Красное колесо. Узел IV Апрель Семнадцатого - Александр Солженицын

Да надо же прежде уладить упрёки с переездом: заодно там, в Таврическом, пошли на заседание их мерзкого ИК. Понимая, что сам будет всех там раздражать – смиренно сел у стеночки, суфлёром, а вместо себя выдвинул говорить: Зиновьева – и Зурабова. (Зурабов через Германию с нами не ехал, он только из Стокгольма, но очень зол на Милюкова за задержку паспорта в Копенгагене, и эта злость его весьма продуктивна. Наша уязвимость, что нам нигде не отказали в визе, а вот Зурабову отказали!) Сразу взяли атакующий тон: не оправдываться, но наседать на ИК, чтобы тот давил на Временное правительство пропускать и следующие эмигрантские группы через Германию! – и освободить нас всех от буржуазной клеветы! И, по сути, на ИК одержали победу: ИК не только не посмел осудить переезд ни единой фразой, но постановил: добиваться от Временного правительства пропуска всех эмигрантов, независимо от убеждений! И на Контактной комиссии с правительством они уклонились обсуждать переезд – победа! Теперь ИК взят в прикрытие, если не в союзники, они замазаны вместе с нами. (А больше и ноги Ленина там не будет, больше с ними делать нечего.) А взято на ИК – взято и в „Известиях”, согласились напечатать „Как мы доехали” – приняты в общесоветской прессе, ещё победа! Ещё раз козырь: план предложил – Мартов! Временное правительство не отвечало на наши телеграммы. (А если не дошли – так мы не виноваты.) Честный социалист-интернационалист Фриц Платтен взял дело в свои руки. Экстерриториальный вагон. (Русская буржуазная пресса для оскорбления стала называть его „пломбированным” – отлично, нам подходит, тем более, значит, не было сговора с немцами.) Протокол одобрения подписан социалистами французскими, швейцарскими, польским Вронским, теперь и шведскими. И сказали нам эти товарищи интернационалисты: „Если бы Карл Либкнехт был сейчас в России – Милюков охотно выпустил бы его в Германию! Так ваше дело – ехать в Россию и бороться там с германским и русским империализмами!” И мы думаем, что эти товарищи правы.

И несколько отвлекающих шагов: а вот Чернов ехал через Англию – его сперва завернули. Виноваты вместе английское и Временное правительство, что мешают эмигрантам возвращаться, – союзники действуют по спискам старых охранников! Теперь мы требуем в обмен на нас освободить интернированных немцев. Ещё требуем: возмещения убытков нашего переезда, совершённого за наш счёт! Да вот и ещё: а почему никакие газеты левее „Речи” не проходят за границу?

Начало сошло просто архиотлично, и уже вздумал Ленин, что с переездом вообще кончено, спешим к другим революционным делам. Куда там! – только разгоралась в буржуазной печати, а затем и на улице, закинута в рабочие и солдатские головы – злобная мутная помойная клевета против ленинской группы, – и не удивительно, что травлю повела вся шовинистическая великорусская шваль, но к ним присоединились и бешено-клеветнически-грязные, погромом пахнущие приёмы Плеханова. (Плеханову отомстим: „Продался буржуазии, перешёл на сторону капиталистов”, посмотрим, чей крик будет звонче. „Продался немцам” потонет, если вытягивать интернационализм, а союза с буржуазией не простят.) Но и эсеровское „Дело народа” изрыгало вместе со всеми – „политическое бесчестье”, „политическая бестактность”, эти могли бы воздержаться. Но дело, конечно, не в этих горе-социалистах, важно не упустить мозги масс. Вот уже и какая-то мелюзга, 4-й там фронтовой санитарный отряд, требует публичного расследования обстоятельств, при которых было организовано путешествие Ленина. А вот этих – поддержать: честный голос в хоре клеветников! Да, да! Мы сразу и вступили на этот честный путь честных людей – сделали доклад о проезде Исполнительному Комитету, – зачем же теперь, товарищи из 4-го передового отряда, вы спешите клеймить проехавших „предателями”? Да, да, и мы этого хотим: публичного наконец расследования! И немедленно – дать его! минуя всю продажную прессу – прямо к головам масс – „Воззвание к солдатам и матросам” (писал вчера, кончил сегодня). Газеты капиталистов бесстыдно лгут, намекая, будто мы пользовались какими-либо необычными подачками от германского правительства. Капиталисты лгут, пуская слухи, что мы совещались в Стокгольме с германскими социалистами, что мы – за отдельный мир с немцами! Мы хотим мира всех народов через победу рабочихвсех стран над капиталистами всех стран! Но почему же эмигранты, томящиеся за границей из-за их борьбы против царя, не вправе без правительства договориться об обмене русских на немцев? А почему Милюков не пустил в Россию Платтена? Дошли до такого бесстыдства, что ни одна газета не перепечатала из „Известий” – „Как мы доехали”. Потому что наш доклад разоблачает обманщиков! А плехановская газета как смеет не перепечатать постановление Исполнительного Комитета? Это – анархическое неуважение к выборным большинства солдат! И это – бесчестный приём погромщика! Был когда-то Плеханов социалистом, а теперь изобличён в погромных приёмах!

Некрасов публично намекнул, что „с Каменноостровского раздаётся проповедь насилия”, – сейчас же ему в „Правде”: „Господин министр предпочитает тёмные намёки, вы лжёте! проповедь насилия ведёт Гучков, грозя карами за смещение властей, а наша работа – разъяснение всех ошибок революционно-оборонческого угара.”

Ни минуты в обороне! – всё время атаковать! Отрицать и клеймить на 100%. Отпугивать ярлыками! Так замазать им морду, чтоб им не отмыться!

Пусть все клянут хором! – сенсация! – а это и надо! Ленин и хотел произвести среди них смятение.

Но как бы не так! Эти рыцари вонючей клеветы, особенно из „Русской воли”, разожгли в обывателях такую звериную злобу к ленинцам, что уже не обойдёшься одной порядочной печатной полемикой. Солдаты Московского батальона хотели громить издательство „Правды”. Затем донеслось, что в Волынском батальоне хотят арестовать Ленина, потом захотели того же где-то матросы (а те, кто встречали на Финляндском вокзале, отреклись, что не знали, кого встречали). Пришлось снова просить защиты у Исполнительного Комитета. Эти три заговора – успели разрушить, но ведь не знаешь, где и когда возникнет четвёртый. А что ж? придёт большой отряд – и легко штурмуют дом Кшесинской. Схватят – и разорвут, ничего мудрого, ведь при этом правительстве от закона не дождёшься защиты. А что особенно опасно: как бы не бросили снаружи в особняк бомбу – и погребут сразу тридцать человек! Надо добиться от Совета защиты особняка! И вот что: установить самим круглосуточные наружные посты, от бомбы мы особенно уязвимы.

(Так и задумаешься: да чёрт раздери! может быть таки не надо было ехать через Германию? Ожидал демократической тюрьмы, но не ждал, что натравят чёрную сотню. Выиграл месяц? или только две недели? А с другой стороны подводные лодки?… Зато – ни к чему не опоздал, всё вовремя, и вот уже живительные денежки потекли через Ганецкого, послезавтра начинаем „Солдатскую правду”, и начинаем „Голос правды” в Кронштадте.)

Но, караул, как защититься от прямого погрома? Срочней писать ещё другое воззвание: Против погромщиков! Опять – к рабочим, к солдатам, да даже ко всему населению Петрограда. Мы обращаемся к чести революционных рабочих и солдат. Вожди Совета нас оправдали, а они не могли действовать из кумовства нам. Долой героев травли и обмана, скрывающих постановление Исполнительного Комитета! Они осмеливаются не перепечатать „Как мы доехали” из „Известий”, а хотят посеять смуту. Обмен между русскими и немцами для богатых людей устраивали не раз – почему же нельзя устроить обмен для эмигрантов? Мы стоим вовсе не за насилие, а за разъяснение и уважение к Совету Рабочих и Солдатских Депутатов. Мы хотим разъяснить членам Советов, что в руках Советов должна находиться вся власть. Имеем сообщения об угрозах нам насилием и бомбой. Если будет применено к нам насилие – мы возлагаем ответственность на редакторов „Русской воли”, „Речи” и „Единства”! – а газета Керенского „Дело народа” (демократы, у которых проснулась совесть демократов) уже назвала их погромщиками. Мир революционной демократии поддержал нас в спокойной, выдержанной и достойной форме. Товарищи солдаты и рабочие! Вы не позволите омрачить свободу народа погромами!…

В воззвании, в листовке выразиться легче, пишешь как упрощённую статью. Но сейчас создалась неповторимая обстановка, когда и можно, и надо, и почти неизбежно – обращаться прямо голосом к массам. А ещё с Пятого года к тому осталась какая-то щемливая неуверенность, Ленин выступал тогда мало и перед малыми собраниями. Но надо преодолеть себя! Поехали с Зиновьевым в Измайловский батальон, а на послезавтра поспешил согласиться в Гренадерский. Но в Измайловском испытал, по сути, фиаско: как поднялся, окружённый сотнями этих солдат (с балкона Кшесинской другое, спиной ощущаешь поддержку своих), – и лица тупые, не привыкшие ни к терминологии, ни к дискуссиям, – как им говорить? Не о чём, он повторял свои тезисы и статьи в „Правде”, – но как? Он произносил фразу за фразой о международном империализме, капитализме – и не видел никакого отзыва на лицах. И пытаясь прорвать пелену – невольно назвал Вильгельма коронованным разбойником, как ещё ни разу с приезда (и как было тактически несвоевременно, о Германии лучше пока помалкивать), и отмежевался от немедленного мира во что бы то ни стало: большевики так не призывают. А вот: немедленно свергать Временное правительство! вооружённый поголовно народ – вот кто установит необходимый порядок! – Но и это не увлекло толпу. – Так: немедленно захватывать помещичьи земли! Никому не доверяйте, полагайтесь только на свой опыт – и тогда Россия твёрдыми шагами пойдёт к освобождению всего человечества!