Дорога соли - Джейн Джонсон

— Газель! — громко в унисон прокричали они и, хихикая, укатили прочь.

Хм, газель! Это непонятное мне оскорбление или комплимент? Да откуда ж мне знать. Я подумала, что это все-таки лучше, чем услышать что-нибудь вроде «корова» или «слониха», но все-таки…

Я огляделась и заметила, что некоторые мужчины, сидящие за ближайшими столиками, услышав их крик, повернули в мою сторону головы и рассмеялись. Другие просто лениво смотрели на меня черными блестящими глазами, и одному Богу было известно, что у них на уме. Я с облегчением увидела возвращающегося Таиба, который был не один. Вместе с ним шел человек в ярко-синей одежде, вышитой по краям золотом, и в необъятном черном тагельмусте. Они что-то горячо обсуждали. Гортанные слова вылетали из их уст, как из пулемета, оба яростно размахивали руками. Потом Таиб схватил своего собеседника за плечо. Я подумала, что все, сейчас они подерутся, но через мгновение увидела, что мужчины крепко обнялись и расхохотались. Тут я догадалась, что ничегошеньки не понимаю в культуре этих странных людей, не воспринимаю не только их языка, но и жестов.

Дойдя до машины, Таиб раскрыл дверцу и представил мне своего товарища:

— Знакомьтесь, это мой двоюродный брат Азаз.

Для членов одной семьи они совсем мало походили друг на друга. У Таиба были тонкие черты лица и красиво очерченный подбородок, в то время как Азаз оказался толстощек и носил усы как у Саддама Хусейна.

— Добро пожаловать к нам, добро пожаловать, — сказал он, энергично пожав мне руку. — Я говорю очень хороший английский, французский и немецкий тоже. Все туристы приходят ко мне посоветоваться. Очень жаль, что с вами случилось несчастье на Львиной Голове.

От удивления я раскрыла рот и довольно сердито спросила:

— Выходит, в Тафрауте все уже знают об этом?

— Да, — заверил он меня. — Все до единого знают про молодую англичанку в горах. Но мы очень рады, что наш Лев позаботился о вас и послал вам Таиба на помощь.

— Вообще-то я лишь наполовину англичанка. Мать у меня француженка.

— Вот и хорошо. Ваши друзья очень встревожились, когда не нашли вас, спустившись с нашего Льва.

— Так вы и про них знаете?

— Конечно! Я знаю про всех скалолазов, которые приезжают сюда. Много англичан! Я знаком с Джо Брауном, Крисом Бонингтоном,[49] с журналистами, которые пишут путеводители и статьи. Все они идут ко мне, я рассказываю им про наши горы и маршруты. Так что, конечно, я знаю ваших друзей Майлза, Ив и ее симпатичного мужа Джеза.

— Он ей не муж, — бросила я.

Азаза эта информация нисколько не шокировала. Напротив, он весело рассмеялся и всплеснул руками, пухленькими и мягкими ладошками, пальцы которых были унизаны какими-то необычными серебряными кольцами. Нет, это не руки скалолаза, отнюдь.

— Насчет этого мы тут придерживаемся широких взглядов. У нас нет строгих правил, — сказал Азаз. — В таком случае мы говорим, что он ее товарищ, очень близкий друг.

Азаз отступил назад. Краем глаза я заметила, что они с Таибом обменялись быстрыми взглядами и потом залезли в машину. Азаз устроился сзади, но высунулся так далеко, что вполне можно было считать, что он сидит впереди, рядом с нами. Они с Таибом снова разразились горячим диалогом на местном диалекте, совсем не заботясь о том, чтобы переводить для меня. Машина с ревом вырвалась за пределы города и помчалась по дороге, ведущей вверх по длинному склону холма по направлению к плато. В душе у меня сначала робко, потом все живее зашевелился страх. Куда это мы едем? Я ведь даже не помню названия деревеньки. Как, в случае чего, принять надлежащие меры предосторожности и послать Ив сообщение с координатами? Опять же, ведь я совсем не знаю Таиба, а этого его двоюродного брата и подавно. Вдруг они сейчас отвезут меня куда-нибудь к черту на кулички, сделают со мной что-нибудь ужасное, а тело мое бросят где-нибудь посреди пустыни на растерзание шакалам и стервятникам? Интересно, у них тут водятся стервятники? Я вспомнила про мужчин, сидящих за столиками уличного кафе, как они обменивались улыбками, когда меня дразнили мальчишки на велосипеде. Допустим, я пропаду. Неужели все они будут так же сидеть с непроницаемыми, пустыми лицами, похожими на стены их домов, за которыми таятся бог знает какие тайны, все знать и делать вид, будто ничего не произошло? Мол, мы ведать ничего не ведаем!

— Мне надо сообщить подруге, ее зовут Ив, куда я поехала, а то она будет беспокоиться, — сказала я, встревая в их болтовню.

— А зачем? — весело спросил Таиб. — Ведь и так все знают, что вы отправились с нами в Тиуаду. Там сегодня вечером будет праздник, фишта.

— Что-что?

Но они уже снова принялись за свою болтовню.

Так. Значит, Ти-вада. Или Ти-уада. Как это пишется? Я порылась в сумочке в поисках телефона, включила его и совсем уж было собралась набирать текст, как раздался громкий гудочек и на экране появился значок с конвертиком. Похоже, сообщение.

Я нажала на кнопочку и прочитала: «Местн. парни пригл. нас обед, в св. дер. Над. ты не прот! До встр. Ив».

Отлично. Только я хотела ответить, как сигнал мигнул и исчез. Что ж, так даже лучше.

— А что такое фишта? — спросила я, вклинившись в секундную паузу в разговоре.

— Un fête, праздник, вечеринка!

— Бо-ольша-ая вечеринка, — просиял Азаз. — Много музыкантов, все будут очень-очень счастливы. А мы с Таибом будем играть.

— Играть?

— На барабанах! На агвале и тамтаме, а Мохаммед принесет гангу…

Гангу? Не хотел ли он сказать «ганджу»?[50] Интересно, что это за вечеринка такая? Меня снова охватила паника.

— А где эти ваши барабаны? — решительно спросила я.

— Вон там, сзади, за спиной Азаза.

Я обернулась. За задним сиденьем видна была целая куча всякой всячины: одеяла, коробки, какой-то ящик. Гляди-ка, тут и вправду лежат каких-то два больших предмета, укрытых разноцветным ковром, хотя трудно сказать, барабаны ли это.

— А я думала, что мы едем просто заскочить на минутку к какой-то старушке, порасспросить ее про амулет и сразу назад.

Таиб повернул ко мне безмятежное лицо и заявил спокойно и вежливо:

— У нас в Марокко никто и никогда ни к кому не заскакивает на минутку. У нас издавна существует традиция гостеприимства. Так что приготовьтесь вкушать еду, пить чай и слушать музыку.

— Надолго все это? Мне надо пораньше вернуться в гостиницу.

— У вас будут занятия повеселей.

Густо покраснев, я уставилась на него. Я понимала, что веду себя грубо, нельзя так реагировать на столь искреннее приглашение. Я получила возможность увидеть подлинную жизнь народа Марокко, но не была к этому готова, чувствовала, что теряю над собой контроль, еще немного — и сорвусь. Я уж было хотела потребовать развернуться назад и отвезти меня обратно в Тафраут, но призадумалась. Что, в конце концов, меня там ждет? Буду сидеть на террасе гостиницы, далеко не пятизвездочной, и скучать на солнышке, пока оно не закатится, потом в одиночестве обедать в убогой столовой.

«Да черт возьми, Иззи! — выругала я себя. — Что это с тобой? Живи ты на полную катушку. Риск — благородное дело».

— Ладно, — сказала я. — Отлично.

— Вам очень понравится, — пообещал он.

Они с Азазом продолжили свою болтовню на грубоватом на слух и непонятном наречии. Берберский язык очень экспрессивен, в нем много гортанных звуков, порой похожих на кашель, которые, кажется, вырываются из самого низа гортани. Звучит он, как, впрочем, и всякий другой язык, которым ты не владеешь, грубо и даже агрессивно. А тут еще энергичная жестикуляция, сопровождающая самый простой и невинный разговор двух друзей или родственников. Чужаку начинает казаться, что собеседники спорят или даже ссорятся. Но я скоро привыкла, их беседа даже действовала на меня так же успокаивающе, как море с его величавым ритмическим шумом. Я уже не обращала на них внимания, любуясь пейзажами, пробегающими за окошком.

А они того стоили. Обширные пространства этой, казалось бы, непроходимой местности проплывали мимо, словно в широкоформатном кино. Что сулят мне эти необъятные просторы, что они таят, надежду или угрозу? У нас в Британии нет ничего, что могло бы сравниться с этим пустым раздольем, с его гигантскими масштабами. Равнина, по которой мы сейчас ехали, производила на меня огромное впечатление. То здесь, то там вздымались валуны невероятных размеров, которым природные стихии придали самые фантастические формы. Вот гриб пятиметровой высоты, ножку которого, некогда крепкую и толстую, обгрыз, как слизняк, песок, переносимый ветром. Вот величественная скала, похожая на высокую стопку толстых оладий. Вот остроконечные пики с торчащими выступами, напоминающими клювы хищных птиц. Множество округлых, живых форм, например припавший к земле заяц или спящая женщина, десятки башен, вырастающих из земли.