Краденое счастье - Елена Колядина

– Что значит – попрощаться? – раздраженно бросил Каллипигов. – Любовь Геннадьевна попросила привезти ей старую коляску.

– Люба жива? – с запинкой спросил Геннадий Павлович, ухватившись за рукав Каллипигова. – Я отец, Геннадий Павлович Зефиров.

– Жива-здорова, в настоящий момент принимает в своей палате визит одного из первых лиц государства, – казенно сообщил Каллипигов, размышляя про себя, заинтересован ли он в дружбе с родителями Зефировой.

– У Любушки сейчас Путин? – оторопела Надежда Клавдиевна.

– Без комментариев, – высокомерно бросил Каллипигов, решив пренебречь дружбой с Зефировыми. – Вы извините, мне нужно идти. Любовь Геннадьевна ждет коляску.

– Мы с вами, – простодушно сообщила Надежда Клавдиевна и поднялась с пола. – Хорошо как, что земляка встретили, да, Гена?

– Со мной, к сожалению, нельзя, – подхватил коляску Каллипигов. – Режим, сами понимаете! Вход сотрудникам Кремля и строго аккредитованным лицам.

И он энергично укатил к лифту.

– Гена, – шепотом спросила Надежда Клавдиевна. – Чего он сказал? Где кредитоваться?

– Откуда я знаю? – так же шепотом ответил Геннадий Павлович.

– Спроси у кого-нибудь, – сердито приказала Надежда Клавдиевна. – Отец ты или не отец?

Геннадий Павлович насупил брови, подошел к дежурной и, покосившись на двоих высоких мужчин в черных костюмах, с рациями в руках и крошечными наушниками, спросил:

– Я извиняюсь. Как бы нам аккредитоваться?

Дежурная поглядела на охрану и, нахмурившись, сказала:

– Подведете вы меня под монастырь…

– Уж очень вас просим! – прижал Геннадий Павлович руки к груди.

– Что с вами делать? – вздохнула дежурная. – Триста рублей давайте…

Геннадий Павлович представлял аккредитацию несколько иначе и оттого слегка замешкался. Но Надежда Клавдиевна торкнула его в бок.

И Зефиров вытащил из внутреннего кармана пиджака сотенные бумажки.

– Погодите вон там, на стульях в гардеробе. Путин сейчас уедет, так вас проведу. Дайте-ка я вас замкну временно. Уж вы там тихо!

– Гена, как ты думаешь, чего Владимир Владимирович там сейчас делает? – спросила Надежда Клавдиевна и, не дожидаясь ответа, предположила: – Вдруг кровь Любе отдает?

Геннадий Павлович страдальчески поморщился.

– Опять ты об этом? Слушать даже смешно.

– Хоть бы одним глазком глянуть, что там делается?

– Чует мое сердце, наша артистка Путину песни исполняет, – горделиво сообщил Геннадий Павлович.

И прислушался.

– …Христос-младенец в сад пришел, – выводила Любовь и глядела на лимонные облака за окном.

– Да она уже песни поет, – весело сказал знакомый голос.

Люба поглядела на дверь.

В дверях стоял Путин в накинутом на плечи халате.

Любовь замолчала.

И в тот же миг палата заполнилась людьми, с выражением хлеба-соли на лицах.

Люба успела с удивлением отметить, что известная ведущая, на экране высокая и фигуристая, в жизни оказалась крошечной и худенькой, как модно одетая синичка.

Вторым эшелоном вошли руководители госпиталя в бирюзовой экипировке. Последней протиснулась медсестра с огромной керамической вазой, украшенной надписью «С 60-летием!».

– Здравствуйте, Любовь Геннадьевна, – сказал Путин и, слегка склонив голову и приподняв одно плечо, со смущенной улыбкой подошел к Любе.

Люба второпях засунула руку под одеяло и одернула короткую больничную рубашку.

– Здравствуйте, Владимир… отчество из головы вылетело, – смешавшись, произнесла она.

– Владимирович, – подсказал Путин. – Фамилия – Путин.

Все засмеялись добрым смехом.

– Фамилию я помню, – сказала Люба.

И все еще раз засмеялись.

«Продолжительность встречи пятнадцать минут», – вежливо, но строго предупредили часы ВВП из-под правого рукава.

«Конечно, конечно, – согласилась Люба. – Я понимаю».

«Постарайтесь уложиться», – устало сказали часы Любе.

«Хорошо», – пообещала Любовь и поровнее улеглась на кровати, во все глаза уставившись на Путина.

Путин сжал одной рукой Любину правую ладонь, а второй хотел крепко пожать другую Любину руку, но увидел катетер в сгибе локтя и, нахмурившись, лишь дотронулся до кончиков пальцев.

– Спасибо вам, – растроганно произнесла Люба.

– Да за что же мне-то спасибо? – с виноватой улыбкой сказал Владимир Владимирович и с чувством обнял Любу за плечи и поцеловал в обе щеки. – Это я вас должен благодарить.

Халат с плеч президента свалился за спину.

Он подхватил его сзади.

В руках Путина вдруг оказался великолепный букет роз и лилий.

– Спасибо – слишком невыразительное слово для того чувства благодарности, которое я испытываю к вам, Любовь Геннадьевна, – без запинки сказал Владимир Владимирович и вручил цветы Любе.

Она лишь на мгновение успела прижать подарок к груди, как кто-то настойчиво принял букет из Любиных рук и водрузил на тумбочку.

Николай испытующе глядел в лицо гостя, ревниво пытаясь уловить признаки интимной связи Любы с Путиным.

– Как себя чувствуете? – спросил Путин Любу и улыбнулся.

– Абсолютно нормально. Ничегошеньки не болит. Даже удивительно.

«Беременностью интересуется, – смекнул Николай. – Как, мол, протекает, без осложнений?»

– Все необходимые лекарства есть? – обернулся Путин к докторам.

«Глядите, суки медицинские, наследника мне не уморите! – мысленно переводил Николай. – Чтоб все в полном объеме!»

– Да, – заверили доктора. – В наличии все необходимые медикаменты.

– Любовь Геннадьевна, зачем же вы так рисковали? – укоризненно сказал Путин.

– Все неожиданно произошло, – стала вспоминать Люба. – Я толком ничего не поняла. Вижу только, что Васютка прямо рядышком с тем стоял, который стрелял. Я кричу: Вася, беги!

– Вася – это кто? – поинтересовался Путин.

– Цыганенок-инвалид, сирота. Решила воспитывать, в музыкальную школу хочу записать. Правда, он ни читать, ни писать не умеет.

– Насчет Васи вы не волнуйтесь, считайте, он уже в школе. Попросим нашего министра образования подобрать музыкальное учебное заведение с полным содержанием.

– Правда? – обрадовалась Люба. – Как я вам благодарна! Так удачно в Кремле оказалась! Васютка будет музыке учиться. Но вы, пожалуйста, предупредите там директора, что играть он не сможет: у него руки с патологией, но петь будет!

– Предупрежу, – пообещал президент. И посетовал: – Для этого вовсе не надо было бросаться под пули.

– А как иначе? – доверительно сказала Люба. – Иначе инвалиду никак… Инвалидов ведь за полноценных людей не считают. От Васи все шарахаются, боятся. Ой, я вас-то не спросила: как вы? Перенервничали, наверное?