Маркус Вольф. «Человек без лица» из Штази - Ноэль Воропаев

Однако этим дело не исчерпывалось. Для конфиденциального общения с Хонеккером руководство СДПГ использовало еще одного социал-демократического функционера высокого ранга – исполнительного секретаря центрального правления партии Х. Ю. Вишневского. Г. Венер видел в нем своего конкурента и отзывался о нем крайне неодобрительно в свойственной ему резкой манере.

И. А. Фадейкин, имевший благодаря информации из центра и беседам с Фалиным и Кеворковым достаточное представление о развитии советско-западногерманских переговоров, оценивая сведения, поступавшие от Венера и Вишневского, говорил мне, что западные немцы весьма умело используют эти каналы для нюансирования своих пожеланий и уточнения своих позиций: «Они разыгрывают партию для нескольких фортепьяно».

Один из визитов Вишневского в Берлин состоялся в канун принятия важного решения на советско-западногерманских переговорах, и мы были чрезвычайно заинтересованы в оценках сложившейся ситуации, – как их даст Вишневский на встрече со своим собеседником в ГДР. Указанная встреча состоялась в воскресенье. Утром, сопровождая И. А. Фадейкина, я явился к Э. Мильке. Министр сказал, что получит интересующую нас информацию только к вечеру. Он добавил, что не хочет портить воскресный день Фадейкину, и тот может быть свободен, а он вызовет меня. Вечером последовал вызов к министру, и я явился к нему.

Мильке, опираясь на свои черновые заметки, продиктовал мне подготовленный им текст сообщения. Затем, несмотря на поздний час, министр стал неторопливо расспрашивать меня о моих родителях. Я рассказал ему также о дедушке и бабушке, живущих в небольшом провинциальном городке. Он проявил интерес к их быту, и обнаружилось, что он хорошо владеет технологией обслуживания русской «машины для чая» – «den Samowar». Это был единственный случай, когда министр, при общении со мной, позволил себе разговор на отвлеченную тему.

Среди событий этого периода остался в памяти торжественный прием в феврале 1970 года, который состоялся в конференц-зале закрытого правительственного городка в Берлине-Панкове. Следует отметить, что отличительной чертой этого торжественного мероприятия была тщательная продуманность, в том числе с учетом социальных и нравственных аспектов. На приеме было объявлено об учреждении в ГДР звания «Почетный сотрудник государственной безопасности».

Предусматривалось, что ежегодно это почетное звание будет присваиваться не более чем десяти сотрудникам, и оно будет сопровождаться весьма солидным материальным поощрением. В числе первых награжденных были названы министр Э. Мильке, начальник ПГУ КГБ СССР А. М. Сахаровский и несколько авторитетных ветеранов МГБ. С большим воодушевлением было воспринято присвоение почетного звания младшему офицеру МГБ, проявившему стойкость и мужество после ареста в одной из африканских стран. Однако особенно большое впечатление произвело присвоение звания почетного сотрудника лейтенанту МГБ в отставке, старухе-пенсионерке, работавшей еще в системе Коминтерна.

Как я отмечал выше, во время работы под руководством И. А. Фадейкина мне доводилось встречаться с министром Э. Мильке довольно редко, в основном во время общественных мероприятий в МГБ ГДР.

Тем не менее в конце командировки мне пришлось сопровождать Фадейкина к Э. Мильке в качестве переводчика. Ему предстояла беседа с министром на острую и деликатную тему, а тот выразил недоверие его постоянному переводчику Когда мы вошли в кабинет Мильке, Фадейкин спросил его, указав на меня: «А этому Вы доверяете?». Министр ответил: «Этому доверяю. Этого я знал, когда он еще ходил в коротких штанишках». Реплика министра меня несколько уязвила, поскольку я считал, что в конце 50-х годов был вполне взрослым человеком и уже имел звание капитана.

В заключение я считаю необходимым опровергнуть приводимое В. Кеворковым в его книге «Тайный канал» утверждение о зависимости уполномоченного КГБ И. А. Фадейкина от министра Э. Мильке. Я имел достаточную возможность убедиться в обратном, почти ежедневно бывая в течение пяти лет на докладе у Ивана Анисимовича. Первый заместитель министра госбезопасности ГДР Бруно Беатер позднее говорил мне о нем: «Это был трудный партнер для Берлина и непростой подчиненный для Москвы».

Приложение 3. Отрывок из книги Геннадия Смолина «Русский цугцванг»[71]

Ich will Helm![72]

Магда Геббельс: «Своего мужа я, конечно, люблю, но мое чувство к Гитлеру сильнее, за него готова отдать жизнь…»

Несколько позже Маркус Вольф показал мне дом под Берлином, который, оказывается, купили Джонни и Инге вместе с участком – в тесном соседстве с летней резиденцией моих немецких коллег и друзей. Дом вскоре был перестроен по вкусу рационального янки. Джонни привез из США целый вагон американского хозяйственного оборудования и постепенно заполнил подсобные помещения своими бесчисленными приобретениями – самыми разными военными аксессуарами (радиотехникой, оружием, амуницией и другими предметами, которыми пользуются в армии и на флоте).

Из Америки Джонни регулярно писывал Маркусу письма, одно из которых Маркус Вольф показал мне.

«Я хочу выразить тебе благодарность за время, энергию и усилия, которые вы оба, ты и Анастасия, употребили для того, чтобы сделать наше пребывание в Берлине таким приятным. Это было действительно нечто особенное, для нас стало большим счастьем иметь таких сердечных друзей, которые, не считаясь со временем, познакомили нас с частью достойного уважения немецкого образа жизни. Без твоего личного и особого внимания нам никогда не удалось бы увидеть и одной десятой того, что перед нами открылось.

Я надеюсь, что смогу принять вас как своих гостей и дорогих друзей в моем доме в Квинсе.

Мне доставило бы большое удовольствие не только показать вам наш чудесный город Нью-Йорк, но и прекрасно провести вместе время в дружеской обстановке. Будем надеяться, что ваши проблемы вскоре останутся позади, а в твоей жизни вскоре настанут лучшие времена. Рядом с нами есть два сокровища, ведущих нас через бури и трудности, которые мы порой сами создаем себе. Наши жены – это самое лучшее, что у нас есть. Без них мы бы просто пропали.

Если я чем-то могу помочь тебе, звони мне как другу. Я воспринимаю дружбу, наряду со свободой, как важнейший фактор жизни. Я нашел цитату, о которой говорил тебе. Это из Роберта Бёрнса, и звучат слова поэта так: «Я думаю, ведь это чудесно, что мы будем братьями. Братья не должны любить друг друга. Братья должны знать друг друга и заботиться друг о друге. В этом все дело».

Еще раз большое спасибо за все, а больше всего – за сердечную дружбу.

Твой Джонни, Квинс, США».

Эта странная, скорее психологическая поддержка Джонни в непростых обстоятельствах, выпавших на долю Маркуса Вольфа и его жены, казалась мистически-загадочной. Мое сердце и сердце американца бились в унисон: мы переживали за судьбу нашего коллеги и друга Маркуса Вольфа, желали, чтобы у него все сложилось хорошо.

Это смутное время, которое корректнее всего назвать переворотом, изменило всю нашу жизнь. Во всяком случае, я знал, что пройдут годы, и я буду с благодарностью вспоминать бурные обстоятельства тех месяцев, потому что мне пришлось играть своеобразную роль коренника в этой тройке русского, немца и американца (правда, для янки я был и слыл контрразведчиком из БФФ). Хотя последующее наше общение было мимолетным и мы более уже не встречались втроем, я продолжал ощущать себя членом своеобразного экипажа, который мчался вперед, как русская птица-тройка…

В то время мы узнали много такого о судьбах и внутренней жизни каждого из нас, что в естественных условиях прошло бы незамеченным.

…Как-то, рассказывая о тяге Джонни ко всему тому, что было связано с Третьим Рейхом, Маркус Вольф поведал мне удивительную историю о своем отце Фридрихе Вольфе, происшедшую накануне Первой мировой войны…

Алекс признался, что поражался умению Вольфа-старшего создавать необыкновенные эссе о животных. Он мог часами слушать такие сказки и рассказы о животных, как «Рождественский гусь Августа» или его очаровательные истории о дельфинах, которые Фридрих Вольф рассказывал юному Маркусу и его брату. Поэтому отец Маркуса с удовольствием посмотрел в синематографе (а было это в 1912 году в Берлине) немой ролик Дуровых «Животные могут творить чудеса!» Вольф-старший был полностью покорен русскими дрессировщиками. Главный сюжет кинокартины раскручивался на вокзале, роли пассажиров играли разные зверушки. Впервые кинематограф показал знаменитую дуровскую железную дорогу, где кассир-обезьяна продает билеты, начальник станции – гусь – перед отправлением поезда звонит в колокол, носильщики-хорьки помогают везти багаж пассажиров. На платформе разворачивалось настоящее мелодраматическое действо: «рубаха-парень» фокстерьер Пик не успевает на поезд, в котором напыщенный сен-бернар Лорд увозит на «собачью ривьеру» свою племянницу, аристократку-болонку Мими…