Бородатый все робел, даже великий соблазн получить добрую горсть махорки не мог взять верха над этой робостью. Что ни говори, а бороду надо беречь. Возьмет этот

Мишка да и вырвет ее начисто — как же тогда жить Бородатому, лишенному своей красы. Козел — да вдруг без бороды! Виданное ли дело?

Впрочем, может быть, голосил Бородатый и с досады. Надо же — стали на него куда меньше внимания обращать. Занялись этим поганцем.

И много прошло времени, пока примирили Жука и Бородатого с Мишкой, пока стали они приятелями и даже друзьями.

Так попал Мишка на военную службу.

Привал кончился, и двинулся полк дальше. Мишке сделали крепкий ошейник, привязали к телеге веревкой. Сперва Мишка противился такому насилию, упирался, не хотел идти за телегой. Его все же волоком волокло за нею. Пришлось встать на все четыре и топать вперевалку.

Ну, а кому охота на привязи тащиться?! Особенно если привык ходить, куда душа пожелает, куда только вздумается. Понурым стал Мишка, заскучал. Заметили это. Пересадили Мишку на телегу. Ну, это совсем иной разговор! Никаких забот и трудов, сиди себе да вокруг поглядывай — на людей, на лошадей, на деревья, что высятся вдоль дороги. Разве мало вокруг любопытного! Встречаешь и такое, чего никогда не видывал, живя в Глухой берлоге. Без всякой опаски можешь следить за Жуком и Бородатым, табачником этим трусливым: борода и та у него вся махоркой провоняла.

— Не жизнь, а малина! — хотелось сказать Мишке.

Освоился Мишка на телеге, насмотрелся вокруг, обнюхал мешки и узлы, что лежали рядом с ним. Потом облюбовал местечко поудобнее, подмял под себя побольше соломы.

— Ну что ж: ехать так ехать!

Подумал так, да и задремал.

Так нежданно-негаданно выступил Мишка в поход. Ехал на телеге. Поскрипывали колеса. Отфыркивались лошади. Ехал день, ехал ночь. Спал, дремал. Видел сны свои лесные, медвежьи. И мерещилась ему небывалая ягода-малина, огромная-преогромная, едва обеими лапами обхватишь, в рот бы ее запихать и упиться малиновым соком… Только никак лапой не дотянешься, не достанешь. Так, кажется, и схватил бы, носом запах чуешь, по носу вот-вот Ягодина стукнет — нет! Подпрыгивает ягода-малина кверху, в поднебесье, к серебряному месяцу, к ясным звездам. А Мишка — за нею, за малиной, за ягодой. Подпрыгнул и проснулся.

Была ночь. Громче скрипели колеса, телега, вздрагивая, мерно катилась по дороге все дальше и дальше. Дорога, будто в тумане, плыла в лунном свете. Тревожно всхрапывали лошади, стригли ушами, ночью особенно чувствуя присутствие Мишки.

Неподалеку от телеги трусил молчаливый Жук, за ним вышагивал Веселая Борода. А над дорогой, над притихшими людьми, над телегами обозными распростерлось глубокое темно-синее небо, это лесное озеро. По озеру плыл рогатый серебряный месяц, и переливались яркие и крупные звезды. Было прохладно.