Кукиш с икоркой - Елена Логунова

Меня буреночная тема ничуть не заинтересовала. Я критически рассматривала этикетку, налепленную на палку сухой колбасы. Это изделие местного мясокомбината носило подозрительное название «Солями», и я сосредоточенно изучала информацию о составе колбаски, надеясь выяснить, какими именно солями она богата. Очень хотелось надеяться, что не солями тяжелых металлов!

Однако именно информация продавщицы из мясного ларька вывела нас на финишную прямую и позволила благополучно завершить поиски улицы Березовой. Это и впрямь был конец города, самая окраина. Дом номер три оказался покосившейся саманной сараюшкой, прохудившаяся шиферная крыша которого уже была в пути: она сползла набок, как ухарски заломленная треуголка, и опиралась на старую грушу, точно старуха на клюку. Домишко производил впечатление необитаемого и заброшенного.

– М-да, шикарный особняк! – критически молвила Ирка, заглянув в замусоренный двор поверх покривившегося заборчика.

– Эй! Че надо-ть? – Со стороны соседнего двора послышался встревоженный голос.

Я повернула голову к сооружению, о котором его обитатели могли с полным правом говорить: «Моя хата с краю». Сразу за огородом дома номер один начинались овраги и буераки, в отдалении превращающиеся в бескрайнее кукурузное поле.

– Хто такие? – строго спросило существо неопределенного пола и возраста, облаченное в линялые «трикошки» и грязную тельняшку.

Прелестное создание стояло за провисшей оградой из ржавой металлической сетки в гордой позе революционного матроса, подставляющего грудь под вражеский выстрел. Наличие какой-то груди позволяло угадать в пьяном матросе женщину. Опухшая физиономия, мешки под глазами и цепкий вороватый взгляд выдавали алкоголичку со стажем. В данный момент дама была относительно трезва, и это помогло мне найти безошибочную линию поведения.

– Соседей ваших ищем, – громко сказала я, вдоль дощатого забора перемещаясь поближе к выжидательно застывшей морячке в тельняшке.

– Петровых, что ли? – прищурилась мадам. – А на кой они вам?

– Хотим знать, где они, кто они, как, когда и почему, – ответила я, издали показав морячке сторублевку из числа своих сыщицких денег на расходы.

– Это мне? – Баба облизнулась и протянула поверх заборной сетки грязную ладонь. Рука дрожала.

– Рассказывайте, – велела я, не спеша опустить купюру в протянутую руку. – Все, что знаете о Петровых.

– Дык я ить много знаю! – задергалась баба. – Чай, двадцать лет бок о бок прожили!

Я положила сторублевку в подергивающийся ковшик грязной ладони и подвесила в воздухе перед мутными глазами собеседницы вторую купюру:

– Больше расскажете – больше получите!

– Да я завсегда! – обрадовалась и засуетилась баба. – Вы заходите, заходите во двор! Толкайте калитку, она не заперта. Я только в ларек сгоняю и сразу сядем разговаривать. За стол сядем, че мы, не люди?

Она поддернула сползающие штаны и наладилась шмыгнуть в калитку, но молчаливая Ирка своим могучим телом преградила ей путь.

– Ирка, локомоторс пойло! – вполголоса повелела я подруге.

– В ларек я сама сгоняю, не беспокойтесь, – грозным басом сказала подруга, безропотно подчиняясь моему заклятию транспортировки.

Она бесцеремонно вынула из чумазой лапки морячки мой первый стольник и любезно поинтересовалась:

– Что дама пьет?

– Так беленькую же, – подобострастно хихикнула дама.

– Беленькую так беленькую, – обронила Ирка, выходя со двора.

Я проводила взглядом отъезжающую «шестерку» и повернулась к поникшей хозяйке:

– Присядем? – жестом я указала на деревянный стол, вкопанный в садочке под яблоней.

Серый древесный ствол вырастал из пригорка, затянутого сорной травушкой-муравушкой и самопроизвольно выросшими вьюнками, так что этот уголок двора выглядел вполне симпатично. А длинный штабель серых от вековой грязи и пыли пустых бутылок, если смотреть на него с сильным прищуром, мог с натяжкой сойти за поленницу дровишек.

Я подумала, что хозяйка домовладения в кругу выпивох может считаться зажиточной дамой: вон у нее сколько ценной стеклотары! Только пункта приема бутылок, наверное, поблизости нет, вот и скопилось у морячки целое состояние в пустых поллитровках!

– Самая надежная валюта! – похвасталась баба, перехватив мой взгляд. – Доллар скачет туда-сюда, ровно блоха, рубль все обесценивается, а пустой пузырь завсегда в цене!

– И потому пузырь пустой гораздо выше ценится, – поддакнула я, слегка переврав песенку мультипликационного Винни-Пуха.

Между прочим мне подумалось, что не зря Ильич, памятник которому стоит на центральной площади городка, утверждал, будто кухарка может управлять государством. Наверное, не всяким государством, но нашим уж точно! Почему нет, если у нас запойная алкоголичка в вопросах котировки ценностей может дать фору всей валютной бирже!

– Ну, начнем беседу? – повторила я.

– Че, и горло не промочим? – оскорбилась баба. – Не, так не пойдет! Че я, гостей нормально принимать не умею, че ли!

Обшарпанный столик был пуст и чист, а потому вполне устраивал меня в качестве гостиной, а что до нормального приема, то пить и есть тут мне совсем не хотелось. Особенно не хотелось пить водку, бутылку которой буквально через пяток минут доставила Ирка.

– Че, только один пузырь? – огорчилась морячка.

Она уже успела сообщить мне, что ее зовут Веркой.

– Напузыритесь после нашего ухода, – утешила ее Ирка, широким жестом выставляя на деревянный стол непочатую бутылку и одинокий пластиковый стаканчик.

– Эх, ладно! – Баба потерла руки. – Щас стопки притараню!

– Не надо стопки, мы не будем пить! – поспешила сказать я.

– Че это? – гостеприимная Верка обиделась до слез.

– Мы за рулем.

– Обе за одним? – съязвила Верка.

Ирка открыла рот, но я ее опередила:

– Я за рулем, а ей пить нельзя, она беременная!

Ирка при таком беспардонном вранье с лязгом захлопнула челюсти.

– Че, тоже без мужа? – сочувственно спросила Верка.

Она ловко открыла бутылку и набулькала полный стакан водки.

– А кто еще без мужа? – быстро спросила я, крепко наступив на ногу багровеющей Ирке.

– Дак и я без мужа родила троих, и Людка Петрова тоже! Ну, вздрогнем! – Верка лихо опрокинула стакан, а мы с Иркой, как было велено, вздрогнули и поморщились.

Дальше беседа пошла без запинок, только с небольшими паузами, которые нужны были Верке, чтобы не терять красноречия. Из ее рассказа мы узнали много нового и интересного.

Алла Даниловна Петрова воспитывала дочку одна, без мужа, который ушел от нее к другой женщине, когда Людочка еще пешком под стол ходила. Денег в семье всегда было мало, но Алла Даниловна держалась достойно, на судьбу не плакалась, водкой горе не заливала, помощи ни у кого не просила. Людочка одевалась «бедненько, но прилично», однако в любом возрасте и в любых нарядах смотрелась замечательно, потому как с детства росла красавицей, да и дурочкой не была. В школе девочка училась хорошо, но дать ей достойное образование Алла Даниловна не смогла. Об институте без денег и речи быть не могло, нужно было получать профессию, с которой можно заработать верный кусок хлеба. После девятого класса Людочка пошла в медучилище, выучилась на медсестру и стала работать в санатории-профилактории, принадлежащем местному мясокомбинату. Путевки в это заведение получали не все члены трудового коллектива, но руководство отдыхало в комфортабельных номерах и грелось в сауне регулярно. Красавица Людочка познакомилась с главной бухгалтершей предприятия, милыми манерами и скромностью приглянулась капризной тетке, и та познакомила ее со своим племянником Дёмочкой.

Дёмочке было двадцать три года, он уже успел с отличием закончить Технологический университет, отлично разбирался в компьютерах, но ничего не понимал в девушках и совершенно не умел с ними знакомиться. У Дёмочки еще никогда не случалось романов, и в красавицу Людочку он влюбился мгновенно и безоглядно. У парня была собственная квартира – однокомнатная, но хорошая, не то что развалюха, в которой Людочка жила с мамой. Еще у Дёмочки было перспективное будущее. Людочка оценила все плюсы и вышла за Дёмочку замуж.

Однако счастливая жизнь молодоженов была недолгой. Через полгода после свадьбы Дёмочка случайно узнал, что жена ему изменяет, и воспринял это как конец света. Впечатлительный юноша свил из первых попавшихся под руку компьютерных проводов тугую петлю и повесился на люстре, оставив изменнице густо закапанное слезами обличительное письмо.

Людочкин однокомнатный рай мгновенно превратился в ад. Родственники несчастного Дёмочки взашей вытолкали ее из квартиры и вдобавок ославили на весь район как распутную мерзавку, из-за которой лишил себя жизни хороший парень. Тот факт, что мерзавка к этому времени уже была глубоко беременна, ничего не изменил. Признать ребенка гулящей бабы своим внуком убитые горем родители Дёмочки отказались наотрез. Людочка вынуждена была вернуться в мамин домишко. Работу она оставила, денег у нее не было, а вскоре родился Андрюша.