Эра Водолея (СИ) - Рябинина Татьяна

В Питер прилетели поздно вечером в пятницу. Доехав до дома, Андрей посмотрел на окна — темные. Ну правильно, второй час ночи. Насколько сильно он не любил уезжать, настолько же любил возвращаться. Хотя ездить куда-то приходилось нечасто, намного реже Инны. Когда тебя ждут — это волшебно. Правда, сейчас не был так уж уверен. Что ждут. Хотя и гнал от себя эти мысли.

На площадке пахло чем-то вкусным. В прихожей — еще сильнее. Везде было темно, только в спальне тихо бубнил телевизор. Он заглянул на кухню, утащил со сковороды еще теплую котлету. Значит, все-таки ждала. Для себя не стала бы готовить. Проглотил в три укуса, приоткрыл дверь рядом. Инна спала, держа в руке пульт от телевизора.

Подойдя к кровати, Андрей осторожно вытащил пульт из ее пальцев, выключил. Она приоткрыла глаза, улыбнулась сонно, потянула за рукав к себе. И пробормотала, когда наклонился и поцеловал ее:

— Привет, ночной пожиратель котлет.

И тут же уснула снова.

Раздевшись и быстро сполоснувшись, Андрей нырнул под одеяло и обнял Инну.

— Не возражаю, — пробормотала она сквозь сон. — Но я спать буду, ладно?

— Ну вот еще, не хватало только натюрморт трахать. Спи, Жирафа.

Впрочем, он и сам так вымотался за эти дни, что мечтал лишь об одном: продрыхнуть сутки, не меньше. И хотя ребята в трюме голосовали за секс, но как-то вяло, без огонька. Больше для порядка.

Сутки не получилось, проснулся за полдень. Инны не было — ушла в театр играть в детском спектакле. Встал, то ли позавтракал, то ли пообедал, прибрал, загрузил стиралку. Навалилось вдруг какое-то тупое раздражение. Может, предчувствие непростого разговора, от которого все равно никуда не деться. Тема Москвы неизбежно мутирует в тему того, что происходит с одной отдельно взятой мадам.

Мадам пришла домой, нагруженная сумками, словно вьючный ишак.

— Что, была такая нужда? — как ни пытался сдержаться, раздражение выплеснулось протуберанцем магмы. — Я не мог в магазин сходить? Или вместе?

— Так вышло, — Инна пожала плечами, пошла на кухню разгружаться.

Андрей хотел поговорить за обедом, но все уже покатилось ко всем чертям. Вывалил новость, пока она раскладывала продукты по полкам холодильника.

— Подожди, — повернулась к нему, держа в руках упаковку с городским батоном. Вспомнилось почему-то, как в детстве ходил за хлебом и обгрызал у этого самого городского две острые попки. Только тогда хлеб еще не нарезали для ленивых. — То есть тебе предложили работу в Москве?

— Я, кажется, так и сказал.

— И… что?

— Вот, рассказываю тебе, — да, совсем не так представлялся ему этот разговор. Уж точно не сквозь слой серной кислоты.

С какого хрена, спрашивается, так разобрало-то? Пошла обратная реакция?

— Ты хочешь в Москву? — Инна быстро раскидала продукты, закрыла холодильник и прислонилась к подоконнику.

— Ты хочешь?

— Я? — растерялась она. — Нет, но…

— Значит, нет. И говорить не о чем.

— Андрей, что вообще происходит?

И вот тут-то его окончательно сорвало. Как только получилось не заорать, словно баба-истеричка? Подошел, стиснул ее плечи, заставив смотреть в глаза.

— Это я хочу знать, что происходит! Ползаю вокруг тебя на брюхе. «Инночка, что с тобой?» И так, и эдак. Да к тебе на пьяной козе не подъедешь! Не можешь простить, что не спустил кое-кого с лестницы пинком, а потом понадобилась неделя, чтобы выдрать с корнем то, что не смог восемь лет назад? Или что напомнил о том, как было когда-то? А может, что-то совсем другое? А?

И снова едва удалось сдержаться, не вывалить все, что крутилось в голове после ее возвращения с гастролей. Ничему-то его, похоже, жизнь не научила. Или все-таки хоть чему-то научила, раз сдержался? Собирался сказать что-то другое, такое же резкое, но осекся, увидел, как текут слезы по ее щекам.

Она плакала молча, даже не всхлипывая. Капли собирались на веках, набухали, как прозрачные ягоды, срывались, сбегали вниз, оставляя блестящие дорожки.

Будто нож всадили под ребра и провернули для пущего эффекта. Большинство мужчин не выносят женских слез. Только одних они бесят, а другие умирают от своей беспомощности. Как он.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Целовал ее, собирал губами соленые капли, просил прощения. Она пыталась улыбнуться, вздыхала судорожно, вытирала глаза, размазывая тушь. Под аккомпанемент других капель — из крана, разлетающихся в пыль, ударяясь о раковину. И еще других — дождевых, глухо в подоконник. Как метроном, отсчитывающий ритм…

Глава 52

Эра

Инка давно ушла, а мне все казалось, что продолжаю с ней разговаривать. Уложила Димку и только после этого вспомнила, что так и не поужинала. Слепила бутерброд, ходила с ним по кухне от окна к двери и обратно. Прокручивала разговор в уме отдельными кусками и пыталась сделать то, что всегда давалось мне с большим трудом. Разложить ощущение на составляющие. Послевкусие от разговора.

В целом это было облегчение. Как будто сдала сложный экзамен. Нет, не на отлично. Так, на троечку, но главное, что сдала, и он больше не будет висеть над головой дамокловым мечом.

Однако под этим облегчением намешано было всякого. Я сочувствовала Инне из-за неприятного типа, который трепал ей нервы, но стоило признать, что это был не первый план. Тем более, не сомневалась: они с Андреем с этим справятся. Намного важнее для меня было то, что наш разговор расставил по своим местам события прошлого, и это закрыло тему. Возможно, эгоистично, но что делать, свой порезанный палец приоритетнее войны в Сирии.

В первом часу я все-таки спохватилась, что завтра с утра занятия, а значит, надо выспаться. Легла, выключила свет, и тут словно другая лампочка зажглась. Иногда со мной такое бывало — говорила о чем-то, и это помогало сформулировать то, что раньше никак не давалось.

Я сказала, что и Костя, и Андрей были для меня слишком эмоциональными. Но, пожалуй, сформулировала не точно. Да, меня считали холодной, но я вовсе не была бесчувственной рыбой. Ключевое слово — «слишком». Костя засыпал меня комплиментами, красиво говорил о любви, дарил цветы и ненужные подарки, но при этом каждый пустяк превращал в драму. Если мы ссорились, это всегда был целый спектакль с непременным выяснением отношений. Хотя я и пыталась отмолчаться.

Андрей — тут было другое. Он старался докопаться до сути любого моего слова или поступка. И это его вечное «я за тебя беспокоюсь». Ну понятно, когда любят — всегда беспокоятся. Но неужели это должно быть так… душно? Возможно, для Инки нормально и естественно. Для меня — постоянная попытка взлома личного пространства.

И вот тут-то я поняла, что Никита с его вечным ехидством и молчаливой заботой — как глоток свежего воздуха. Ну да, он бесил меня своими подколками, но я не могла не оценить этого: ссылка на магазин, мандаринка, «поезжай осторожнее», «не хочу, чтобы твой сын остался сиротой», встретить и подвезти. Мелочи. Но именно то, что нужно мне.

Такое бывает?

Он опять пинал меня все занятие. Только подмигнул разок, пока никто не видел. Но теперь я не злилась. Наоборот — кивала и улыбалась про себя.

— Подойду, — сказал почти одними губами, когда отмечала прыжок.

В машине завела двигатель и ждала его. Увидела, опустила стекло.

— Габариты включи.

— Включены, — возмутилась я.

— Не горят, — Никита пожал плечами. — Выметайся.

— В смысле?

— Иди кофе попей. Наверно, контакт отошел. Я все сделаю. Ключ оставь.

— А ты умеешь? — не удержалась, вылезая из машины.

— Женщина, иди отсюда, не путайся под ногами. Через полчасика приходи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

«Я все сделаю»! Боже, такого точно не бывает. Или все-таки бывает?

Сидя в кафешке, я глупо улыбалась в чашку. Удивлялась себе. Напоминала себе же, что развелась месяц назад и надо думать о ребенке, а не о новых отношениях. Тут же возражала, что развод и ребенок — это не повод поставить на себе крест на всю оставшуюся жизнь. В итоге к концу растянувшейся на полчаса чашки две мои половины пришли к компромиссу: пусть все идет так, как идет.