Девять дней в июле (сборник) - Наталья Волнистая

– Я не понимаю, у них что, филиал художественного музея?! За два месяца переехала бы целая Третьяковка! – выплатив квартирной хозяйке за еще один месяц, вконец озверела я.

Давид как-то странно на меня посмотрел.

– Ну вот что, мы переедем, а они пусть убираются, – я проявила крутой норов.

…Представшая моему взору картина без комментариев объяснила чудесное несоответствие цены и престижа.

Квартировладелец был эстет. Он поклонялся готике и декадансу с уклоном в бомжатник.

– Вы знаете, я философ, – с воодушевлением распинался он передо мной уже битый час, и в глазах проходившей мимо супруги философа я увидела явственное желание его прирезать.

Квартира представляла собой нечто среднее между избушкой сибирского охотника и хранилищем уездного краеведческого музея.

По всему дому в стены были вколочены полуметровые дюбеля с устрашающими шляпками, служившие для демонстрации висящих на шпагатах рыбьих пузырей.

– Это все поймано мною, – блестя глазами, гордился квартировладелец, и я в тоске отпрянула, решив, что он помешанный.

Не буду заострять внимание на бесчисленных вязанках сухих листьев, причудливых деревяшках и побитых молью шкурах на закопченных стенах.

Кроме того, хозяин перегородил комнаты собственноручно изготовленными фрагментами деревенских плетней из ивовых прутьев. Последователь Диогена начал даже плести что-то вроде бочки – отсиживаться без жены, но тут как раз мы и подоспели.

В первую ночь в как бы уже моей квартире я узнала о ней много нового.

Унитаз совершенно очевидно принадлежал еще Александру Македонскому, потому что больше ни за каким хреном держать его в доме резона не было.

После употребления и нажатия рычажка он вздрогнул, затравленно оглянулся, потом начал вибрировать, злобно надуваться и выпучивать глаза и с утробным воем выплюнул содержимое фонтаном обратно. Отбежать я не успела.

– Мы же все равно ремонт будем делать! – прикрываясь годовалым Сандриком, пытался увильнуть от моего леденящего взгляда супруг.

Отложив разборки на потом, я пошла отмываться от последствий истерики унитаза Македонского.

Ванная оказалась размером с детский пенал. Возможно, именно в таком месте Раскольникова и посетили мысли о старухе-процентщице.

Лично я, как тварь дрожащая, поседела пучками, ибо ремонт предстояло сделать еще не скоро, а как здесь жить – это вопрос к школе экстремалов.

Самое ужасное все-таки было в зале.

Там висела копия знаменитой картины «Юдифь и Олоферн», на которой славная дочь иудейского народа попирает изящной ножкой отрубленную голову болвана-римлянина. Размер точь-в-точь как у оригинала – почти на всю стену. Там кровищи полно, и голова эта прямо на уровне глаз в натуральный размер… в первую ночь спал только Сандрик.

– То-то у них дети такие затравленные, – колотясь в ужасе, бормотала я.

– Сегодня мы забираем картину, – суетился наутро хозяин-философ, вызвав во мне проблеск признательности.

С «Юдифи» соскользнуло и мягко упало на пол толстое серое одеяло пыли, конгруэнтное шедевру.

– Лет сорок собирали небось, – восхитился Дато.

Следующие два дня развинчивали керамическую люстру: я чуть не помешалась, пока они заворачивали каждую бирюльку в отдельную бумажку и уносили, как родезийские алмазы, в специальных коробочках.

При дневном свете я увидела еще кое-что, и радости мне увиденное не добавило: стена в спальне была косая и образовывала острый угол, так что при входе в комнату у меня начиналось пространственное смещение в черепушке.

Если бы мне попался архитектор этого дома, я бы взяла его ледяными пальцами за шею и тюкала бы головой об эту косую стену до тех пор, пока бы он не начал наизусть цитировать труды Ле Корбюзье. Но скорее всего, он не мне одной так насолил, и его отправили в лучший мир заблаговременно.

– Понимаете, тут рядом стоял частный дом. И архитектору не разрешили сделать ровную стену, – жизнерадостно объяснил хозяин.

Я посмотрела на Давида, он посмотрел в пол.

– А зато у нас есть чудесный закуточек, – позвал меня хозяин, безумно блестя глазами, и, прихватив нож, я пошла за его манящими пальцами куда-то на балкон.

Закуточек представлял собой коридор между стенами нашего и соседнего домов.

– Мы можем стену передвинуть и выровнять, – заискивающе пискнул сзади Дато.

– Это же брандмауэр, – мягко блеснула я эрудицией, воображая супруга на месте архитектора-недоучки. Он на всякий случай отодвинулся и кивком предложил послушать безумные речи домовладельца.

– …у меня тут и собаки были, и куры, и индюшки, – мечтательно глядя в бетонный коридор, заливался тот. – А один раз и корову поднял на пятый этаж – как я люблю природу!

Икнув, я оглянулась в поисках путей к отступлению и увидела в балконной двери жену философа.

– Машина ждет, – лаконично бросила она, и философ засеменил выгружать свой скарб.

– Между прочим, ты от него не многим отличаешься, – заметил Давид, провожая взглядом домовладельца. – Тоже… философ. И природу любишь.

Поразмышляв над сказанным, я решила, что не буду превращать квартиру в филиал национального парка: в конце концов, любая страсть к природе меркнет перед необходимостью сохранить мужа в добром здравии…

Домовладелец ходил к нам еще полгода. Каждый раз он забирал еще один гвоздь или палку, унося их с причитаниями, словно реликвии племени майя.

– Детка, признайтесь, вы точно купили эту квартиру? – остановила меня престарелая соседка с первого этажа.

– А что?! – напугалась я.

– Мы так рады, что избавились от этой чумы! Он воровал из подвала компоты!!! Умоляю вас, не пускайте его в дом – это страшный человек…

Она не соврала: в один прекрасный день бывший хозяин чуть не сделал меня заикой, возникнув в доме волшебным образом прямо с балкона: он проник в квартиру с чердака, под предлогом, что там лежат дорогие его сердцу доски.

– Придется его побить, – рассвирепел Давид, представив, как его жену, выходящую из душа в одном полотенце, пугает жуликоватый философ.

Я поступила разумнее: наглухо задраив все подступы к дому, собрала все его шпунтики и заклепочки в одну сумку и выставила на лестницу.

– Еще один визит, и я позвоню вашей жене, – сказала я и захлопнула дверь.

ГРУЗИНСКАЯ СВЕКРОВЬ

Семейный эпизод: разделываю холодную курицу.

Кормилец наблюдает, комментирует:

– Как это ты красиво режешь, куски почти одинаковые по размеру!

– Это мама научила – резать по суставам, мышцам и правилам анатомии.

– А потом ты невесток научишь!

Молчу, обдумываю и очень ядовито заявляю:

– Если их мать не научила, то мне там делать нечего!

Кормилец, осуждающе:

– Такая маленькая, а уже свекровь!

Не беру на себя смелость утверждать, что грузинская свекровь такое уж эксклюзивное явление, но кое-какие наблюдения позволяют сказать со всей уверенностью – таковое явление существует в природе. Грузинская свекровь – особенная.

Общие видовые черты для всех представителей этого вида можно вынести за скобки.

Грузинская свекровь рождается в то же мгновение, когда женщина узнает, что у нее – мальчик.

Сын!

Неважно, случилось это в момент УЗИ, или уже непосредственно в родовом блоке, или после выхода из наркоза сюрпризом – весть о том, что она родила мальчика, волшебным образом преображает мир навсегда.

Конечно, дело не в степени радости. Может быть, радость от рождения дочери даже больше и нежнее, но – грузинские матери дочерей всегда немного жалеют, а сыновьями начинают гордиться в момент – см. выше.

Во-первых, статус внутри семьи и в окрестностях теперь утвержден железобетонно, и рожать придется максимум еще раз – да и уже все равно, дальше пусть родится хоть три девочки разом.

Во-вторых – она теперь не просто женщина, а мать завидного жениха.

Этот момент не обсуждается вообще: если у грузинской женщины родился сын, значит, родился Александр Македонский, Альберт Эйнштейн и Джонни Депп в одном флаконе; отсюда следует, что – все женщины мира нацелились, стервы, чтобы его прибрать к рукам.

Кстати, всех знаменитых я перечислила, адаптировав к мировым стандартам, а грузинская мать может видеть в своем божественном сыне – Давида Агмашенебели, Гию Двали и – все-таки Джонни Деппа. У нас красавцев пруд пруди, а надо, чтобы был еще и всемирный суперлюбимчик.

Таким образом, грузинской матери дается шанс отомстить всему миру шантажом – у нее теперь есть ценность, на которую все будут покушаться. А она – его единоличная владелица. Вот так-то.

Дальше все более-менее как у людей: любая девочка в радиусе видимости рассматривается как возможная претендентка на сердце монаршего отпрыска.

Современные девицы для грузинской матери становятся архетипом навроде Елены Троянской: дура дурой, и красота очень сомнительная, если уж начистоту. А проблем от нее – на десять лет войны!!